Михаил Алёшин — об уходе из IndyCar и низкой зрелищности Формулы-1

Американский этап карьеры IndyCar Михаила Алёшина закончился противоречиво. После достойного дебютного сезона и сильной второй половины чемпионата-2016 россиянин и его команда SPM досрочно расстались по ходу сезона-2017. Алёшин сосредоточился на помощи программе SMP Racing в работе над новым прототипом класса LMP1, а мы в беседе с гонщиком попробовали разобраться, что всё-таки произошло. Попутно обсудили много интересного. «Никаких сожалений об уходе из IndyCar» — Михаил, мы с вами встретились в дни финального этапа IndyCar. То, что вы сейчас в Москве, а не в Сономе, не вызывает сожалений? — Нет, это пройденный этап. Сожаления возникли, когда стало понятно, что невозможно будет добиться каких-то значимых для нас результатов — по ряду причин. А потом, уже когда мы совместно с программой SMP Racing приняли решение, что надо переключаться на более актуальные вещи, то есть на подготовку нового прототипа BR1, то вообще — никаких сожалений. Это решение далось легко — учитывая, каким непростым был этот сезон. — Но вы продолжаете следить за серией? — Конечно. Интересно же. Во-первых, там до последнего этапа было непонятно, кто выигрывает. IndyCar есть IndyCar: пять претендентов на титул перед последней гонкой. Вот как должен выглядеть автоспорт! — В Формуле-1 такое редко бывает. — В этом году хоть какая-то борьба намечается. Феттель с Хэмилтоном – уже хорошо. Ну, каждому своё. — Когда вы видите другого пилота за рулём «своей» машины SPM, у вас не возникает ревности? Или дополнительного интереса? — Никаких чувств нет. Машина-то не моя, я просто на ней ездил. Я очень спокойно отношусь к тому, что сейчас в ней сидит другой пилот. — Но для вашей репутации как пилота хорошо, что заменивший вас гонщик не выстрелил? Это лишний раз показывает, что проблема вряд ли была в вас? — Моя репутация уже не раз доказана всем, кому нужно было. А кто сомневается, может просто посмотреть, например, «Википедию». Вот честно: мне это не важно. Главное, чтобы все были живы-здоровы. Хотя друзья там остались: со многими общаюсь. Но не на тему гонок — такое общечеловеческое общение. — Вы сказали, что уже по ходу сезона стало ясно: высоких результатов не будет. К осознанию этого шли долго или щёлкнуло в один момент? — Было много факторов — не буду говорить каких. Но люди, смотревшие мои гонки, всё прекрасно понимают. — Ясно, что вы не хотите копаться в грязном белье и так далее. Но какие-то детали можете раскрыть, которые никого не обидят? — Я ничего не буду говорить: эта кухня не всегда должна быть открытой. Всё, что я вам бы рассказал, будет, как вы правильно выразились, выглядеть «выносом белья». Я вообще человек отходчивый, достаточно прагматичный в плане работы. Могу сказать, что сейчас всё моё внимание сконцентрировано на прототипе BR Engineering. «Мемуары? Да из меня писатель...» — Мы помним сильную концовку прошлого сезона: подиум, упущенная не по вашей вине победа. Все ждали в этом году более-менее продолжения тех результатов. От чего такая разница? В команде произошли какие-то серьёзные перестановки? — Команда — такой достаточно сложный, многоступенчатый организм, в котором каждая составляющая должна работать как надо. Если одна составляющая не работает, механизм разваливается. А если не работает много, то понятно, что происходит. Мне сложно ответить на этот вопрос, оставаясь максимально политкорректным. Но если кого-то интересует, что, как и почему, надо просто посмотреть несколько гонок этого сезона — и всё станет понятно. — Была непонятная ситуация, когда вы пропустили одну гонку. Команда говорила, что вам нужно взять паузу, отдохнуть. Вы сами это чувствовали? Или, опять же, это были политкорректные слова? — Тогда нужно было так сделать. — Может быть, когда-нибудь в мемуарах расскажете? — Нет, книгу не хочу писать. Хотя, кстати, многие просят! Но из меня писатель… Может, когда-нибудь на старости лет буду сидеть в саду с седой или лысой головой и что-нибудь придумаю! — Вернёмся к IndyCar. Были в этом году какие-то моменты, которые всё-таки вас порадовали? — Я стараюсь концентрировать внимание именно на хорошем. Например, было круто в Техасе, пока Канаан не прибрал нас вместе с Хинчклиффом. Машина была очень конкурентоспособная: если бы не эта авария, думаю, мы с ним приехали бы в пятёрке – сто процентов. А может, и выше. Само собой, круто было на «Инди-500» — пока мне в бок не приехал Карпентер. На той же «Инди-500» я поймал машину после заноса — на свой день рождения подарок сам себе сделал! — Вспоминается Айова, где вы здорово смотрелись и в квалификации, и по ходу гонки: до аварии шли третьим-четвёртым. Как думаете, если бы удалось довести дело до конца, всё ещё могло бы пойти по-другому? Или это осталось бы вспышкой? — Довести дело до конца было практически невозможно. У машины была безумная избыточная поворачиваемость, и в таких условиях на овале ты рано или поздно окажешься в стене. Это факт. Если у тебя недостаточная поворачиваемость, то с этим жить можно. Если избыточная — пиши-пропало. Ты будешь всё время отлавливать машину, но в один прекрасный момент не сможешь поставить её обратно на траекторию. Так случилось и у меня. — Такие проблемы часто возникали по ходу сезона? — На овалах у нас всё было достаточно прилично. Больше на обычных трассах. «Алонсо адекватный. На земле находится человек» — Вы немного затронули «Инди-500», где огромное внимание было привлечено к Фернандо Алонсо. Какое впечатление он произвёл на вас? Был ли высокомерен? — Абсолютно нормальный человек, никакого высокомерия. Я его давным-давно знаю, он меня узнал — подошёл, поздоровался, пообщались. Жаловался: внимание прессы такое, что ему тяжело. Я ответил: «Извини, ну кто тут чемпион мира? Чего ты хотел?». Абсолютно нормальный, на земле находится человек: спокойный, адекватный. — А его результат вас удивил? То, что Фернандо боролся за победу? Или он и должен был так выступать? — Должен был. Во-первых, это Алонсо. Во-вторых, он выступал за команду, которая всегда лучшая на «Инди-500» — «Андретти». Лучшая команда, суперпилот, два наставника — многократные чемпионы IndyCar. И плюс к этому куча тренировок: там же тесты неделю беспрерывно идут перед началом квалификации. Поэтому вкатиться можно — если у тебя есть талант и такие возможности. Я абсолютно не удивился. Жалко, конечно, что «Хонда» его и там прокинула! Но зато «Хонда» в этом году очень сильно прогрессировала: они делают реально быстрые моторы. «Шевроле» мы дали очень хороший бой на овале. — Такой бы мотор в прошлые два ваших сезона… — Да. На больших овалах «Хонда» стала номером один – сто процентов. — Как считаете, как много гонщиков Формулы-1 смогли бы выступить на «Инди-500» примерно так же, как Алонсо? Три, пять, половина пелотона? Или главное, чтобы тренировок побольше дали – и тогда всё будет в порядке? — Овал — это не только тренировки. Если в организме имеется определённая часть тела, то всё будет хорошо. Когда ты подъезжаешь на скорости под 400 км/ч и тебе надо заехать в поворот, не отпуская газ, то у тебя, мягко говоря, есть определённые сомнения. А когда ты ещё едешь позади 10 пилотов в разряжённом воздухе и твою машину срывает на каждом круге в каждом повороте на протяжении трёх часов, то здесь понятно: любой человек задумается, зачем ему это надо! Ну, нормальный человек — не я. Я знаю, что многие пилоты Формулы-1 не идут в IndyCar именно по этой причине — боятся овалов. Например, мне Буэми говорил: «Я рад бы попробовать, но не хочу на овалах ездить». Майк Конвей, который выступает за «Тойоту» в LMP1, ездил раньше в IndyCar, но когда пару раз приложился о стену на больших овалах, то сказал: «Больше не хочу»! Это же своя специфика, безумно опасно. Безопасность автомобиля, шлемы — это замечательно и прекрасно, но когда ты врезаешься в стену на такой скорости, то даже если машина останется цела, то твои внутренние органы — не всегда. Это в любом случае опасно. Ты должен понимать, на что идёшь. — Но вы с овалами быстро сроднились. — Просто они мне сразу понравились. Это самое безумное, что я делал в своей жизни! Я никогда не забуду ощущения, когда я первый раз выехал на овал. Когда люди смотрят телевизор, то думают: «Ну, ездят там по кругу машинки…». А я помню свои ощущения. Я не предполагал, насколько это сложно — даже не столько технически, а морально. Ты постоянно переступаешь через себя, через свой страх. Такого ни на одной трассе ни в одном классе я не испытывал. — Вы проехали первый, второй, третий круги… Сколько понадобилось времени, чтобы атаковать по-настоящему? — Кругов, наверное, десять. — И потом проехали на полном газу. — По-моему, у меня даже сейчас мурашки по телу пробежали. — Овалы — главное, по чему вы скучаете? — Этого да, не хватает. Но когда ты оказываешься на овале, например, в Айове и у тебя с машиной что-то не то, то каждый круг длится вечность. Каждый круг ты хватаешься за любую возможность остаться на трассе, а не приехать в стену. С моральной точки зрения такая гонка может длиться бесконечно — и по подобным гонкам я явно не скучаю. А когда всё хорошо, всё правильно настроено, нормальный мотор, то да, это крутое ощущение. «Почему Ассоциация гонщиков Формулы-1 такая слабая?» — Вы сказали про безопасность. Поддержали бы введение «гало» в IndyCar? — Если бы пилоты могли сами выбирать, то на свою машину я бы не ставил. Зачем «гало» — давайте сразу сделаем закрытый кокпит, как в прототипах. Но, может быть, это я такой консерватор. Многое из облика нынешних формульных машин раньше казалось дикостью, а потом, со временем, ко всему привыкли. Не знаю. Если думать о семье Джастина Уилсона, то, конечно, понятно… Но вот я бы на свою машину не ставил. — Наверное, закрытые кокпиты — это неизбежность? Даже если пилоты и болельщики против. — Возможно, но я не понимаю: что, Ассоциация гонщиков Формулы-1 такая слабая? Они же сами должны это решать, ехать им с «гало» или нет. Это их жизни. Я просто не понимаю, как так может быть, что взяли и решили без них. В IndyCar думают о «гало», но всё будет решаться голосованием гонщиков. Если большинство пилотов придёт к выводу, что «гало» нужно, то его поставят. А если нет, то нет, и это правильно, потому что это именно ты рискуешь жизнью, а не тот, кто пишет правила. Плюс «гало» закрывает половину обзора. Это же тебе не будет видно. Ты должен решать сам. Кто против – пусть едет без «гало», кто за — у того пусть стоит. Наверное, так правильно. — В Формуле-1 такой демократии никогда не было. — Да. Многие люди меня обвинят, что я не думаю про безопасность. Честно скажу: ребята, если мы говорим про безопасность, то лучше сидеть дома на диване ровно. Желательно вообще с него не вставая. Давайте надевать на себя страховку и крепить её к потолку, чтобы не дай бог не упасть. Не надо доводить безопасность до абсурда! Гонки должны быть гонками. А гонщики должны быть гонщиками. Кстати говоря, я бы ещё убрал из Формулы-1 электроусилитель руля. Там что, институт благородных девиц? У пилотов Ф-1 руки как у пианистов – что это за спорт? Когда ты вылезаешь из машины, у тебя руки должны быть стёрты до кровяных мозолей! Вот это ты поработал. Помню, когда я первый раз сел в машину Формулы-1, то обалдел от того, как легко крутится руль. Больше всего удивило, что он не имел особой отдачи: грубо говоря, на 60 км/ч и 300 км/ч усилия нужно было прикладывать одинаковые. Обычно чем быстрее машина едет, тем сложнее повернуть. А там меня сильно мотнуло: я просто не ожидал, что нужно так мало усилий! Какая-то компьютерная игра. Возможно, сейчас что-то по-другому, но я считаю, что электроусилитель в гонках – это неправильно. Пилоты должны пахать. За такие хорошие зарплаты можно поиметь мозольки на свои руки — не развалишься. И это сделает спорт интереснее: кто-то будет раньше уставать, кто-то – нет. — Вы обсуждали эти наблюдения насчёт Ф-1 с кем-то из коллег? — Все, с кем говорил об этом, со мной согласны. То есть это не только моё мнение, а мнение многих. Ещё одна проблема — не только Формулы-1, но и в целом всех формульных классов: зачем столько аэродинамики? Уберите половину крыльев, они не нужны. Зрители не видят, что в Барселоне в третьем повороте машина Ф-1 в начале 90-х ехала 150 км/ч, а сейчас едет около 200 за счёт этих крыльев. Зрители разницы не чувствуют, но видят, что отсутствуют обгоны. А они отсутствуют, потому что в разряжённом воздухе ты не можешь приблизиться к сопернику — как раз из-за аэродинамики. У IndyCar та же самая проблема, но они её со следующего сезона исправят: уберут всю эту лишнюю ерунду, а с ней и завихрения. — В Формуле-1 говорили, что машины слишком медленные и выглядят недостаточно агрессивно. Якобы самим гонщикам было скучно. — Не знаю по поводу внешнего вида, это дело вкуса. Машины стали быстрее, больше аэродинамики — ну и что? Они стали быстрее на пять секунд, вау… Но зритель же этого не видит, на глаз не может определить, с какой скоростью едет машина. Зато ты смотришь гонку и засыпаешь. Я, например, уже не могу смотреть. Какой-то рефлекс начинает срабатывать: не подо что я так хорошо не сплю, как под Формулу-1! Как только все растянулись после старта, все Хэмилтоны уехали и идёт мышиная возня за 10-е место — всё. На меня, конечно, сейчас накинутся фанаты Формулы-1 и скажут, что я ничего не понимаю и что один обгон за гонку – это интересно. Ребята, посмотрите любую гонку IndyCar — вам всё сразу станет ясно. Я тоже думал раньше, что Формула-1 это интересно. «В IndyCar посмеялись бы над рассказами пилотов Ф-1» — Почему же тогда IndyCar по-прежнему далека по популярности от Ф-1? — До сих пор сказывается разделение серии в середине 90-х годов. А ведь до раскола IndyCar была намного популярнее NASCAR. Популярность NASCAR, в свою очередь, Формуле-1 и не снилась. — Но это вы говорите чисто про американский рынок. За его пределами NASCAR и тем более IndyCar мало кого трогают. — Да, за пределами Америки популярность не очень. Но чем плоха Америка сама по себе? Если у тебя на гонку приходит 200 тысяч зрителей, то какая там Формула-1? А столько раньше приходило на IndyCar. Хотя рейтинги у них сейчас растут каждый год. Если бы серию показывали на нормальном канале… Даже в Америке IndyCar транслируют по кабельному каналу. Да, NBCSN есть почти у всех, но всё-таки это не какая-то из первых кнопок на пульте. Кстати, работа команд и пилотов в Америке на другом уровне по сравнению с Формулой-1. В том плане, что там гонщики намного более открытые: нет рафинированности, как в Ф-1. «Я правильный, сегодня яблочко съел, вечером куриную грудку съем, с девушками я не сплю, потому что это мешает гонкам»… Очень интересный персонаж, не правда ли? В IndyCar такого нет: там над такими рассказами только посмеялись бы. Это же нормально: меньше понтов и больше демократичности, открытости. — В Формуле-1 повеселиться умеют только Хэмилтон и Риккардо. — Я вижу, какой образ себе создал Хэмилтон — гангста-понт. Он молодец, и даже Экклстоун говорил, что он чуть ли не единственный пилот, который занимается чем-то таким. Нравится такой образ или нет, это уже не важно. Главное, что человек занимается чем-то подобным. Знаете, обратил внимание на интересную вещь. В Европе всем наплевать, какая ты личность; главное — какие у вас результаты. В Америке ровно наоборот: простому обывателю важнее, какой ты человек. Если он поймёт, что ты интересный и открытый человек, то будет болеть за тебя, даже если ты всё время приезжаешь последним. Эта разница сильно ощущается. — Американцы из Liberty в состоянии изменить Ф-1 в этом плане? — За один день Москва не строится, посмотрим. Американцы могут сделать хорошее шоу из всего, у них это, похоже, в крови — думаю, что-то должно поменяться. Так на мой взгляд не может продолжаться, это просто маразм – в плане и шоу, и цен за это шоу. Продукт переоценён, с моей точки зрения. Ни в коем случае не хочу оскорбить фанатов Формулы-1, нужно смотреть гонки в любом их проявлении, но я лично не могу назвать Формулу-1 качественным шоу. Володя Башмаков и Лёша Попов своими комментариями ещё как-то спасают у нас ситуацию, но… «Новый календарь WEC не бесспорный» — Вернёмся к вашей карьере. Последний вопрос про IndyCar. Итак, прошла ваша последняя гонка — что было дальше, как вы расстались с командой и Америкой? — Ничего трагичного не было. Никакой музыки страшной не играло! Просто приняли решение, нормально всё. Свою часть команды позвал в ресторан, посидели — покушали, пообщались, посмеялись. И потом полетел в Москву. Вещей пришлось забирать немало, это да — одних шлемов пять штук. — Чем занимаетесь сейчас? Как выглядит ваше участие в работе над прототипом? — Совсем скоро пойдут беспрерывные тесты, работа на симуляторе, на базе «Даллары», на треке. Сейчас очень плотно работаем с молодёжью – это очень важно в рамках программы SMP Racing. Работы хватает. — На данном этапе есть хоть какие-то признаки, успешным может получиться проект или нет? — Дайте машине хотя бы выйти на трассу! Но вообще Джанпаоло Даллара никогда не делал плохих автомобилей, да и наши, российские, умы подключены. Я настроен более чем позитивно, уверен в успешности проекта BR Engineering – BR1. Самое главное, что есть время на испытания этой машины — соответственно, на выявление каких-то проблем. Они будут, это нормально. У меня есть колоссальный опыт по таким вещам, так что сложностями не испугать. Будут привлекать и других пилотов нашей команды. — Как относитесь к возможному исчезновению всех заводских команд из зачёта LMP1? Остаётся только «Тойота», да и её будущее под вопросом. — Если останется «Тойота», то, скорее всего, так адаптируют правила, что мы будем с ними конкурировать. Ей, наверное, будет обидно, что с такими тратами будет бороться с командами, у которых совсем другие бюджеты. Я нормально отношусь к уходу заводских команд из LMP1 – это спортивная конкуренция и бизнес. — Что думаете о радикальном переходе WEC на систему «осень-весна», при которой Ле-Ман в итоге будет завершать сезон? — Не хочу здесь юлить: календарь не бесспорный. Зато будет куча свободного времени! Конечно, все будут тестироваться, тем более что машину LMP1 улучшать можно вечно, здесь в этом плане посвободней, чем в LMP2. У меня будет много времени, может быть, и на другие гонки, посмотрим. — Насколько полезным для вас оказалось участие в «24 часах Ле-Мана» — 2017? — Участие в суточных марафонах — важный этап в карьере каждого пилота. Это хорошая проверка «на вшивость». Проверка твоего физического и психологического состояния. Два часа ты едешь, вылезаешь из машины, четыре часа кушаешь и спишь, потом опять просыпаешься и едешь, и снова и снова. Тебя будят в четыре утра и говорят: «Михаил, ваша очередь», — у тебя ещё глаза сонные и слипающиеся, когда ты садишься за руль! Но поднимается леденец — и пора ехать. Обычно на дальней прямой глазки уже сами начинают открываться! «Трамп или Обама? Симпсоны!» — Напоследок небольшой блиц. Лучший американский город? — Наверное, Лос-Анджелес. Ещё назову Индианаполис: всё-таки я там прожил немало времени. Конечно, главная достопримечательность Индианаполиса — гоночная трасса. — Лучшие мюзикл или шоу? — Да откуда время, чтобы на них ходить! Каждые выходные — какие-нибудь гонки. Если их нет — ещё какая-нибудь работа с командой. Но я не сильно переживаю, что не вкусил американской культурной жизни! — Любимая американская трасса? Индианаполис чур не называть. — Поконо! Все овалы разные, но когда ты справляешься с этим, не убравшись в стену и показав хороший результат, то ощущения отличные. — Самый вкусный американский бургер? — Кстати, есть такой. Могу порекомендовать отличное заведение в Индианаполисе: там бургеры делают прямо при тебе — просто супер! — Самая ужасная непогода в Америке? — В том году я попал на землетрясение. Я был в гостинице, думал выбежать в коридор, но потом подумал, что поздно, всё равно далеко уже не убегу. А если вдруг всё обвалится, то я буду выглядеть крайне нелепо, если меня найдут полуголым в коридоре. Так что остался в номере — и всё обошлось! — Самый интересный американский спорт? — Я ходил на разные. Лучше всего – хоккей. — Трамп или Обама! — Симпсоны! Можно я не буду отвечать?