Менеджер Михаэля Шумахера Вилли Вебер — о решении Коринны Шумахер перестать с ним общаться, отрывок из книги

Знаменитый Вилли Вебер вспоминает последнюю встречу с Шумахером и рассказывает о своих чувствах после трагедии с Михаэлем.

В издательстве АСТ совсем недавно вышла переведённая на русский язык автобиография известного менеджера гонщиков Вилли Вебера «Моя кровь — бензин». Главный клиент Вилли всем известен: конечно, это Михаэль Шумахер. При этом не секрет, что своё возвращение в Формулу-1 Шумахер организовывал уже самостоятельно, а после несчастья с семикратным чемпионом мира на горнолыжном курорте семья Михаэля порвала все связи с Вебером. По договорённости с издательством мы взяли два отрывка из книги Вилли — они помогут лучше понять взаимоотношения двух столь близких Михаэлю людей: Вебера и жены Шумахера Коринны…

***

Дисциплина до упаду, честолюбие без конца, Mr. Perfect. Это всё о Михаэле. А поздним вечером он был самым необщительным человеком, какого можно себе представить. Когда мы шли ужинать, в 23:00 он бросал взгляд на часы и объявлял: «О, уже поздно! Извини, я думаю, мне пора спать», — и уходил. Для него в этом было два плюса. Во-первых, на следующее утро он был выспавшимся. Во-вторых, он уходил баиньки, прежде чем приносили счет. Хитрая лиса — думаю, я уже называл его так.

Единственное, что он трахнул за последний год, так это барьер из покрышек. На вечеринках, где он всегда блистал своим отсутствием, привычно шутили:

— Ты не знаешь, где Шумахер? — Думаю, он в соседней комнате качает пресс.

Над шуткой громко хохотали и давали «пять».

Но я всегда говорил: скоро хорошо не родится. Под «хорошо» в этом случае следует понимать Коринну. Блондинка, чуть за 20, родом из Хальвера, область Зауэрланд, по профессии офис-менеджер.

Вдруг откуда ни возьмись она появилась в боксе Михаэля в «Бенеттоне».Туда вообще-то просто так не попадешь. На шее должна висеть бейдж-карта. Право на вход. Но поскольку девушка по чистой случайности была подружкой Хайнц-Харальда Френтцена, близкого друга Михаэля по картингу, Формуле-3 и группе С, бейдж не был для неё проблемой.

И что она взялась из ниоткуда, конечно, тоже неправда. В Спа, где Михаэль дебютировал в Формуле-1 и бывал в автобусе Формулы-3000, принадлежавшем Хайнц-Харальду Френтцену, Коринна разносила кофе. В прошлом они ходили втроём есть пиццу, отрывались под песни Марианне Розенберг (немецкая популярная певица и автор песен. — Прим. автора), праздновали дни рождения, зависали на картодроме, рассуждали о том, как было бы здорово погоняться в Формуле-1.

«Было бы» превратилось в «есть». Михаэль справился, он стал участником «Королевских гонок» и целовал сейчас, как я приметил опытным глазом, подружку своего друга. В это время Хайнц-Харальд отбывал свой двухлетний контракт в японской «Формуле-Ниппон», поскольку в Германии для него команды не нашлось. Thewinnertakesitall. Ну, вы в курсе…

В Коринне было что-то от кометы Галлея: её появление тоже в известной степени сопровождалось разного рода апокалиптическими пророчествами. Вскоре выяснилось, что мы с Коринной не всегда едины во мнении, что и как лучше для Михаэля. Выражаясь аккуратно, мы придерживались диаметрально противоположных позиций.

— Не беспокой его, он спит, — говорил я ей, когда она перед началом гонки пыталась зайти в его моторхоум. Михаэль всегда там уединялся. — Но я хочу к нему, — голос у неё громкий, яркий. Люди оборачивались на нас. Самоуверенности не занимать, подумал я. Ну ладно. Большая любовь, большая ярость. Наверное, это нужно воспринимать так. Да и знал ли я, что они там обсуждали с Михаэлем? — Ну иди, — и я отходил в сторону.

Даже опытные охранники у входа в моторхоум, не уступавшие спецназу полиции GSG 9, при виде Коринны проявляли покорность. Они знали, как управляться с АК-47 и ручной гранатой, но не с настырными девушками из Хальвера.

Когда пилот Формулы-1 впускает в свою жизнь женщину, это как меню «суперэконом» в ресторане быстрого питания. Ты заказываешь картошку-фри, а тебе её дают вместе с бургером.

Габи, мать Коринны, работавшая в магазине побрякушек, была в прекрасных отношениях со своим косметологом. «Слушай, Вилли, мама нагадала, что для Михаэля будет хорошо то-то и то-то», — сообщила мне Коринна, после того как Габи у себя дома в Хальвере совершила очередное паломничество в собственное подсознательное. Я с ужасом ждал того дня, когда она явится в боксы с волшебной лозой.

И, как будто этого было мало, к бургеру прилагался ещё и картонный стаканчик с напитком: Петер, партнёр Габи, простой облицовщик-плиточник, который всё знал, всё умел, с удовольствием давал советы по поводу планов карьерного роста Михаэля. А у себя за спиной я слышал его шушуканье: «Ё-моё, и за что только Вилли получает столько денег?»

***

Семь лет назад, в один из дней накануне Рождества, когда воздух звенел от холода, я видел моего Михаэля последний раз, видел таким, каким хотел бы запомнить его навсегда: крутым, как на полосе обгона.

Весёлое декабрьское солнце проникало сквозь зимние панорамные окна отеля Mövenpick рядом с аэропортом Штутгарта. Мы сели обедать. Дело было в ложе с первоклассным видом на серую бетонную площадку перед отелем. Справедливости ради нужно сказать, что это место не соревнуется с другими по части уюта. Это отель-to-go, идеально подходящий для того, чтобы подписывать здесь важные документы.

— Слушай, Вилли, как я рад повидаться! — сиял Михаэль. Ему нравилось расположение отеля. До терминала, где его ждал его личный Falcon 2000, было пять минут. Тот, в чьей профессии роль играют миллисекунды, предпочитает экономные маршруты.

— О, чëрт, Вилли, — воскликнул Михаэль после холодной закуски и хлопнул себя по лбу. — Какой я идиот! Я забыл захватить мой тебе рождественский подарок! — Он выглядел огорченным. — Знаешь, я хотел, чтобы у тебя тоже были Audemar Piguet (марка швейцарских часов. — Прим. автора).

Он недавно рекламировал этот элитный бренд. И оказался дважды в выигрыше. Получил кучу денег и круглый год имел готовые подарки к Рождеству. Если хотите знать, откуда родом шотландцы, я вам скажу: из Керпена. При этом совершенно неважно, что Михаэль подарит мне на Рождество. Все эти годы он был рядом, это и есть лучший подарок.

— Да брось, никаких проблем, — успокоил я его. — Нет-нет, — Михаэля не проведешь. — Мне это важно, я всё исправлю! Только скажи, тебе больше нравится розовое золото или белое золото, Вилли? — Розовое. — Отлично! — довольный, Михаэль откинулся на спинку. — Через неделю у меня рекламная презентация в Нюрнберге, я возьму часы и отправлю их тебе с водителем, хорошо? — Да, здорово. Но, пожалуйста, как я уже сказал, не суетись особо.

Пока Михаэль занимался своей едой — как всегда, сбалансированный куриный корм, зёрна, протеины, листья — мой взгляд упал на Джина-Марию, дочку Михаэля, миловидную девочку-подростка лет 16, сопровождающую папу в этой поездке. Они с моей дочкой Кристиной обсуждали животных. Уже не в первый раз в моей голове пронеслась мысль о том, насколько она самостоятельная, естественная, скромная. Тут Михаэль и его жена Коринна действительно постарались.

Через неделю раздался телефонный звонок. «Привет, Вилли! — сокрушенно проговорил Михаэль. — Слушай, дурацкая ситуация, я в Нюрнберге, но не могу найти водителя. Ты можешь кого-то послать? — Я тебя умоляю, Михаэль, мы не в детском саду! — ответил я. За 25 лет я изучил моего балбеса вдоль и поперёк. У него нет никаких часов. — Да мне всё равно, получу я часы сегодня или через год. Я не хочу ни к чему принуждать. — О, Вилли, ты лучший!

То, что случилось потом, моё сердце не может принять до сих пор. Пять дней спустя человек, ставший мне сыном, которого у меня никогда не было, встал на лыжи и радостно поехал вниз по склону французских Альп. Двадцать лет в Формуле-1, за спиной миллионы километров без особых царапин. Столкновение ли на 310 км/ч с заграждением из шин в Монце, авария ли на Гран-при Германии, когда машина перевернулась несколько раз — ангел-хранитель был всегда рядом. За шесть тяжелых столкновений он один раз сломал себе ногу. И всё.

В этот раз всё было по-другому.

Я отдыхал в знаменитом спа-отеле Stanglwirt в Австрии всем скопом: жена Хайдемари, дочь, все четверо внуков, шесть собак. Поскольку дело было перед Новым годом, мы отправились на традиционную прогулку в нашу любимую хижину в горах, чтобы выпить там охотничьего чаю (Jägertee — чёрный чай с алкоголем, мёдом и пряностями. — Прим. автора). Настроение было приподнятым, радостным. Вдруг раздался звонок.

— Вебер… — Вилли! — на другом конце я услышал возбужденный голос Каши, моего приятеля журналиста. — Слушай, Михаэль в Мерибеле разбился на лыжах! Где-то между трассами Biche и Chamois! Мне только что позвонил один знакомый, он работает на фуникулёре Saulire. Им поступил экстренный звонок!

У меня ком встал в горле. Я не мог проронить ни слова.

Михаэль? Мой Михаэль? Разбился на лыжах?

Я не мог это уложить в своей голове. По лыжной трассе Михаэль катался так же, как и по гоночной — искусно. Он этот курорт знал как свои пять пальцев, неподалеку у него шале, в котором он каждый год отдыхал с семьёй. Всё это не складывалось вместе.

— Дедуль! Что такое, дедуль? Скажи уже! Что случилось? Почему ты такой? — облепили меня обеспокоенные внуки. Я для них с пеленок «дедуля». Моё лицо, белое как снег, испугало их. Я прикрыл глаза руками.

По телевизору одно за другим сыпались сообщения, мой телефон не умолкал. Я пытался дозвониться до Коринны: «Вы позвонили Коринне Шумахер. Оставьте сообщение после сигнала», — говорил мне автоответчик.

Я бесконечно висел на телефоне, и отдельные куски пазла начали складываться у меня в единую картину. Михаэля увезли в Гренобль, он был в сознании и даже, возможно, отвечал на вопросы, как я узнал о переговорах пилотов вертолёта. Я лелеял надежду.

Но червь сомнений точил меня. Уже сколько времени в новостях показывали с воздуха этот огромный мрачный больничный комплекс, в котором я не хотел бы лежать даже здоровым.

Площадка перед клиникой была черна от народа. Фанаты. Зеваки. Журналисты. Демонстрировали архивные фото: Михаэль на лыжах, весёлый, улыбчивый. Неподготовленная трасса. Предупреждающие красные растяжки Ralentir! Slow! Langsam! (Сбросьте скорость!) Первые комментарии свидетелей: «Да, Шумахера подбросило в воздух. Он упал головой на камень».

После обеда подтвердилось немыслимое. У Михаэля опасная для жизни черепно-мозговая травма, он в коме. В сосудах головного мозга множественные тромбы. Череп нужно вскрывать, чтобы уменьшить внутричерепное давление. Меня как обухом по голове ударили, я был парализован и не мог ясно выражать мысли. Лечащие врачи делали спешные пресс-подходы, которых жадно ждали представители мировых изданий.

Повинуясь собственному страху увидеть то, что я видеть не хотел, я принял судьбоносное решение. Да, я не полетел в Гренобль, чтобы вместе со сворой воображал толпиться перед палатой Михаэля и мешать врачам. Я решил ждать.

Сколько раз в последующие годы я пожалел об этом своем решении? 100 000 раз? Миллион? Но я не могу его отменить.

И я по-прежнему не мог дозвониться до Коринны.

Ни сегодня. Ни завтра. Я не знал в тот момент, что у меня это не получится ни на следующей неделе, ни в следующем месяце. И до сих пор: ни звонка, ни письма. В тот чудовищный день она, как я теперь знаю, вычеркнула меня из своей жизни. Нажала на «удалить». Жёстко? Да. Беспощадно? Несомненно. И всё же это лишь небольшая рана в сердце в сравнении с той безмерной печалью, которую я испытываю, думая о моём Михаэле.

Вопрос «почему?» никуда не делся.

Почему Михаэль должен был разбиться?

Почему для его жены я все эти годы вроде стëртой резины, которую только выбросить?

Почему мне нельзя к Михаэлю?

За что меня наказали?

На все эти вопросы у меня нет ответа.

Но я живу с этим.