От чего погиб вратарь ЦСКА Сергей Перхун — причины смерти, диагноз, комментарии врачей спустя 20 лет
Спустя 20 лет всплывают новые подробности трагедии.
Второе полугодие 2001-го — чёрное для болельщиков ЦСКА. В августе хоронили Сергея Перхуна, светлого, обаятельного парня и классного вратаря, в декабре — тренера Садырина. Но если Павла Фёдоровича убил тяжёлый и, увы, распространённый недуг, то Сергея — несчастный случай.
«В одном из эпизодов Перхун, смело пойдя в борьбу, столкнулся с Будуновым, вследствие чего вратаря армейцев увезли в больницу, а форвард «Анжи» получил сотрясение мозга», — по горячим следам сообщил зрителям Первого канала автор сюжета из Махачкалы. Спустя 10 дней после матча, на рассвете 28 августа, украинский голкипер скончался, не приходя в сознание. Ему было всего 23 — только начал играть на топ-уровне: ЦСКА, сборная…
Перхун не терял сознания после столкновения с Будуновым. В больнице у него диагностировали сотрясение мозга
Спустя 20 лет после трагедии мы беседуем с бывшим доктором армейского клуба Артёмом Катулиным. Главный вопрос: всё ли для спасения молодого вратаря было сделано правильно? — День матча ЦСКА в Махачкале чем-то необычным запомнился? — Нет, обычный, рабочий день. — По воспоминаниям одноклубников, Сергей был сам не свой на выезде, нервничал. — Одноклубники сначала говорят одно, потом — другое. Я ничего из ряда вон тогда не заметил.
— В момент столкновения Перхуна с Будуновым вы находились на лавке? — Естественно. Всё произошло у меня на глазах. — По ТВ-картинке эпизод не выглядел чересчур жутко, а от кромки? — Серьёзное столкновение за пределами штрафной площади. Как вы правильно заметили, оно не выглядело катастрофичным. Такие вещи случаются, и достаточно часто. Естественно, мы побежали на поле, не дожидаясь свистка судьи. Сергей находился в сознании. После оказания первой помощи его на носилках загрузили в скорую и отправили в центральную больницу Махачкалы. Так как игра продолжалась и я должен был оставаться с командой, Перхуна сопровождал второй доктор. Местные врачи, осмотрев его, диагностировали повреждение мягких тканей и закрытую черепно-мозговую травму. Проще говоря — обычный сотряс. Никаких нареканий не было, неврологический статус — в норме. — Сергей с вами разговаривал на поле? — Да, он был в сознании. Что конкретно говорил, не вспомню — 20 лет прошло. Очевидно, какие-то стандартные фразы. В таких случаях сразу проверяешь, адекватно ли игрок отвечает на вопросы, есть ли какая-то патологическая симптоматика. У Перхуна всё было в норме. Ничего необычного или судьбоносного он не говорил. — Что было дальше? — После матча мы приехали в больницу. Переговорив с докторами, которые его осматривали, с самим Сергеем, я предложил: давайте его оставим. После черепно-мозговой травмы желательно полежать в больнице. Перхун сам настоял на том, чтобы поехать обратно с командой. — Чем аргументировал? — Естественное желание. С командой приехал — с командой уехал. Никому не хочется оставаться в чужом городе.
— Вы действительно делали ему противостолбнячные уколы? Какая в них была необходимость? — Они делались в больнице. Существует протокол: если есть открытая рана и соприкосновение с поверхностью земли, профилактика столбняка проводится неукоснительно. Все пошли по тем буквам, которые прописаны в протоколе.
— Это могло негативно отразиться на состоянии футболиста? — Гипотетически — да. Но я и сейчас считаю, что в той ситуации всё было сделано правильно.
К сожалению, случилось трагическое стечение обстоятельств. — Гинер летал с командой? — С Евгением Ленноровичем мы и ездили в больницу. — Как развивались события дальше? — Мы поддались уговорам Сергея и на нескольких машинах отправились в аэропорт. Перхун — со вторым врачом, я — с Гинером. На полпути нам сообщили, что у него произошла потеря сознания и остановка сердца. Было решено разворачиваться и везти Сергея обратно в больницу. В итоге команда улетела, а его положили в реанимацию в Махачкале. Мне выделили палату рядом. В этой же больнице лежал и Будунов, но его туда поместили для перестраховки. — Сколько времени прошло между остановкой сердца и началом реанимационных мероприятий? — Второй врач сразу же начал проводить базовые реанимационные мероприятия. — Как долго Сергей находился в состоянии клинической смерти? — Я думаю, не более двух-трёх минут. Доктор, поняв, что произошло, сразу начал его качать. После этого его доставили обратно в больницу. Все дальнейшие действия с Перхуном проводились после длительных консилиумов с участием местных врачей, специалистов института Бурденко. Евгений Леннорович задействовал все свои возможности, как административные, так и финансовые, чтобы Сергею была оказана вся необходимая помощь. — Но более он в сознание не приходил? — Нет. — Через несколько дней его всё же перевезли в Москву. — Когда его состояние стабилизировалось, клуб и лично Гинер организовали высококвалифицированную бригаду медиков, и его специальным бортом доставили в Москву, в институт Бурденко. — У столичных докторов оставались надежды на спасение игрока? — Делалось всё возможное. Какой бы высокотехнологичной ни была современная медицина, в ней есть некое место чуду. Поэтому делай что должен и будь что будет. Естественно, все надеялись, что обойдётся. К величайшему сожалению, бывают травмы, несовместимые с жизнью. Если бы его можно было спасти — спасли бы. — Как вы узнали о его смерти? — Я находился в клинике. Сказали: «К сожалению, всё закончилось». Умер, не приходя в сознание. Естественно, я тут же поставил в известность президента и главного тренера. После траурных мероприятий вся команда полетела к нему на родину, в Днепропетровск, на похороны. — Команда была в шоке? — А как вы думаете? Когда уходит близкий человек, с которым ты делил стол и кров, это шок? Это трагедия, катастрофа, которая у каждого оставила зарубку на сердце. Но независимо от этого мы должны выполнять свою работу и заботиться о своих семьях. Поэтому в состояние коматоза никто не входил. К сожалению, профессиональные спортсмены погибают во всех видах. У нас в одних ДТП гибнет по 25 тысяч человек в год. И каждая смерть — трагедия для всех близких. Увы, всё живое в конце концов должно умереть. Представьте: сидите вы за столом с человеком, а на следующий день это место пустое. Вот и всё, это осталось у вас в памяти, а в мироздании, в общем-то, ничего не изменилось. — Вы как доктор разделяете мнение, что гибель Перхуна окончательно подкосила Садырина? — Естественно, любые такие переживания здоровья не добавляют, а Павел Фёдорович, несмотря на тяжёлую и продолжительную болезнь, долгое время держался. Великий тренер. У нас и игроки были прекрасные, волевые: Варламов, Кулик, Семак… Минько вообще с одной почкой играл.
— Почему на следующий год вы покинули ЦСКА? — Потому что пришёл новый тренер (Валерий Газзаев. — Прим. «Чемпионата»), который поменял всю команду. — «Спартак» и бромантановый скандал сегодня больно вспоминать? — Если вы помните, решением комиссии мне дали два года дисквалификации, а через год её сняли. Основной автор этой идеи, некто доктор Щукин, отказался от всех своих слов. Суд признал меня невиновным, установив, что Щукин занимался лжесвидетельством. Но это ничего не изменило. У каждого из нас есть определённый шлейф в жизни. К сожалению, случилось так: я взял на себя всё, чтобы скандал как можно быстрее прекратить. В противном случае он приобрёл бы грандиозные размеры. Команде он был совершенно не нужен. Я как главный врач «Спартака», естественно, должен был нести ответственность за то, что позволил такому человеку работать рядом со мной. Хотя я был против. Тренер Чернышов настоял. Тот же Чернышов потом приезжал, извинялся. И Федотов приезжал, извинялся. Но от этого же ничего не меняется. — До сих пор считаете, что коллега Щукин вас тогда подставил? — Не считаю — я в этом глубоко убеждён. Всё доказано в суде, и все об этом знают. — Почему же большой футбол для вас после «Спартака» закончился? — Приглашения были, в том числе из Премьер-Лиги. Но я отказывался. — Почему? — Предлагали более интересную работу вне футбола. — Чем вы теперь занимаетесь? — Частной практикой. — Это интереснее футбола? — Это более денежно.
В машине Сергей впал в кому. Ещё одна остановка сердца произошла в реанимации Махачкалы
Последним человеком, который видел Сергея Перхуна в сознании и разговаривал с ним, был второй доктор ЦСКА Архангельский. Мы разыскали его, хотя это было очень непросто. Олег Кинович давно дистанцировался от спорта и ещё раньше — от футбола. Но жуткий день 18.08.2001 помнит в деталях.
— Как сейчас всё помню, каждую минуту, — подтверждает врач. — Перхун вышел за пределы штрафной площади и мог играть только головой. В этот момент в воздухе также оказался Будунов. Оба промахнулись мимо мяча и столкнулись головами: Будун лбом, а Сергей — лобно-височной областью. Поскольку удар получился довольно сильным, игроки упали на поле. Я выбегаю — у Сергея небольшое рассечение брови. Сознание он не терял. Спрашиваю: «Как себя чувствуешь?» Говорит: «Больно. Кружится голова». Его на носилках уносят в подтрибунное помещение. Докладываю начальнику команды: требуется госпитализация — для хирургической обработки и ушивания раны. Рассечение было небольшое, но требующее наложения швов, рентгена и вакцинации от столбняка, так как имел место контакт с землёй. Нам быстро организуют скорую помощь. Катулин как главный врач команды остаётся на матче, а я с Сергеем еду в центральную больницу Махачкалы. — В скорой с ним разговаривали? — Да, всё замечательно было. Приезжаем. На всю больницу одна дежурная медсестра и терапевт. Суббота — все на дачах. Пока ждали лаборанта из дома, чтобы сделать рентген, медсестра сделала Сергею противостолбнячную прививку. Обязательная процедура в таких случаях. После рентгена нам сказали: «Самолёт ждёт, команда в аэропорту». Я как молодой врач робко возразил: «Хорошо бы два часа подождать». Это классика, золотой стандарт. При сотрясении мозга, даже с лёгкими проявлениями, желательно два часа выдерживать человека лёжа, наблюдать за ним. Это может пройти бесследно, а может ухудшиться состояние — например, гематома натечь в мозговой оболочке и спровоцировать генерализованный припадок. Что у него в итоге и случилось… Мне сказали: «Через четыре часа мы уже будем в Москве, и, если понадобится помощь — её окажут». Меня с Сергеем и двумя местными охранниками посадили в «Гелендваген», и мы поехали в аэропорт. — Как он себя чувствовал? — Хорошо. Ходил по приёмному отделению. После рентгена я спросил: «Как голова, кружится?» — «Уже нет, — говорит. — Нормально». Я проверял постоянно глазодвигательные нервы. Всё было в норме. — Что случилось в автомобиле? — Минут через семь поездки у Серёжи случился генерализованный судорожный припадок. С потерей сознания и остановкой дыхания. Он резко повернул голову вправо и начал заваливаться набок.
Говорю охранникам: «Срочно обратно в больницу». Пока доехали, у меня почти не осталось сил качать его. Со слов местных врачей, в реанимации его сразу подключили к ИВЛ (аппарат искусственной вентиляции лёгких. — Прим. «Чемпионата») — и вроде бы «завели» сердце. Через час сказали: повторная остановка сердца. И снова «завели», уже на медикаментах! Всё осложнил этот генерализованный припадок. Как я потом выяснил, в таких случаях потребность мозга в кислороде увеличивается в 200 раз. Как это ни больно, его гибель уже тогда была предрешена…
— Прививка от столбняка могла привести к осложнениям? — Полностью исключить этого нельзя. Но официальная версия смерти — черепно-мозговая травма, субарахноидальное кровоизлияние. В Бурденко Сергея держали исключительно на ИВЛ — мозг уже не работал. Цепочка случайностей привела к несчастному случаю.