Британский шпион сэр Роберт Локкарт был чемпионом Москвы по футболу, его обвиняли в попытке свергнуть Ленина и Троцкого
Сэр Роберт Локкарт сидел в тюрьме на Лубянке, а потом находился под стражей уже в Кремле.
Роберт Локкарт – для русских друзей Роман или Ромочка – приехал в Российскую империю в 1912 году по службе в консульстве. Когда он впервые услышал, что поедет в Москву, искренне обрадовался: это было лучше, чем Панама или Чикаго, такие далёкие от его дома.
В Москве первые три дня Локкарт развлекался – ездил по ресторанам, кутил до утра и познавал все прелести увеселительных заведений. Когда же делегация, с которой он приехал, отправилась обратно домой, дипломат впервые поехал в консульство, в котором ему предстояло трудиться ближайшие года. Каково же было его удивление, когда он приехал по адресу: кабинет был в квартире консула, расположившейся на «жалкой боковой улочке». «Там не было ни курьера, ни швейцара. Двери открывала прислуга консула, а в её отсутствие я сам», – вспоминал Локкарт в своей книге «История изнутри. Мемуары британского агента». Работа была простой: сидеть в канцелярии, где он в основном клеил марки и стучал по печатной машинке, переводя иностранные отчёты и снимая копии с различных анкет.
Роскошный «Метрополь», в котором Локкарт поселился, спустя неделю пришлось сменить на жильё попроще: всё-таки жалование вице-консула не позволяло ему жить в таком дорогом отеле – неделя обошлась Локкарту дороже его месячного жалованья. Решено было пожить в русской семье, чтобы не только значительно сэкономить на проживании, но ещё и выучить язык. Тогда многие семьи принимали к себе иностранцев и преподавали им русский, но в большинстве своём квартирные условия были не самыми комфортными. Локкарту повезло: он попал в семью Эртелей, а именно – к вдове Александра Эртеля, прозаика и друга Льва Толстого. «Она была полной маленькой женщиной лет пятидесяти, немного суетливая, но прирождённый преподаватель. Госпожа Эртель интересовалась литературой и политикой. У неё была просторная квартира на Воздвиженке с прекрасной библиотекой», – писал он в своей книге. Локкарт вспоминал это время с упоением, говоря, что это был прекрасный период его жизни в России. Он быстро продвигался в изучении языка и довольно скоро бегло на нём заговорил. Чем больше он знал, тем больше понимал, что живёт в семье интеллигентов, яро настроенных против царской власти: британец писал, что за самоваром они могли до глубокой ночи обсуждать, как спасти мир при помощи революции. С англичанами Локкарт тоже общался, но эти две части его жизни не пересекались: вне деловых отношений англичане не особо хотели общаться с русскими, потому что, по его словам, считали их «безнравственными дикарями». Первыми британцами, с кем познакомился дипломат, были братья Чарноки – один из них, Гарри, был директором хлопчатобумажной фабрики в Орехово-Зуеве. Он свято верил, что русских рабочих, предпочитавших проводить выходные в пьянках, можно воспитать футболом, поэтому у завода была своя команда – КСО «Морозовцы». Тут стоит чуть отойти от рассказа про Локкарта и пару слов сказать про клуб. Англичане приехали в Орехово-Зуево в 1840 году: Людвиг Кнопп построил первую бумагопрядильную фабрику для Саввы Морозова, бывшего крепостного. Братья Чарноки появились в России чуть позже, они же и привезли с собой футбол: в английских газетах размещались объявления, что фабрике требуются служащие, умеющие гонять по полю мяч. Тренировки и матчи проводились задолго до появления клуба КСО «Морозовцы», но в 1909 команда, с губернаторского одобрения, официально была зарегистрирована. В первом уставе, составленном братьями Чарноками, значилось, что стать её членами могут только работники фабрик Морозова, уплатив членский взнос 10 рублей (деньги шли на форму и благоустройство площадки). Первый выход «в свет» у команды морозовцев случился в августе 1909-го – они провели матч с московской командой из Сокольников. Газета «Русский спорт» восхищалась наполовину английской командой: дисциплина, костюмы, первое впечатление – всё было великолепным. Чуть позже, осенью того же года, была создана Московская футбольная лига, в которую вошла и команда из Орехово-Зуева. Вернёмся к Локкарту. В «английской колонии» о дипломате ходили слухи, что он – блестящий футболист, поэтому Чарноки и пригласили (видимо, по дружбе, ведь вице-консул не был работником фабрики) его в команду. Удивительно, но Локкарт никогда до этого в футбол не играл – этим увлекался его брат. В клубе о службе в контрразведке никто не знал: там о нём говорили лишь как о ловеласе и светском человеке со множеством знакомств в высших кругах.
Он дал слово Чарнокам, что на него можно рассчитывать – из-за этого пришлось отказать какой-то другой московской команде, которая была сплошь составлена из англичан. Локкарт потом признавался, что ни на секунду не пожалел о своём решении: этот опыт стал для него очень важной частью его российского воспитания. «Я боюсь, что опыт этот принёс мне больше пользы, чем моему клубу, – писал он в своей книге. – С трудом я справлялся с порученным местом в команде. Несмотря на это, матчи были очень интересны и вызывали огромный энтузиазм. В Орехове нам приходилось играть перед толпой в десять-пятнадцать тысяч человек. За исключением проигрышей иностранным командам, мы редко терпели поражения. Разумеется, опыт Чарноков увенчался полным успехом. Если бы он был заимствован другими фабриками, то влияние его на характер русских рабочих оказалось бы очень значительным».
Локкарт поиграл за «морозовцев» около года – делу он отдавался полностью, выкладываясь на поле без остатка. Став чемпионом Москвы, футбольную карьеру он закончил: «Я до сих пор храню свою золотую медаль чемпионата Московской Лиги 1912 года. Эта медаль – одна из немногих вещей, сохранившихся у меня с того далёкого времени… В команде царил дух стремления к победе. Английские болельщики могли бы поучиться той поддержке и тому энтузиазму, которые мы ощущали со стороны зрителей». Причина, по которой он отошёл от дел, была не только в его женитьбе, но и стремлении завоевать купечество и знать – связи в этих кругах были просто необходимы для работы в контрразведке. Локкарт сосредоточился на этом, и уже к 1914 году у него были информаторы, докладывающие ему о неспокойной обстановке на фабриках, в деревнях и высших слоях населения. Он телеграфировал о бунтах, недовольствах, социалистической агитации и обеспокоенности населения и власти возможным переворотом; получал экземпляры многочисленных секретных резолюций, а также встречал миссии, которые занимались пропагандой среди россиян. В 1917-м он на какое-то время уехал в Англию, но 31 декабря его оповестили: сэр, вы возвращаетесь в Россию в качестве главы специальной британской миссии в Москве, чтобы завязать неофициальные отношения с большевиками. «Мое положение сулило мне немало трудностей, но я принял свое назначение безо всяких колебаний, – вспоминал он. – Прежде всего нужно было получить рекомендательные письма к Ленину и Троцкому и установить modus vivendi (лат. – дословно «образ жизни», часто используется для обозначения соглашения или соглашения, которое позволяет конфликтующим сторонам сосуществовать в мире. – Прим. «Чемпионата») с Литвиновым». Этот приезд в Россию оказался для Локкарта непростым: он не узнал Москву, которую, покидая, запомнил совсем другой, не узнал Петербург; его деятельность не всегда встречала одобрение у его начальников, отправивших его на важное задание, потому что шпион метался между работой и своими личными ощущениями происходящего; жизнь протекала в состоянии затянувшегося кризиса. Он много общался с «союзниками» – американцами и французами, приехавшими примерно с такой же целью. Локкарт планировал уехать, но не успел – в ночь на 1 сентября его арестовали. К нему пришли ночью: когда он проснулся, в комнате было полно вооруженных людей, а в его лоб целилось дуло пистолета. Ему приказали собирать вещи и оповестили, что сейчас же повезут на Лубянку. Локкарт уже в отделении заявил, что приехал в страну по приглашению правительства, а также заявил официальный протест против ареста и попросил разъяснений, но слушать его никто не хотел. В своём кармане он обнаружил маленькую записную книжку, в котором шифром записывал израсходованные им средства. Удивительно, как работники ВЧК не обыскали его костюм, но в тот момент он думал не об удачном стечении обстоятельств, а как бы теперь от неё избавиться. Локкарт не придумал ничего лучше, как попроситься в туалет. Там наблюдатели не позволили ему закрыть дверь, но британца спасло отсутствие туалетной бумаги: он с невозмутимым видом достал блокнот, вырвал страницы и спустил всё в унитаз. Утром его отпустили домой, а через пару дней он прочитал в большевистских газетах о «деле Локкарта»: там значилось, что он обвиняется в покушении на Ленина и Троцкого, произошедшем незадолго до его ареста, организации военной диктатуры, желании обречь народ на голод и подрыве мостов.
Двух человек приговорили к расстрелу, восемь — к пятилетнему заключению, четырех отсутствующих, в том числе посла Локкарта, объявили врагами трудящихся, подлежащих расстрелу при появлении их в пределах России. Позже его снова арестовали – на этот раз надолго. Локкарт сам пришёл на Лубянку: он просил зам. председателя ВЧК Петерса освободить его пассию Муру Будберг (что и сделали). Британец же остался на Лубянке на пять дней, а потом ещё 24 провёл в квартире в Кремле. Вместе с ним по тому же обвинению задержали ещё двух послов – Франции и США. На суде обозначили версию, что Локкарт пытался подкупить офицеров и солдат роты латышских стрелков, охранявших Кремль, чтобы совершить военный переворот и свергнуть советское правительство. Также иностранным миссиям приписали организацию поджогов и взрывов железных дорог с целью отрезать Петроград от поставок продовольствия.
Локкарта и дипломатов объявили «врагами трудящихся» и выслали из страны, их пособников – приговорили к тюремному заключению, а некоторых – к расстрелу. Большинство сведений того дела до сих не рассекретили. Но есть воспоминания латышского чекиста Яна Буйкиса о раскрытии «заговора трёх послов». Согласно им, Феликс Дзержинский отправил его и ещё одного латыша, Яна Спрогиса, под вымышленными именами в антисоветское подполье. Они же пришли к Локкарту с доверительным письмом, мол, мы тоже недовольны советской властью. Также к дипломату подослали командира артиллерийского дивизиона латышской дивизии Эдуарда Берзина – он же позже встречался с другим британским агентом, Сиднеем Рейли, который передал военнослужащему 1 200 000 рублей как плату за свержение латышскими войсками власти. Эта игра с послами, вероятно бы, продолжилась, если бы не покушение на Ленина – это побудило ВЧК действовать быстрее и решительнее.
Локкарт вернулся на родину и продолжил службу в МИДе, где в годы Второй мировой войны возглавлял департамент политической разведки. Также он работал журналистом и писал книги – вот такая история шпиона, который умудрился даже стать чемпионом Москвы и поиграть за старейший клуб нашей страны.