Войти в почту

«Мы морального права не имеем говорить: «Не хотим 900 млн, давайте 1,5 млрд». Большое интервью хоккеиста Зубарева

Защитник Андрей Зубарев после пяти сезонов в СКА этим летом сменил команду и перешел в «Спартак». Летом 33-летний хоккеист переболел коронавирусом в тяжелой форме, но смог вернуться в форму и начать играть. В интервью Sport24 Зубарев рассказал, как заболел несмотря на все меры предосторожности, что произошло с ним в Петербурге в последние сезоны и почему жесткий потолок зарпалт в КХЛ сейчас не имеет смысла.

«Мы морального права не имеем говорить: «Не хотим 900 млн, давайте 1,5 млрд». Большое интервью хоккеиста Зубарева
© Sport24

«С некоторыми фанатами СКА я все время на связи»

— Старт сезона у «Спартака» вышел непростым, но в последние время пошли победы. Кризис преодолен?— Трудно сказать, здесь больше игровых моментов касается. И они все время возникают, и в одном из недавних матчей (с «Сочи», 4:1) в том числе. Тяжело сказать, что кризис преодолен (разговор состоялся во вторник, 26 октября — прим. ред.). Он может проявиться в ненужный момент, как с «Сочи». Хорошо, что мы выиграли, а могли и пропустить. Нам просто нужно исправлять некоторые вещи и не допускать таких ошибок.

— Игровые проблемы связаны с действиями в защите?— Да, игры в обороне это касается. Неправильные действия приводят к ошибкам.

— Отчего они возникают, все-таки в «Спартаке» много опытных хоккеистов?— Думаю, в каких-то моментах не хватает концентрации. Возникают глобальные мысли по игре, а надо концентрироваться на самом моменте по ходу игры и уже от этого отталкиваться. Нужно не думать: «Я сейчас поеду, забью гол».

— Вы провели пять лет в СКА, обыграть бывшую команду в Петербурге, да еще так уверенно, наверняка было делом принципа.— Да, конечно. В любом случае приятно играть против сильной команды. Против команды, в которой провел пять лет, еще приятнее. Но иногда смотришь НХЛ, какие там устраивают приемы игрокам, которые раньше играли в этом клубе… Считаю, что пять лет в одной команде — это большой срок в российских реалиях, где контракты заключаются на один-два года. Игроку очень приятно, когда такое отмечают во время матча. Но в нашем хоккее такое не принято.

— Наверняка вас помнят в Петербурге. Виктор Тихонов рассказывал, что когда приезжал в ранге игрока «Ак Барса», фанаты его узнавали и желали удачи. У вас такое было?— С некоторыми фанатами СКА я и так все время на связи. В «Ледовом» было здорово увидеть моих персональных болельщиц, которые ведут мою фан-страничку в инстаграме. Они были в моих майках, специально пересели на сторону, где «Спартак» раскатывался. Сразу их увидел на трибуне. Это было очень приятно.

«Говорю только по делу. Не люблю разглагольствовать»

— Дважды в этом сезоне «Спартак» пропускал семь раз. Что в этот момент творится внутри проигравших?— Опустошенность, непонимание, почему это произошло. Ты не можешь ткнуть в кого-то и сказать: «Вот, ты пропустил все семь шайб и во всем виноват». Это так не работает. Масса проблем стекается в одну реку, и получается такой результат. Психологически тяжело. Понятно, что можно разбирать всю игру, где ошибка на ошибке. Через такое проходят все команды в сезоне. Бывает и так, что у соперника в этот вечер просто все залетает в ворота, а ты вроде стараешься, но ничего не идет.

— После таких игр кто-то из хоккеистов брал слово в раздевалке? Или после семи шайб и так все все понимают?— Все зависит от самой игры. Можно проиграть ее, отдаться полностью, а у тебя просто не получилось. Бывает, что все из рук валится, и ошибки идут одна за другой. В любом случае взрослым игрокам не нужно нагнетать обстановку, а поддержать команду, найти правильные слова.

— Вы берете слово в раздевалке?— У нас многие ребята могут говорить. Я если и говорю, то говорю по делу. Не люблю разглагольствовать. Могу даже персонально к кому-то подойти, и то не с упреками, а с предложением найти решение проблемы.

— Когда у «Спартака» шла серия поражений, в прессе стали говорить и о том, что возможно стоит и Олега Знарка уволить. На вас это в команде давило морально?— Мы все прессу читаем, разговоры слышали. И это все только заводит тебя. Ты этого не хочешь и стремишься доказать. Правда, психологически это может давить, большое желание доказать что-то может и помешать.

— «Спартак» — одна из самых возрастных команд. Это кажется для многих экспертов проблемой.— Здесь палка о двух концах. Возраст — это опыт, а опыт — предыдущие ошибки, просто ты из них сделал выводы. Все зависит от твоих физических кондиций, следишь ли ты за собой или нет. С возрастом нужно еще более щепетильно относиться к своему организму. Но без возрастных игроков команды не может быть. Молодым ребятам кто-то должен передавать свой опыт. Лучше учиться на чужих ошибках.

— К разговору об опытных игроках. Несмотря на то, что в КХЛ в последние годы намечена тенденция на омоложение, Дацюк идет в лучших бомбардирах, ваш ровесник Шипачев играет на уровне лучших многие годы. Рано списывать ветеранов со счетов?— Конечно, рано. Если ты демонстрируешь уровень, которого достаточно лиге и команде, то кто тебя будет списываться? Дацюк — мастер с большой буквы. И появятся ли еще такие хоккеисты — большой вопрос. И есть еще такой момент: в НХЛ каждый год приезжает много новых игроков. Они очень высокого уровня, а у нас такой подпитки нет, поэтому ветеран может дольше находится в команде, так как его никто не вытесняет из состава. Для развития хоккея это минус. Конечно, новые имена появляются в КХЛ, но не в таком объеме, как в Америке. В НХЛ хотят попасть все, но не всех берут.

— При этом в НХЛ играет 43-летний Хара, в «Торонто» подписывается 41-летний Торнтон. Ветераны тоже есть.— Но они очень следят за собой, и контракты у них всё равно небольшие. Тот же Торнтон играет за любовь к хоккею. Большое уважение к таким людям. Дело же не только в очках, но и в отношении к команде, своей роли в раздевалке. Иногда полезные действия значат гораздо больше, чем забитый гол. Ты можешь один раз забить, а остальное время не пойми что делать, и из-за тебя команда еще пропустит.

«В нынешней ситуации не вижу смысла в потолке»

— Этот чемпионат эксперты называют самым непредсказуемым в истории из-за пандемии и введения жесткого потолка зарплат. Вы это ощутили уже?— Кардинально ничего не поменялось. Может быть, я просто не успел это ощутить. Некоторые ребята уехали в НХЛ. Возможно, раньше их останавливала заработная плата, чтобы не уезжать. Если происходит массовое снижение, то кто-то решит уехать за океан. А они в КХЛ были одним из сильнейших.

— Кто из ребят уехал в НХЛ ради денег? Мне кажется, это вообще была не причина.— Не совсем правильно вы меня поняли. Единственное, что их могло сдерживать — это зарплата в России. Это мое предположение. С потолком зарплата автоматом упала, тебе в любом случае нужно «подвинуться», и этот фактор тебя больше не сдерживает. Я знаю, что в НХЛ ты едешь не за деньгами. Ты просто хочешь играть в лучшей лиге мира, хочешь попробовать себя на этом уровне. НХЛ — это не разговор денег.

— Вы себя относите к сторонникам тех, кто не считает, что жесткий потолок зарплат поможет улучшить положение КХЛ?— Дело даже не в потолке и конкретной сумме. Дело, наверное, с полом зарплат. Смысл вводить 900 млн, если у команды все время бюджет был 200-300 млн. Если бы было 900 млн и пол в 700 млн, то тогда другой разговор.

— Тогда бы многие клубы исчезли, потому что у многих нет возможности столько тратить.— Я не говорю о конкретной сумме. Просто в нынешней ситуации не вижу смысла в потолке. То же самое получается, просто у игроков упали зарплаты.

— Наверное, в КХЛ нужен нормальный профсоюз игроков, чтобы хоккеисты высказывали свое мнение, могли влиять на решения.— Мы не зарабатываем деньги так, как в НХЛ. Нельзя тут говорить, что мы хотим. Это неправильно. Мы даже морального права не имеем говорить: «Не хотим 900 млн, давайте нам полтора миллиарда». Не надо брать хоккей в отрыве от нашей страны.

«Мне было стыдно за себя, что такое произошло»

— Из-за болезни многих игроков летом у «Спартака» не было как таковых полноценных сборов, которые любит Олег Знарок. Могут ли этим вызваны проблемы?— Конечно, это накладывает определенный отпечаток. Тренерский штаб понимает, что сборы прошли не в том русле, в котором все бы хотели. И понимает, что из-за этого где-то может не хватить, а спрашивать с игроков и тренера по физподготовке будет неправильно, потому что предсезонка прошла не по плану. Возможно, у Олега Валерьевича в карьере такого и не было, что команда вошла в сезон, не пройдя определенную предсезонку. Раньше тренер хоть мог бы знать, чего ждать от команды: когда ребята будут уставшими, когда в форме. А сейчас непонимание ситуации. Есть паузы на Евротур, в которых можно сделать определенную работу, чтобы хватило сил на отрезок до следующего этапа.

— В паузу у вас ожидается тяжелая работа?— Полностью расписания не знаю. Будут и выходные, а после мини-сборы. Не такие глобальные, потому что все-таки четверть сезона прошла. Но подпитка для организма нужна.

— За последние два сезона вы провели всего 59 матчей. Вы не потеряли навык играть регулярно?— Я сейчас кайфую! Поверьте, я так долго этого ждал. Но по определенным обстоятельствам мне не предоставляли такой возможности. Сейчас я просто наслаждаюсь моментом и стараюсь приносить команде пользу своими действиями.

— Физически сил хватает?— Да. Делаю определенную работу, чтобы состояние во время игры было еще лучше. Персонально занимаюсь с нашим тренером по физподготовке. Лишний раз потренируюсь под его руководством.

— Не жалеете, что раньше не покинули СКА?— Знал бы… Сейчас уже сожалеть ни о чем нельзя. Но, наверное, стоило уходить после олимпийского сезона.

— Вы же как раз летом 2018-го подписывали новый контракт, то есть вам говорили, что будете играть, что вас видят в команде.— У меня были предложения из других клубов. СКА — прекрасная организация, все сделано на высшем уровне. Я хотел играть, но тебе никогда не скажут: «Ты будешь играть». Плюс после Олимпиады уже как будто был введен потолок зарплат, я подписал контракт на 20% ниже предыдущего.

— Для меня было удивительно, что той же осенью СКА изменил ваш контракт, сократив его срок на один год и сделав двусторонним. Вам тогда не казалось, что двусторонний контракт — это какое-то неуважение к игроку, который больше 500 матчей провел в КХЛ? Мне кажется, это некрасиво.— Мне было так неудобно и стыдно… Я думал, когда меня об этом спросят. Но я даже не знаю, что на это ответить… Мне до сих пор кажется, что этот момент был некрасивым. Мне было стыдно за себя, что такое произошло. Если бы я заранее знал, что такое будет, то, конечно, не подписывал бы контракт.

— В тот момент возможности попросить обмена не было?— (После паузы) Значит, сладки были речи.

«В «Metro» закупал воды как в голодный год, по 100 литров»

— Вы стали первым игроком КХЛ, о болезни коронавирусом которого стало известно. У вас есть мысли, как вы заболели?— Я не то, что прокручивал, я знаю.

— Это в Казани произошло?— Нет, в Казани я в прямом смысле слова ходил в противогазе по третьему классу защиты. У меня есть и российская маска, и американская маска 3M. Все было серьезно. Было куплено пять литров спирта, который разбавлял в домашних условиях. И все им обрабатывал, дезинфицировал. Опрыскивал все ручки, кнопки в лифте. В «Metro» закупал воды как в голодный год, по 100 литров. Как будто мы в бункере жили. Я ходил везде в маске. Народ, наверное, вокруг смеялся. Лето, шорты, футболки, а я — в скафандре. Но мне было без разницы, главное — безопасность. В Казани мы с родственниками все придерживались мер защиты. Потом я уже приехал в Москву, и мы все заболели в команде. Кто принес вирус — уже нет смысла разбираться. В итоге все равно бы все переболели рано или поздно. Просто в «Спартаке» случилось во время предсезонки, у нас почти 20 человек болело одновременно. Но хуже болеть по ходу сезона.

— Я спросила про Казань, потому что слышала версию, что вы заболели, когда тренировались с Паниным, Бурмистровым, ведь все в итоге переболели из группы. — Знаю, что некоторые ребята переболели. Но я не мог из Казани привести вирус, так как потом еще летал в Петербург, вещи собирал, перевозил в Москву. Я заболел не в первый день сборов, а через неделю. После тренировок в Казани к тому моменту уже недели три прошло.

— Как же у вас все дошло до больницы? — Мы все были на карантине, нам нельзя было никуда выходить, еду в номер приносили. С нами был доктор команды Александр Костюков. Ему надо памятник поставить, потому что он фактически находился в «красной» зоне. Все были ковидники, а он ходил, проверял температуру, давал таблетки. Мы принимали антибиотики от бактериальной инфекции, чтобы она сверху на вирус не легла. А то было бы еще хуже. Доктор провел два месяца в заточении и ухаживал за нами. У меня поднялась температура и на протяжении шести дней держалась 39,3. С утра просыпаешься, и у тебя 38,4. Мне сделали КТ, на котором было выявлено 10-15% поражения легких. Это некритичные цифры. Но температура не падала, никто в такой ситуации ответственность на себя брать не будет, поэтому вызвали скорую. Меня увезли в СКЛИФ. Слышал, что там есть хорошие методики, которые помогают людям. Мне прокапывали плазму тех людей, кто выздоровел и у кого много титров. В больнице меня положили в общую реанимацию, повторно сделали КТ, на котором показало 25% одного легкого и второго 25-50% поражения. Это уже не шутки. Мне предложили кислород, который в нос вставляется, но после него еще хуже дышать самостоятельно. С ним легко, а когда снимаешь, тяжело. Через несколько дней мне стало лучше, температура еще держалась на протяжении 3-4 дней. Но из-за того, что мне искусственно повысили иммунитет, организм стал быстро подавлять вирус. При выписке у меня были огромные титры за счет плазмы, которую мне вливали. И в течении пары недель они упали до небольших показателей. И они с каждым днем падают.

— Титры — это антитела?— Да.

«Ты думаешь, что такой сильный, но буквально чуть-чуть и отключишься»

— Недавно мои бабушка и дедушка переболели коронавирусом, уже, к счастью, все позади. Первые десять дней болезни чувствовали себя ужасно, бабушка спала сутками, организм не работал, а еще вся еда была невкусной. У вас как было?— Запахи и вкусы у меня пропали. Все что угодно можно есть — ничего не чувствуешь. Мне сначала супруга сладкое заказывала на карантине, чтобы я не скучал. Но когда пропал вкус, это потеряло смысл. Я тоже постоянно хотел спать, организм был уставшим и все время требовал восстановления. У меня еще и большая температура круглыми сутками держалась. Это вдвойне тяжело. У меня много знакомых, которые поправились, но, пройдя немного по лестнице, у них появлялась отдышка. Хотя люди спортивные.

— У вас выявили вирус, а как же ваша супруга с дочкой?— Их не было в Москве, они на тот момент еще были в Казани. Когда они приехали, я уже лежал в больнице, поэтому мы не виделись. После выписки я приехал домой, хотя мне говорили, что вещи нужно изолировать на пару недель, так как на них мог остаться вирус. К счастью, я сам уже был не заразен с таким количеством антител в организме.

— Тяжелее обычного было набирать форму после болезни?— Да. И никто не может подсказать, как лучше это делать, так как никто раньше с таким не сталкивался. Я выполнял определенные тренировки в домашних условиях с тренером по видеосвязи, но без повышения пульса, чтобы не было отдышки. Легкие просто могли не справиться. В больнице врачи говорили: «Это не шутки. Ты думаешь, что такой сильный, но буквально чуть-чуть и отключишься». Вот и мониторил, чтобы пульс не поднимался выше 140, а то могло не хватить кислорода. Потом у команды уже начались сборы. Мне позвонил Олег Валерьевич, спросил как состояние и сказал приезжать. В клубе-то я буду под наблюдением врачей и смогу выполнять определённую работу. Поначалу я бегал два раза в день по 40-50 минут, чтобы всю заразу из легких прогнать. Но если до болезни я бегал с пульсом 140, то после при такой же скорости он мог взлетать до 160. Организм не был готов к таким нагрузкам, приходилось снижать темп. Помимо бега еще крутил велосипед. Через три-четыре тренировки пульс стал опускаться и постепенно приходить в норму.

— Сейчас вы насколько серьезно к мерам предосторожности относитесь?— Антитела имеют свойство уходить, что и происходит сейчас. В первое время я вообще расслаблено себя вел, забыв обо всем. Знал, что я никого не могу заразить. Сейчас ношу маску. Самое ужасное, это когда ты знаешь что болеешь и не защищаешь себя от других. Люди должны думать не только о себе, но и о других. Поэтому и просят носить маски, чтобы других не заразили. Одного заразишь, потом он еще двоих и так далее. Не так тяжело надеть маску. Необязательно надевать медицинскую, как вариант — тканевую, которую каждый день можно стирать. Это остановит глобальное распространение вируса. По поводу перчаток ничего не могу сказать. Антисептик, считаю, лучше.

— Считается, что дважды заболеть коронавирусом нельзя, а в мире описано только четыре случая повторного заболевания.— Четыре? Врачи в России по два раза болели. Знаю, что повторно заболеть можно. Защитник «Ак Барса» Микаэль Викстранд заболел же второй раз. Я общался с докторами на эту тему, мне эта тема была интересна.

«Нам всем должно быть не все равно»

— Недавно обнаружила вашу страничку в инстаграме, и удивляюсь, почему там всего 550 подписчиков. — Видимо, я не такой популярный. Тут еще момент в том, что я только летом завел страничку. Мне просто ребята стали скидывать страницы, где кто-то выдавал меня за себя, выставлял от моего имени фото. Это неправильно. Сказанное им что-то могло на меня бросить тень. Принял решение завести свою страничку, чтобы потом не было недопонимания. Пытаюсь все «галочку» получить, но пока не дают. Но самое главное, что та фейковая страница больше не существует.

— Для чего вам нужен инстаграм?— Думаю, просто хочется делиться какими-то мыслями, событиями из жизни.

— Несколько постов вызвали у меня наибольший интерес. Во-первых, видео как вы едете на велосипеде сдавать обувь дочки в ремонт. Я думала, что во время сезона семья вообще не обременяет хоккеиста обязанностями. У вас, я так понимаю, не так.— Я просто инициативный парень во всем. Чем больше у меня дел, тем мне комфортнее. Если мне что-то надо, то я должен это сделать. Велосипед в Москве — это супер. Я живу на Садовом кольце, там как раз удобные велодорожки. Ездил на тренировки во дворец, занимало у меня 30-40 минут. Очень удобно и без пробок!

— И дополнительная тренировка.— Да, разминка перед тренировкой.

— И второе — это видео из Минска. Не думали, что за этот пост кто-то может неправильно воспринять?— Каждый может воспринять эту ситуацию так, как считает нужным. Я выставил то, что происходило на самом деле, что было около нашей гостиницы. Мы знаем, что происходит в соседнем государстве. Не хочу ввязываться в политические баталии, это не мое дело. Просто я, как и другие обычные люди, сожалею тем, кто сейчас испытывают такие сложности. После этого поста мне писали люди из Беларуси, благодарили за освещение этой ситуации. Что мне, как человеку, не все равно на людей, которые живут в другой стране. Нам всем должно быть не все равно, потому что мы все люди, мы должны друг друга поддерживать.

— Вы после этого не думали, что, может быть, стоит чаще высказываться? Что вы так помогает людям, вы же не просто так получали слова благодарности.— Очень сложно ответить. Мне писали о том, что игроки минского «Динамо» публично не поддерживают людей. На это я ответил, что нельзя обвинять ребят, я могу их понять. Если что-то случится, то что с ними будет? Они всю жизнь занимались хоккеем, завтра окажутся на улице и что будут делать? Я ни в коем случае их не осуждаю.

— Вы поддерживаете Артемия Панарина и Никиту Задорова, когда они говорят, что их какие-то вещи не устраивают в России?— У каждого человека есть свое личное мнение. И если он считает нужным что-то говорить, то я не могу его осуждать. Каждый человек волен говорить то, что хочет.

— Вы пристально следите за общественной и политической жизнью? Много читаете, смотрите новостей?— Да, мне это интересно. Самое главное — это не смотреть телевизионные программы. Я смотрю YouTube.

Скачать приложение Sport24 для iOS

Скачать приложение Sport24 для Android