История вратаря Скотта Дарлинга. Путь от алкоголика до чемпиона НХЛ

Дарлинг – первый игрок SPHL – низшей лиги США, пробившийся в НХЛ. В 2015 году он завоевал Кубок Стэнли в свой первый сезон с «Чикаго Блэкхоукс», а весной 2017 года был обменян в «Каролину». В колонке на Players’ Tribune он рассказал удивительную историю своей жизни, в которую трудно поверить. 1 июля 2011 года я оказался в палате, ко мне были подсоединены провода и трубки. Пищал маленький аппарат, измеряя показатели жизненно важных функций. Это был мой первый день в реабилитационном центре. Я пил каждый день в течение восьми месяцев, после чего меня выгнали из команды Южной профессиональной лиги. У меня не было денег, не было надежды. Мои мечты были разрушены. Я просто хотел снова стать нормальным человеком. Я помню, как открыл глаза и сквозь пелену увидел потолок. Моё тело болело, и я подумал: «Как, чёрт побери, так вышло?» 1 июля 2014 года, ровно через три года после этого, я подписал контракт с командой, за которую болел всю жизнь. Моей родной командой — «Чикаго Блэкхоукс». И тогда я снова подумал: «Как, чёрт побери, так вышло?» Вам надо привыкнуть к этой фразе, вы ещё не раз её услышите. Последние пару месяцев я пытался понять, как мне попрощаться с «Чикаго», но не мог найти слов. Пока я писал этот рассказ, четыре или пять раз у меня к горлу подступали слёзы. Это может звучать смешно, если вы не знаете, с какого дна я выбрался. Неоправданные надежды: «Я пил, чтобы чувствовать себя нормальным» Штука алкоголизма в том, что вы не понимаете, что у вас есть проблема. Всё начинается с мелочей. Для меня это было способом бороться с социофобией. Я с детства был замкнут в себе. Я был интровертом и всё время очень переживал, что обо мне подумают другие. Я был повернут на том, чтобы всегда быть лучшей версией себя. В 14-15 лет я был далеко от дома, играл в юниорский хоккей в разных городах, постоянно встречая разных людей. К 17 годам этот образ жизни вымотал меня. Я как будто каждый день носил маску, так что, когда я оказывался дома, я пил, чтобы отключить голову и чувствовать себя нормальным. Я рассматривал алкоголь как лекарство. Не то чтобы я где-то отрывался и меня арестовывали. Я сидел дома, смотрел фильмы и отключал голову. После заключительного года в юниорах меня задрафтовал «Финикс», и я стал играть за университет Мэна. Никогда не забуду день, когда отец привёз меня в кампус. Он так гордился мной, что крепко обнял и дал мне чек на $ 1000. У нас была рабочая семья из пригорода Чикаго, отец был вратарём в пивной лиге. И я поступил в Мэн. Это было нереально. Я думал: «Я смог. Это только начало, всё впереди». В следующие два года я всё испортил. Я пытался играть в хоккей, учиться и тусоваться. Неудачное сочетание. Я опаздывал на командные собрания и тренировки из-за похмелья. Сейчас это кажется дикостью. По вечерам я обычно глушил пиво и не мог остановиться. Если я не пил, мне было некомфортно в собственной шкуре. В конце второго курса тренеры вызвали меня на разговор. Они сказали, что им нужен основной вратарь, которому они могут доверять. Меня выгнали из команды. Я был молод и глуп, думал: «Да пошли они все, я поеду в лагерь «Койотс» и попаду в команду». Да уж, это был бредовый план. Помню свой первый день на льду. Я был совершенно не в форме, и Шейн Доан нанёс бросок по моим воротам и попал под перекладину. Тогда я понял: «Ладно, я ужасен. Сейчас я плохой вратарь». Я продержался пять дней, после чего «Финикс» сказал мне убираться. Вот тогда мне надо было отправиться на лечение, но вместо этого я сел в самолёт и полетел в клуб ECHL, куда меня отправили «Койотс». Этот клуб находился в худшем месте мира для меня в то время – в прекрасном Лас-Вегасе. Да-да, меня отправили в Лас-Вегас. Я бы посмеялся, если бы это не было так жестоко. Наша арена была расположена внутри казино «Орлеанс», прямо на Стрипе. Я жил в отеле при казино. Дни проходили одинаково – я тренировался внутри казино, там же пил, а потом шёл в свой номер спать. Оглядываясь назад, это было очень странно и тягостно. Я продержался несколько недель, потом пропустил тренировку, и мне сказали собирать вещички. Я собрал вещички, да только мне некуда было идти, я и так был в низшем клубе. Ниже только Южная профессиональная лига — SPHL. Мой приятель играл за «Луизиана Айсгэйторз», так что я ему позвонил и спросил, не нужен ли им вратарь. Потом вышел из казино и позвонил маме. Минут 20 я нарезал круги по парковке, уговаривая её одолжить мне $ 200 на билет. Она говорила: «Скотт, пожалуйста, возвращайся домой. Мы тебе поможем». Мне тяжело это вспоминать, я не могу представить себя на месте родителей в этой ситуации. Но я был так упрям и сказал: «Нет, мам, со мной всё в порядке. Просто дай мне 200 баксов. Пожалуйста». И она дала. Достичь дна: «Работы не было, образования тоже. Моё тело разваливалось» Никогда не забуду, как приземлился в Батон Руж и ехал на эскалаторе. Приятель из той команды перед полётом сказал мне, что меня встретят. Я представлял себе водителя лимузина в красивом костюме, а в зале прибытия стояли три старушки с табличкой «Дарлинг». Я не поверил своим глазам, а потом одна из них говорит: «Добро пожаловать в Луизианну, Дарлинг». Прежде чем до меня дошло, что происходит, они забрали мои сумки и погрузили их в большой пикап. Мы ехали полтора часа до арены в Лафайетте, и всю дорогу они интересовались моим самочувствием. Представьте свою бабушку, которая говорит: «Милочек, ты не голоден?», «Тебе не надо в туалет?», «Ты точно не голоден? У нас тут крендельки есть». Они были потрясающими, самыми милыми людьми на свете. Но я недавно был в лагере клуба НХЛ, а теперь ехал на огромном «Шевроле» по глухомани Луизианны в компании трёх старушек. Ехал играть за команду «Айсгэйторз». Тогда-то я в первый раз подумал: «Как, чёрт побери, так вышло?». Мне на самом деле понравилась эта команда, понравился Лафайетт. Я так низко опустился, а вместо того, чтобы принять реальность, я пил, чтобы забыться. Я получал 200 долларов в неделю, моя жизнь была довольно грустной. После тренировки я шёл в «Сабвэй» и заказывал большой бутерброд. Потом шёл в винный магазин и покупал бутылку самого дешёвого пойла. Шёл домой и пил. Так проходил каждый день, это длилось семь месяцев. Я не видел альтернативы алкоголю. Я не получал удовольствия от выпивки. Это было не так, когда ждут пятницы, чтобы напиться с друзьями. Мне она физически была необходима. Моя жизнь крутилась вокруг бутылки. Я понял, что достиг дна, когда отец приехал на матч в Коламбусе, штат Джорджия. Я неплохо играл, мы победили. После матча я встретился с ним на парковке. Я шёл довольный и улыбался, но папа грустно посмотрел на меня и сказал: «Тебе тут не место, Скотт. Тебе тут не место». Слёзы подступают к горлу каждый раз, когда я это вспоминаю. Летом «Айсгэйторс» сказали, что я им больше не нужен. Работы не было, образования тоже. Моё тело разваливалось, мечта была разбита. Проснувшись один раз с похмельем, я решил: «К чёрту всё. С меня хватит. Надо лечиться». Хотел бы я сказать, что это было какое-то просветление, но нет. Я просто устал. До изнеможения. Дядя привёз меня в реабилитационный центр в тот же день. Через полчаса, когда я оформлял документы, я наткнулся на ещё одного хоккеиста. Мы посмотрели друг на друга, не веря. Это было здорово, потому что мы прошли реабилитацию вместе. Я был там два месяца, без телефона, без связи с внешним миром. Это было лучшее, что могло со мной случиться. Я многое понял тогда, просто слушая рассказы других людей о том, через что они прошли. Это был тревожный звоночек. У меня-то по-прежнему была любящая семья, заботливые друзья и очень специфичный набор навыков. Да почти все, с кем я там встретился, отдали бы всё за это. Там я наконец-то смог говорить о своих страхах и о том, почему я пил. Я всю жизнь переживал, что обо мне думают другие, а потом вдруг освободился от этого. К сожалению, во время лечения я сильно растолстел. Прямо заметно. За эти два месяца я ни разу не тренировался, а кормили там великолепно. К моменту выписки я весил больше 110 килограммов. К счастью, «Миссисипи Риверкингз» предложил мне контракт, пока я был на реабилитации. Они буквально отправили бумаги моему врачу. В клубе не знали, что я был не в форме. Я, наверное, выглядел нелепо, но это была команда – маленький шаг вперёд. И я был трезв. Ребята в команде начали называть меня «Дежурный водитель Дарлз». Я ходил с ними гулять, но пил только энергетики, а потом развозил всех по домам. В тот год я научился чувствовать себя комфортно, и это было потрясающе. Путь наверх: «Я стоял в комнате с незнакомцами и просто упал в обморок» Летом я приехал домой и жил у родителей в подвале. Я был на мели, так что мама устроила меня на работу. Она работала в отделе образования в пригороде Чикаго, и меня взяли туда помощником коменданта. Начальником нашей бригады был классный парень Билл Браун, большой фанат «Чикаго». Он меня представил всем, сказав, что я вратарь. И никто не поверил, все начали переспрашивать, что за вратарь и что я вообще тут забыл. Мы занимались сносом зданий, я как салага собирал кирпичи, трубы и доски, и выкидывал этот мусор. Каждое утро я вставал пораньше и шёл бегать к пруду. До этого я ненавидел бегать, но мне надо было привести себя в форму, а денег на спортзал не было. Так что я наматывал круги вокруг пруда, слушая Pearl Jam и повторяя себе, что у меня получится, если упорно работать. Следующие два года мне казалось, что я поиграл за каждую команду в низших лигах. Моя страница на сайте HockeyDB.com выглядит нелепо, а ведь некоторые команды туда не включили. Официально в списке девять команд, но на самом деле их было не меньше 13 или 14. Меня вызывали как экстренную замену на выходные, но я не всегда играл. Это была невероятная жизнь. Я играл за «Уилин Нэйлерз» и жил в деревянном домике в лесах Западной Вирджинии ещё с тремя ребятами. Мой агент и близкий друг Мэтт Китор заслуживает награды за благотворительность. Он представляет интересы Здено Хары и всё равно с радостью отвечал на мои звонки, когда я у него спрашивал «Слышал, «Ридинг Роялз» (Клуб ECHL. – Прим. «Чемпионата».)нужен вратарь на уикэнд? Можешь им позвонить?». Часто я просыпался в каком-то отеле, не зная, где нахожусь. Забавная ситуация для человека, который всю жизнь боролся с социофобией. Меня вызывали в какой-нибудь клуб, я садился на самолёт и потом был вынужден заходить в раздевалку, где сидели 30 незнакомых людей. Я рассказывал о какой-нибудь неловкой истории, потому что такие истории лучше всех. Однажды меня вызвали в фарм-клуб «Монреаля» в АХЛ. В то время я продолжал играть в SPHL, так что этот вызов был для меня важен. Я собрал вещи, прилетел и бац – меня тут же ведут в тренерскую, где вся команда смотрит видео. Минут восемь я стоял сзади у стены, сильно нервничал, голова кружилась. А потом я упал в обморок. Просто вырубился. Я пришёл в себя, когда надо мной склонились 20 незнакомцев и поливали меня водой как в кино. Я до сих пор встречаю массажистов и ребят из той команды, и они всегда шутят: «Эй, приятель, здорово видеть тебя стоящим на ногах». Я побывал в стольких командах, что начал коллекционировать кофты, в которых проводил разминку, потому что джерси мне брать не разрешали. У некоторых команд невероятные логотипы, у меня осталась обширная коллекция. Это сумасшествие, как меня бросало по разным лигам из ECHL в АХЛ за те два года. Для тех, кто не понимает, как всё работает — никто до меня не попадал в НХЛ из SPHL. Оттуда даже в ECHL сложно попасть, а уж в АХЛ — вообще чудо. В начале сезона-2013/14 случилась самая невозможная вещь. Я был в фарме «Нэшвилла» в ECHL, когда Пекка Ринне подхватил инфекцию и выбыл на четыре месяца. Всех вратарей переводили в лигу повыше, я оказался в АХЛ и здорово играл. В конце сезона я надеялся, что «Нэшвилл» предложит мне контракт НХЛ. Но они предложили мне только контракт АХЛ. Я был подавлен – в тот год в АХЛ я отразил 93,3 % бросков. В тот момент я начал сомневаться, что какой-либо клуб когда-нибудь сможет мне полностью доверять. Осуществить мечту: «Я поднял Кубок Стэнли и сделал то, что никогда не делаю» Летом я смотрел матч серии между «Блэкхоукс» и «Кингз» и в шутку написал одному из скаутов «Чикаго», с которым мы пересекались в лагере для вратарей. Я ему написал, что если им будет нужен вратарь для глубины состава в следующем году, то я готов. Помогло ли это? Кто знает. Я только знаю, что 1 июля 2014 года, ровно через три года после того, как я бросил пить, мой агент оформил сделку с «Блэкхоукс». Я думал, что буду играть в АХЛ. Даже представить не мог, что в том сезоне я буду играть в плей-офф НХЛ. Когда я сообщил родителям, мама закричала, а папа потерял дар речи. 26 октября меня впервые вызвали в основу. Это была моя первая игра за «Чикаго» на их домашней арене «Юнайтед Центр». В четвёртом классе учитель попросил нас написать, кем мы хотим стать. Я тогда написал, что хочу быть вратарём «Чикаго Блэкхоукс». Мои бабушка с дедушкой до сих пор хранят тот листок у себя дома. Я помню, как стоял в воротах во время исполнения гимна, смотрел вверх на баннеры и вспоминал все команды, за которые я когда-либо играл и так же стоял во время гимна в воротах и смотрел на своды всех маленьких сараев, в которых выступал в своей жизни. Только в этот раз я это делал в «Юнайтед Центре», куда я в детстве приходил с отцом. Я был на адреналине и не помню ту игру. Знаю только, что я хорошо играл и мы победили 2:1. После матча я снимал форму и думал: «Ну вот, даже если я больше никогда не сыграю, можно умирать счастливым». Я сыграл ещё 13 матчей «регулярки», а в первом раунде плей-офф мы встречались с «Нэшвиллом». Ну конечно, с кем же ещё. Я не думал, что у меня будет шанс сыграть, но в первом периоде первого матча мы пропустили три шайбы. Я сидел и поглядывал на тренера Кенневилля – смотрит ли он на меня? Не смотрел. В перерыве Кенневилль сразу подошёл ко мне и сказал, что я играю. Я вот-вот буду играть в матче плей-офф за «Чикаго» на «Бриджстоун-Арене» против «Нэшвилла». Класс. И меня стошнило. Я пошёл в туалет и заблевал там всё. Вернулся, оглядел ребят – Тэйвза, Кейна, Сибрука, Данкана, и был готов. В глазах ребят не было страха даже при счёте 0:3. Лидеры нашей команды были самыми талантливыми из тех, с кем мне приходилось встречаться. Они думали только о том, сколько времени потребуется, чтобы отыграться. Помню, как вышел на лёд, остальное в тумане. Мы отыгрались и победили во втором овертайме, Данкан Кит забил победный гол. «Бриджстоун-Арена» притихла, а я чувствовал невероятное облегчение. Когда-нибудь я буду рассказывать об этом своим детям. Это была нереальная серия. Я знал полкоманды «Нэшвилла», мы вместе играли в АХЛ. С Филипом Форсбергом мы жили в одной комнате. Мы выиграли серию в шести матчах, на рукопожатии ребята говорили мне: «Ты круто сыграл, Дарлз». Потом в «рамку» вернулся Кори Кроуфорд, а я, сидя на скамейке, переживал гораздо больше, чем когда играл. Клянусь, в финале Запада с «Анахаймом» я постарел на шесть лет. Я просто не мог справиться с нервами. Когда мы вышли в финал, я был на таком взводе, что даже не мог осознать, что происходит. До меня дошло за четыре минуты до конца шестого матча, когда Кейн сделал счёт 2:0. Я понял, что мы выиграем Кубок Стэнли. Я выиграю Кубок Стэнли. С «Чикаго». Я думал: «Боже, боже, куда мне деть свои руки?». Когда прозвучала финальная сирена, начался хаос. Я стоял позади всех и ждал, когда мне передадут кубок. Кто-то мне его дал, и я сделал то, что никогда не делаю. Я закричал при всех. Издал какой-то дикий рык. Потом на лёд вышли наши семьи, и я увидел выражение лица отца. Оно было бесподобным. Меньше четырёх лет назад мы стояли на парковке в Джорджии и он мне говорил: «Тебе тут не место». А теперь мы держим Кубок Стэнли? Серьёзно? Подошёл мой агент Мэтт, мы вместе держали кубок – так я говорил ему спасибо за то, что он не бросил меня, что за эти четыре года ответил на миллион моих звонков. Летом я приехал навестить свою бригаду по сносу зданий. В офисе бывшего босса Билла Брауна всё было в атрибутике с моей фамилией, везде были фото моментов, как мы празднуем победу. Мы посмотрели друг на друга и засмеялись. Он до сих пор говорит, что научил меня всему, что я знаю. И всегда спрашивает, когда я вернусь на работу. Раньше я собирал кирпичи и канализационные трубы, а теперь дети просят у меня автограф. Безумие. Три года с «Чикаго» были лучше, чем самая заветная мечта. Когда меня обменяли в «Каролину», я хотел красиво попрощаться, но это было невыносимо. Большую часть жизни я чувствовал себя одиноким. Отчасти поэтому я и пил. Я ни с кем не чувствовал связи, переживал, что обо мне подумают. Теперь я могу честно сказать, что все парни в «Чикаго» были для меня большими друзьями, и это не шутка. Представлять родной город и играть за любимую команду – это потрясающе. В этом клубе работают замечательные люди, все они относились ко мне как к своему. Руководство, тренерский штаб – все обращались со мной как с вратарём НХЛ. Мне потребовалось время, чтобы перестать думать, что все воспринимают меня как какого-то парня из SPHL. Я завёл много хороших друзей в команде, в пресс-службе, среди массажистов и сервисменов. Можно долго продолжать. Через 40 лет я буду рассказывать своим детям о том первом матче серии с «Нэшвиллом». Расскажу, каково это – поднять над головой кубок. Но самое важное, я расскажу им о Джонни, Бренте, Данкане, Кроу, Кейнере, Шоу и всех остальных. Расскажу, как мы проводили время в отелях, в автобусах и самолётах, разговаривая о хоккее и жизни. Если мы говорили с Джонни, то, скорее всего, о жизни на Марсе. Всё это значит для меня больше, чем вы можете представить. Я люблю вас, ребята. Я люблю тебя, «Чикаго». И говорю огромное человеческое спасибо.