«По чайной ложке супа — в седьмое блюдце». История из блокадного Ленинграда от фигуриста Олега Протопопова

Соревнования спортивных пар в фигурном катании считаются традиционно русским видом. Советские, а потом и российские фигуристы не проигрывали на Олимпиадах и чемпионатах мира больше 40 лет подряд. Первыми в ряду чемпионов стали Людмила Белоусова и Олег Протопопов, когда отвоевали олимпийское золото Инсбрука у сильнейшего дуэта из ФРГ — Марики Килиус и Ганса-Юргена Боймлера. Рассчитывать на золото можно было только при безупречном катании, и Белоусова с Протопоповым сделали это. А после своего проката услышали оценки — 5,8-5,9. Соперников оценили скромнее — им не помогли даже судьи из ГДР и ФРГ, которые почти всегда придерживали советских фигуристов. С этой победы начался бум фигурного катания в СССР. А советские спортсмены стали главными героями в западной прессе. Агентство «Франс Пресс» так рассуждало о возникновении новой спортивной традиции: «Победа Белоусовой и Протопопова не была неожиданностью для большинства специалистов, которые систематически и внимательно следят за выступлениями фигуристов. Советская пара все время прогрессировала, совершенствуя и без того сложную программу. Успех советских ледовых хореографов в известной степени отражает успехи советского балетного искусства. В программе новых олимпийских чемпионов немало элементов, навеянных балетным искусством ведущих советских мастеров, не имеющих себе равных в мире». Белоусова и Протопопов действительно повели мировое парное катание по пути художественного обогащения программ. «Нас интересовала не только смена ритмов, как это было раньше, как это было и есть у большинства фигуристов. Нас интересовала смена эмоций, настроений. Мы искали внутреннее содержание, — вспоминает Олег Протопопов в автобиографии. — Нас интересовало развитие человеческих отношений. Развитие отношений между мужчиной и женщиной, любящими друг друга. Древняя, как мир, в искусстве эта тема для фигурного катания была новаторской. И мы старались создать музыкальную композицию, в которой тема любви была бы яркой и беспрерывной. Все свое внимание мы сосредоточили на пластической интерпретации музыки». В своем стремлении быть идеальными с хореографической точки зрения фигуристы добились почти абсолютной синхронности движений. Про техническую сложность и насыщенность программ тоже не забывали. Подтверждая звание олимпийских чемпионов, Белоусова и Протопопов исполняли произвольную программу, в которой были комбинация из двойного риттбергера и акселя в полтора оборота, двойной сальхов, семь разных поддержек и огромная по длине спираль в позе либела, длившаяся целых 15 секунд. Еще одно важное изобретение пары — «космическая спираль» — тодес на внутреннем ребре. Французские журналисты были правы, когда пытались рассмотреть в программах Белоусовой и Протопопова балетные традиции. Мама Олега Протопопова Агния Владимировна Гротт была успешной балериной. Но ее карьера оборвалась в сентябре 1941 года, когда вокруг Ленинграда сомкнулось блокадное кольцо. Агния Владимировна устроилась на работу в военный госпиталь медсестрой. Все 900 дней девятилетний Олег был рядом. «В комнате, где я спрятался за чуть теплую печку, шесть кроватей своими решетками-спинками образовали непреодолимую преграду. Она была воздвигнута между мной и сереющими окнами, между мной и теми, кто лежал в кроватях. Лежали беззвучно. Без движения. Почти без дыхания. Мне стало страшно. Потом я увидел, как тонкая рука высунулась из-под одеял и ватных матрасов и слабым, но чрезвычайно уверенным жестом позвала меня к себе. Я сделал несколько шагов и увидел лицо — бледное, скуластое, может быть, веснушчатое, а может, просто покрытое какими-то пятнышками. Лицо молодое и старое одновременно. Увидел темные запавшие глаза. Взгляд — изучающий и спокойный. Им было трудно разговаривать. Они уже много дней видели только белые потолки и стены, покрытые инеем. Свет еле проникал через стекла… А я в эти дни дышал горьковатым дымом ленинградских пожарищ. Искал осколки снарядов и бомб. Двигался, голодал, но мог видеть и чувствовать окружающий мир. Теперь я понимаю, что был для них посланцем этого мира. Во мне и в моей не очень-то связной речи они искали то, что оставили за стенами госпиталя. Может быть, им стало немножко легче. Во всяком случае, я до сих пор тешу себя этой мыслью. Шестеро молодых ленинградских ученых. Шестеро изможденных, доработавшихся до глубоких обмороков… Я не помню ваших имен. Но я на всю жизнь запомнил ваши лица. Вы все погибли, но для меня и сегодня вы живые. Вы научили меня человечности. Я перед вами в неоплатном долгу. Вы уже не прочтете этих строк. Но если бы вы могли прочитать, вы бы узнали, что я помню все. Я помню маленькие блюдечки с супом-затирухой. Помню, как сестра чуть-чуть приподнимала каждого из вас, чтобы дрожащая рука не расплескала по пути ни капельки. Я помню пайки хлеба — тяжелого, влажного хлеба — и крохотные довески, приколотые спичками к ним. — Сестричка, еще бы блюдечко. По чайной ложке супа — в седьмое блюдце! И маленькие довесочки хлеба — туда же! На, Олег, голодный мальчик из ленинградской блокады, ешь, живи, расти! И потом, выходя на лед, собираясь в единый могучий комок мышц и нервов, мы с Людмилой всегда думали о тех шестерых истощенных ленинградцах, которые накормили меня в далекий зимний день 1942 года». В осажденном Ленинграде Олег Протопопов видел многое: как горели Бадаевские продовольственные склады, расположение которых выдали немецким бомбардировщикам шпионы, как тонул в Ладожском озере грузовик с несколькими десятками мальчишек и девчонок, которых должны были эвакуировать по «Дороге жизни». Но, рассказывая о войне и ее уроках, чаще всего вспоминает именно ту встречу в военном госпитале. В материале использованы цитаты из книги «Золотые коньки с бриллиантами» Людмилы Белоусовой и Олега Протопопова Подпишитесь на канал Sport24 в Яндекс.Дзене