Большое интервью с главным тренером Уралмаша Ростиславом Вергуном: биография, где играл, США, Единая лига ВТБ

Наставник «Уралмаша» — о сезоне, серии с «Локомотивом», тренерском становлении и ярком периоде в Штатах.

Екатеринбургский «Уралмаш» провёл второй сезон в Единой лиге ВТБ и полтора из них — под руководством белорусского тренера Ростислава Вергуна. Уральцы два года подряд выходят в плей-офф и являются единственной командой за это время, которая в первом раунде постсезона обыгрывала команду из топ-4. Помимо этого, в нынешнем году «Уралмаш» завоевал первый титул под руководством Вергуна — Кубок России. Ростислав Вергун дал большое интервью «Чемпионату» по итогам сезона, а также рассказал о своём пути в качестве игрока и тренера.

— Как у вас вообще появилась любовь к баскетболу? Мама была тренером, она настаивала? — Мама сама играла неплохо: была капитаном сборной школьников УССР, играла в ереванском «Буревестнике» и киевском «Динамо», является первым тренером Александра Волкова (олимпийский чемпион — 1988 в составе сборной СССР, один из первых советских баскетболистов в НБА. — Прим. «Чемпионата»). Она привлекла его к баскетболу, и до 10-го класса он с ней занимался, пока не уехал в Киев. Когда сборная СССР выиграла Олимпиаду в 1988 году, Волков добивался, чтобы маме присвоили звание «Заслуженный тренер СССР» — ходил в министерство, писал письма, и это ему удалось.

В 1988 году мы переехали в Беларусь, в Могилёв.

Любовь к баскетболу у меня с детства. Когда ездил с мамой на соревнования — помогал вести статистику на матчах — броски, очки, всё вручную. Сам заполнял диаграммы, а ведь тогда не было компьютеров, только листы в клеточку и счётные карточки. Мне казалось, что я выполняю самую важную роль в команде.

Мама всегда говорила, что у меня получится быть тренером, сильным игроком она меня не видела. А я всегда пытался переплюнуть её лучшего воспитанника. Мама была по-настоящему крутым педагогом: 20 лет проработала в Могилёве в училище олимпийского резерва. Там у неё были десятки кандидатов в сборную Беларуси разных возрастов. Я помню, как мы жили: в коридоре за стенкой стоял стационарный телефон — часовые разговоры с методистами, преподавателями, родителями воспитанников. Я рос с этим и формировал понимание профессии тренера в целом.

Мы как будто бы жили в семье из 15 детей: мама ко всем относилась одинаково, контролировала, чтобы каждый получил образование, поступил и добился своего. В основном она работала только с мальчиками, если не считать последние годы перед пенсией. Например, среди её воспитанниц — Маша Попова, которая сейчас играет за УГМК.

Есть пример мотивации от мамы. Я окончил Могилёвский технический лицей — одно из лучших средних образовательных учреждений в городе. Однажды, уже будучи капитаном молодёжной сборной Беларуси, пришёл домой и сказал, что хочу перевестись в училище олимпийского резерва в Минск где базировалась сборная: тяжело совмещать учёбу и спорт. А она на утро мне ответила: «У тебя два пути: можешь уйти и дать всем повод считать, что спортсмены не в состоянии учиться, или останешься и заставишь смотреть на нас по-другому». Эти слова замотивировали в момент! Я почувствовал, что делаю нечто очень важное не только для себя, но и для всех спортсменов.

Предпочитаю игровые виды спорта индивидуальным, потому что в командной игре ты часть механизма, заставить работать который — это дополнительный челлендж.

Детский спорт в 1990-е… это тренировки в 6:00 — потому что лучшее время отдавалось платным группам по карате и прочим. Зимой без отопления — часто тренировались в перчатках, в куртках. Соревнования проводились раз в год в каждой возрастной группе, это всего пять игр — больше денег просто не было.

Сейчас, когда смотришь на Единую молодёжную лигу ВТБ, радуешься: я кайфую от того, что есть такой инструмент. Но понимаю, что нынешним ребятам не с чем сравнивать, они не знают, как это было «тогда». Они не всегда понимают, что то, что они имеют — это уже очень много! Два вопроса, которые меня беспокоят сейчас, — как до них это донести и как помочь им выжать максимум из сегодняшних возможностей.

Есть молодёжная лига и резервные команды, играющие в Суперлиге, — ну что ещё надо для развития? Есть календарь и работа с квалифицированными тренерами. Я смотрю много игр молодежной лиги, импонирует работа, поставленная в МБА, особенно под руководством Афанасьева. Я не говорю даже о командах топ-4, в той же «Парме» очень интересный тренер Антон Катаев. Мне нравится наблюдать, как многие молодые игроки добавляют по ходу сезона.

Какие возможности сейчас! Залы, телевидение, столик, статистика, тренерские штабы, врачи, массажисты. Тёплые залы! Нам нужно научиться ценить то, что у нас есть.

Когда я закончил играть, моя первая тренерская работа была в Могилёве — команда «Борисфен», полулюбительская. Я помню, мама сказала: «Ты делаешь это не в ожидании какого-то признания, а потому, что просто любишь игру и получаешь удовольствие. Если это не так, то лучше даже не начинать». Очень хорошо помню тот момент: обмануть самого себя невозможно — можно пытаться какое-то время, но на длинной дистанции это не работает. Мы тогда работали абсолютно бесплатно, и у меня до сих пор много историй про те два года.

Мы постепенно превратились в полупрофессиональную команду: оставалось семь-восемь человек, которые утром работали, а вечером тренировались. Потом ребята сказали: «Тренер, без обид, если ты будешь играть, то играем до конца!» Денег уже не было даже на выездные игры: мы пропустили четыре-пять матчей, я точно не помню. Я вернулся, мы вместе докатывали сезон и в итоге заняли седьмое место из девяти. И я праздновал это седьмое место, как никакое из своих чемпионств.

— Получается, тренерство у вас закладывалось с юности, учились у мамы общаться с игроками и правильным образом реагировать? — Да, тренер — это прежде всего педагог, наставник. Профессия включает в себя очень много навыков и умений. Уверен, у каждого тренера есть свои сильные и слабые стороны. Есть тренеры, которые глубже разбираются в тактике или лучше чувствуют игру. Есть сильные психологи и лидеры. Знаю точно — у каждого должен быть свой «прикол»!

По мне, идеальный тренер — это лидер, который умеет выстроить диалог абсолютно со всеми без исключения: найти правильный подход и добиться максимума от каждого из 12 человек. Затем — придумать, как помочь им функционировать вместе для достижения общих целей.

Понятно, что всегда есть нюансы и шероховатости: чем выше уровень, тем сложнее задача, потому что сильные личности, конфликты интересов, финансовые вопросы и всё такое. Пример — Георгиос Барцокас. Мне нравится и его стиль игры, и как он ведёт себя, и какой авторитет имеет не только внутри своей организации, но и во всём баскетбольном сообществе.

Имя и авторитет помогают и в ситуациях с судьями, и при рассмотрении спорных вопросов Советом лиги. Это фигура, на которую можно равняться. Каждый день, каждую игру, каждый сезон ты по кирпичику выстраиваешь свою репутацию в правильном направлении. И это опять-таки ничего не гарантирует: я всегда говорю ребятам, что мы обязаны делать всё, как должны, но итог зависит не только от нас, и мы принимаем это как мужчины.

Самое важное — не проиграть себе: ложиться спать каждый вечер, зная, что ты выполнил всё, что от тебя зависело. А дальше — как богу будет угодно.

— Ваша мама говорила, что не верила в вас как в игрока, но вы всё равно попробовали. — Я был худой, долговязый игрок задней линии, с неплохой техникой и броском, со спортивным характером. В команде Могилёвской области я был лидером и даже выступал за старшие по возрасту команды. Могу даже похвастаться серьёзными «гейм-виннерами»: как-то в финале первенства республики с «Минском» забил с сиреной победные два очка.

Помимо мамы, мне повезло встретить много харизматичных детских тренеров из того поколения. Они были живым примером: как общаться, как шутить, как вести команду. К сожалению, многие уже ушли, и в белорусском баскетболе образовалась пропасть — их пока некому заменить. Есть, конечно, ребята с амбициями, которые очень хотят работать и развивать игру, но потеря тех учителей ощутима.

Иногда мы неправильно направляем энергию: если переосмыслить суть профессии и сделать шаг назад, то детский тренер — этакий супергерой. К сожалению, его труд очень часто недооценён, и мало кто хочет опускаться на этот уровень и заниматься с детьми. А ведь всё начинается именно там. Что посеешь — то и пожнешь.

— Как вообще появился вариант с обучением в США? Вы туда летели именно играть или больше хотели учиться? — Я ехал играть в НБА с небольшой остановкой в студенческом баскетболе (смеётся).

Мама играла с Галиной Резцовой, её сын первым уехал в джуниор-колледж, куда я попал в итоге. Через него всё решалось — у меня уже были готовы документы. И в этот момент Владимир Родионов предложил мне ехать в «Автодор».

В Гомеле проходило первенство республики моего возраста. Параллельно «Автодор» и мужская сборная Беларуси играли турнир, и я помню эти игры в гомельском дворце спорта: младший Хряпа тогда только начинал. Родителей трёх ребят пригласили на встречу, предложили долгосрочные контракты. Так Вова Веремеенко оказался в Саратове, а я сделал выбор в пользу американской истории.

И всё, я поехал. Мама выдала мне $ 120 и сказала: «Сынок, это всё, что у нас есть». Я прилетаю: Техас, на термометре +50°С. Первая тренировка: в зале больше 30 человек.

Джуниор-колледж — это техникум по-нашему. Это шанс для тех, кто не попал сразу в университет. Наш колледж был очень сильным по ресурсам и связям тренера. Он собирал ребят, которые по разным причинам не попали в университеты: проблемы с учёбой, дисциплиной, бывали случаи с наркотиками и оружием. В мой первый сезон мы стартовали в 37 человек, а завершили вшестером и выиграли конференцию. В составе было четверо иностранцев — украинец, два литовца и я, плюс разыгрывающий и центровой из США.

— Как так получилось, что отсеялась бо́льшая часть? — В основном те же причины, почему они сразу в университетах не оказались. Весь тренировочный процесс — пять на пять — и погнали. Проиграли игру? Следующая тренировка — «пять на ноль»: непрерывное движение, необходимо сделать 100 передач перед тем, как забросить мяч в кольцо. Мяч ударился о паркет или промах в конце — начинаем заново. Кто-то психанул, не выдержал и уходил сам. Следующая проигранная игра: в качестве тренировки нам велели написать Basketball is a team sport («Баскетбол — командный вид спорта». — англ.) 500 раз. Я написал, встаю, а тренер: «Куда ты? Пока последний не допишет — никуда». А там сидят люди, кто даже не начинал ещё писать. Я взял сразу пять карандашей, скрутил их тейпом под углом, чтобы писать за раз пять штук.

Это был интересный опыт — школа жизни. Литовцы были старше меня, они играли за университетскую сборную Литвы, понимали игру неплохо. Я многому у них научился.

Мой университет — Birmingham-Southern. Это был первый дивизион NCAA, играли в конференции Big South. В мой первый сезон выиграли конференцию и заняли первое место в стране по трёхочковым — в среднем 16,1 попадания за игру при проценте 42,3. Сумасшедшие цифры! У меня дома до сих пор висит памятная грамота с этими цифрами. Дьюк был вторым.

Мы победили в конференции, но университет находился на испытательном сроке после перехода из NAIA, и по правилам NCAA не имел права играть в «Мартовском безумии».

Следующий год не был так успешен, как ожидалось: в команде произошли изменения, и сезон оказался не таким хорошим, как мы планировали.

— А как вам удавалось играть, учиться и работать одновременно? Учёба у вас была адаптирована под спортсмена, с поблажками? — Нет-нет, учился я очень серьёзно. Сразу оценил уровень моего белорусского среднего образования и понял, что надо выжимать максимум из этого. Чтобы быть допущенным к играм, нужно было взять минимум 16 учебных часов. Со второго семестра я уже брал по 25 часов каждый раз.

Тренер строго следил. Они не разрешали брать последние два предмета, чтобы нельзя было соскочить не доиграв. Но всё остальное — мог брать что угодно. Вот я и решил: «Два диплома без напряга? Легко!» — и брал по 25 часов, меньше спал, меньше ходил на вечеринки, есть цель — не вижу препятствий.

Есть одна хорошая история. Между третьим и четвертым годами я подрабатывал летом в крупной мувинговой компании в Бирмингеме. При этом после окончания сезона имел разговор с тренером, где выразил желание получить больше игрового времени в следующем сезоне. Он сказал: «Окей, но в защите ты слабоват, и нужно значительно прибавить в этом компоненте». Тогда я спросил, что нужно делать, и получил тренера и программу на лето.

И вот моё лето… Будильник звонит в 5:20, быстрый перекус протеиновым батончиком, и всё. В 6:00 уже стоял в защитной стойке на индивидуальной тренировке. Медленно, быстро, фишки, с мячом, без мяча… В 7:15 — командная тренажёрка по расписанию, три-четыре раза в неделю. В летний семестр я брал один самый тяжёлый предмет. Занятия с 18:00 до 22:00 в понедельник, во вторник, среду, четверг и пятницу. Два месяца — и потом сдаёшь экзамен.

И так два месяца! День выглядел так: тренировка с тренером, тренажёрка, завтрак. Пятитонный трак был уже припаркован за забором. Я садился в него и целый день работал, а в 18:00 прилетал на урок. Бирмингем входил в топ-20 «пати-скул» в стране. Вечерины сумасшедшие, 50 Cent помню приезжал. Одним глазком посмотрел, затем спать — и на целые выходные в трак.

Вот таким было моё лето 2004 года. Поэтому, приехав на предсезонку, я посмотрел на ребят и сказал сам себе: ни секунды игрового времени никому не отдам — я пережил это всё на себе. В итоге тренер дал мне 25 минут, я сыграл в первых 10 играх сезона, и затем случился стрессовый перелом стопы. Это была повторная травма, и я подумал, что это знак сверху — надо сделать паузу.

Тренер был родом из Нового Орлеана, и, когда после урагана «Катрина» его родительский дом затопило, мы вместе поехали туда спасать семейные фото. Кругом вандалы, всё вытягивают. Спустив лодку на воду, он дал мне пистолет.

— С пистолетом ныряли? — Нет, я его с собой не брал, это точно. Мы просто по очереди ныряли — тренер был уже в возрасте.

Историй, честно говоря, столько, что люди устанут читать. Но одна особенно запомнилась. В мой четвёртый год в команде был игрок Томас Виглиянко, проспект НБА. Белый, рост 210 см с классным броском. После моего «жаркого» лета я его часто любил погонять по трёхсекундной.

Одна из последних игр в конференции. Нам очень нужна победа. Мы готовились неделю: комбинации, скаутинг. К перерыву — «-20», а играем дома.

В раздевалке — кожаные диваны, люстра, приятный интерьер. Тренер — невысокий итальянец, импульсивный, в бешенстве — он разносит напольную лампу со словами: «Молите бога, чтобы не узнать, что будет, если проиграете!» И уходит.

Мы возвращаемся в игру: 10 секунд до конца, минус одно очко, вбрасываем мяч в передовой зоне, он берёт тайм-аут. Наш лидер, исландец Якоб Сигурдарсон, который сделал неплохую карьеру в Европе, должен был завершать. Томас ему должен был отдать хенд-офф. А он в итоге решил сделать фейк-хенд-офф и бросил сам с отклонением. Сирена, дужка, отскок — всё кончено.

В раздевалку тренер не приходит, вместо него ассистент: «Полночь, все в тейпах в зале». По правилам NCAA нельзя тренироваться после игры до наступления новых суток. Веселая выдалась ночка!

Я из СССР — меня трудно застать врасплох, но то, как он нас «добивал» — это было жёстко. Я в паре с этим исландцем как раз был, который по 40 минут играет, он вообще умирал. Пришлось его просто носить на себе. В итоге заходим в раздевалку, подхожу к Томасу, как всадил ему, говорю: «Ещё раз так сделаешь — я тебя задушу!»

Когда мы потом спасали те фотографии после «Катрины», тренер извинился: «Прости меня за ту историю, я перегнул, мне стыдно». Я ответил: «Трудно было, врать не буду, но за ту ночь понял многое: баскетбол — командная игра, и, когда один человек ставит свои интересы выше команды, это предательство». Именно за это он нас наказал — не за поражение, а за то, что кто-то один поставил себя выше интересов команды и командной дисциплины.

Потом, когда мы обсуждали отношения, он сказал: «Запомни: состоятельность мужчины определяется тем, насколько счастлива его женщина». И это были не пустые слова — его пример красноречивее любых слов. Когда его жена тяжело заболела, он оставил тренерскую работу, чтобы ухаживать за ней до конца.

Я много работал в его детских лагерях. И вот в последний день одной из смен, когда все только и думали о пицце и зарплате, он зашёл в зал и увидел, что я уже сам расставил стулья, собрал мячи и вынес мусор.

В итоге мне он выдал двойную денежную плату. Все очень возмутились, а он сказал, мол, посмотрите, мне не пришлось платить уборщику, он всё сделал. С тех пор говорю детям: «За вами всегда кто-то наблюдает». Будь это бог или просто люди вокруг. Этот американский опыт научил меня многому, в том числе не зазнаваться: если ты готов учиться у окружающих, можно стать намного лучше.

Что касается американского опыта в баскетболе: я увидел чётко выстроенную систему — пять тренеров, каждый отвечает за своё дело (нападение, защита, скаутинг и так далее). Это было в 2005 году, и я считаю, что такие структура и подход до сих пор актуальны. Хотя уверен, что они сейчас за океаном уже совершили большой прогресс. Баскетбол там — как религия, мелочей не существует: тренер нам запрещал играть в белых кроссовках, считая, что они замедляют; татуировки должны быть скрыты, а игровую форму никто не имел права вынести из раздевалки — за стирку и хранение отвечали специально назначенные люди. Форма — это лицо команды, как знамёна. Чем лучше мы играем, тем ярче имя университета, тем ценнее его диплом.

На выпускном, в последнюю домашнюю игру, зал всегда был полон: обычно собиралось полторы тысячи человек, хотя по ходу сезона заполнялась только половина мест. Все приходят попрощаться с командой. На эту игру приглашают родителей спортсменов, но моя мама не смогла приехать, и меня выводили тренер с женой. Стоишь на площадке, весь зал скандирует «Belarus!» — полторы тысячи американцев, кричащих «Беларусь!» — у меня до сих пор мурашки от этого момента.

— Сейчас это немыслимо. — Да, я их реально мучил рассказами о том, что есть Россия, и есть Беларусь. Они постоянно говорили: «Russian, Russian», а я их постоянно поправлял: «Belarus!» Преподаватели ходили на игры, а я учился почти на отлично. Ещё нравилось, как они называли меня: не могли выговорить «Ростислав» и говорили «Слав» или «Рости».

После получения диплома появилось предложение от одной из крупнейших аудиторских компаний — не потому, что я был суперработником, а благодаря статусу выпускника-спортсмена и рекомендациям тренера.

— Какое вы получили образование? — Моё основное образование — бухгалтер по специализации, аудитор. Второй диплом у меня по бизнес-администрированию.

— А сейчас следите за NCAA? — Слежу в основном по хайлайтам. Честно, больше ориентируюсь по новостям. Но за NCAA слежу даже больше, чем за НБА. Наши ребята в сильных университетах играют важные роли — не столько статистика впечатляет, сколько то, что они получают игровое время. Это говорит об их потенциале. Ещё меня подкупает ментальность: они точно знают, что могут, и не боятся конкуренции — это очень важный фактор на пути к успешной карьере.

— Давайте тогда поговорим о вашем возвращении на родину и начале тренерской карьеры. Как проходил этот переходный этап? — Я вернулся, потому что очень хотел играть. Когда три года работал бухгалтером в США — всё равно по выходным пытался находить время для баскетбола. Любительские лиги, работал в детских лагерях много.

Летом понял, что точно хочу попробовать вернуться в баскетбол. Сначала ездил на просмотр в Гродно, а потом появилась история с «Минском», у клуба были мысли об участии в еврокубках. В итоге провёл четыре года в «Минске» и зашёл с ним в Единую лигу ВТБ.

— Вы сказали: «В 30 лет я понял, что не настолько хорош». Насколько тяжело было это принять? — На самом деле, не слишком. У баскетболиста два самых больших страха: травма и то, что будет после карьеры. Травму я пережил и понял, что это не конец — всегда можно попробовать снова. А насчёт «после» никогда не боялся: знал, что, если придётся «копать», я готов это делать.

— А что было самое тяжёлое в те два года, когда только начинали тренировать? — Несмотря на общее понимание картины, нужно было «нарисовать» и отладить все нюансы: построить систему тренировок, выстроить отношения, отработать детали.

Сейчас, когда общаюсь с молодыми тренерами, всегда советую: прежде чем браться за свою команду, поработай ассистентом — лучше года два-три провести у разных наставников. У меня в «Минске» так и было: почти три года я работал при трёх тренерах: у двух — за полгода и у третьего — два с половиной года. Я видел и хороший, и плохой опыт и понял, как надо и как не надо.

Я всегда фиксировал всё вручную: у меня были толстенные тетрадки по каждому сезону — например, сезон-2014/2015. Могу летом достать записи и вчитаться в детали какой-то недели или ситуации. Я не люблю компьютер, всё пишу рукой. Каждый сезон — отдельная большая тетрадь с конспектами, схемами, заметками о проблемах и решениях. И в тетрадках я записываю всё: конфликты, что говорил тренер на утренней установке, как игрок себя повёл, анализ следующей игры — что получилось, что нет, сложности с переездом.

Записываешь кейсы один за другим и понимаешь: у тебя растёт арсенал решений, ты меньше боишься, знаешь, что выход есть, и можешь влиять на ситуацию. Чем больше инструментов — тем сильнее ты как тренер.

— Как получилось стать главным тренером «Минска»? — Сначала я стал главным в резервной команде «Минска». В конце моего второго сезона меня назначили главным тренером основной команды. Летом сборная вылетела из квалификации к чемпионату Европы, и я стал тренером сборной Беларуси.

— А что для вас вообще значит быть тренером своей родной страны? — Гордость и ответственность. Игра за сборную — это отдельное сражение, отдельная философия. Вот почему мне не нравится натурализация. Я завидую сербам, латвийцам, литовцам: у них нет мыслей приглашать «чужих» игроков. Это твоё лицо, лицо твоей индустрии, ты заинтересован в её развитии.

Сборная — это сумасшедшие эмоции. Полный дворец спорта, огромный флаг, моя команда всегда пела гимн, все знали слова — я буквально кайфовал. И никто нас не заставлял: правильно воспитанные ребята ехали в сборную с благодарностью «Минску» и стране за карьеру и путь.

Бывают неудачные игры, но по самоотдаче эти матчи стоят особняком. Мы, может, ещё не команда финальной части чемпионата мира, однако готовы бороться за выход на чемпионат Европы, и в этом я уверен.

— Вы говорили, что ваша мечта — чтобы белорусский баскетбол был узнаваемым. Что для этого нужно? — Игроки и тренеры. Те, кто играет и тренирует на самом высоком уровне.

Но узнаваемость нужна — 100%. Я горжусь тем, что Макс Салаш играет в Еврокубке. Он выигрывал Лигу чемпионов, Межконтинентальный кубок. Женя Белянков, Влад Близнюк — в Лиге ВТБ, сильная лига. Даже при всех нюансах это топ-5 лиг Европы.

Тренера будут оценивать по тому, что умеют игроки. Потому что если он высокий, красивый, прыгучий, быстрый, но ничего не умеет — будут думать, что у нас там баскетбольный каменный век. А если он приезжает и говорит: «А, это я знаю, это умею, это окей». — Они говорят: «Да, там ребята что-то понимают».

— Ваш переход в «Уралмаш» был де-факто первым в карьере. Насколько для вас это было волнительно? — Я чётко понимал, что второго шанса такого может не быть. Если не попробуешь — не узнаешь. Я должен был это сделать. До этого лето было тяжёлое. Решение оставаться в «Минске» давалось нелегко. Мы понимали, что входим в очень тяжёлую ситуацию изначально, и, может быть, стоило не начинать этот сезон, но мы решили рискнуть. А потом эта серия 0−16… Я чувствовал сумасшедшую ответственность за всё происходящее.

Понимаю, что были объективные причины, но оправдываться не собирался. Говорить «сегодня потренируемся — завтра станем лучше» тоже бессмысленно. Нужно было что-то менять, и решение было принято, однако ситуация лишь усугубилась.

При переходе в «Уралмаш», психологически я был, наверное, в самом плохом состоянии для такого шага. Но опыт того лета в США, о котором мы разговаривали, и понимание человеческих ресурсов дали мне уверенность. Я не сомневался: худшее, что может случиться с тренером, — это увольнение. Мне очень нравится философская история о том, что первый день в жизни — это приближение к смерти.

В тренерской работе твоя первая игра — это приближение к увольнению. Получилось как получилось. Я честно отдал себя всей команде и проекту. Вместе с ними за полтора года, особенно в этом сезоне, я получил невероятный опыт.

У меня будет время летом всё это переварить. Уверен, что этот год сделал меня сильнее и как человека, и как тренера. По результату пусть оценивают другие, а задачи, поставленные передо мной, мы выполнили.

— В прошлом плей-офф вы серьёзно потрепали «Зенит», не кажется, что это, возможно, сыграло с вами злую шутку? Из-за этого на вас уже будто в этом сезоне стали настраиваться по-другому? — 100%. Все об этом говорят открыто. Игроки «Локомотива» понимают: эти ребята наступают им на пятки. Это уже статусность. Я игрок топ-4, и есть реальный конкурент, который стучится в дверь. Их задача — показать максимально чётко: ты не достоин моего места в топ-4.

Соответственно, мы бросили эту перчатку. Моя самая большая проблема была в том, что мы её бросили, но затем забыли, что нужно быть готовыми каждое мгновение, когда в тебя начинают лететь «удары» со всех сторон.

— Вы сказали, что оказались в зоне комфорта перед стартом сезона. Можете развернуть эту мысль? — Клуб и руководство создают очень хорошие условия для игроков. Человек устроен так, что рано или поздно начинает воспринимать это как должное.

В итоге получилось, что мы оказались не готовы. Это если говорить об играх с топ-4, но мы же понимаем, что для команд, которые снизу, для них мы уже «те сверху» — дополнительный стимул проявить себя против более сильного соперника.

Травма Эллиса и череда обстоятельств сыграли свою роль. Вот идёт предсезонка со скрипом, но нормально, а в последнем матче теряешь франчайз-баскетболиста, через которого строилась вся игра. Это стало как удар обухом: «Ну всё, его нет — что делать дальше?» Нужно было срочно искать нового лидера — того, кто возьмёт на себя эту роль.

Когда корона падает, начинается «возня»: кто преуспеет — тот её первым и подхватит. Опять же, возникали конфликты интересов, множество сложных ситуаций. Сезон пролетел, но в нём было многое. Люди проявляли себя по-разному, и у нас появилось много почвы для размышлений.

— В итоге эту «корону» Эллиса взял Джеремайя Мартин. Мы знали, что он хорош ещё по «Енисею», но в «Уралмаше» Мартин раскрылся просто тотально. Можно сказать, что это отчасти ваша заслуга? — Когда после сезона прощались с ним, он сказал мне: «Никогда в жизни столько не тренировался, сколько с тобой. Ты заставил меня работать, разминаться. Спасибо тебе за это». На такой ноте мы и расстались. Он талантливый игрок, и надо было найти, к чему привязаться.

В первые месяцы руководство требовало от меня забрать у него мяч из рук. Но я отвечал: «Без мяча он неэффективен, бесполезен. Этому игроку нужен мяч, мы должны чем-то жертвовать». И когда пошли эти 30-очковые перформансы, причём в выигранных встречах, он доказал, что способен быть лидером. Это его заслуга. Со своей стороны, я, безусловно, шёл на риски, брал на себя ответственность, хотя уверен: могли сделать ещё лучше.

— Затем были перестановки: четыре новичка из «Самары», уход Уиттакера, О’Брайанта, некоторых россиян. Насколько нелегко вам было по ходу сезона так кардинально перестраивать команду? — Лучше вообще эти моменты не вспоминать (улыбается). Получилось как получилось. И повторюсь: достижение результата на этом уровне имеет главенствующую роль. Так много всего произошло по ходу сезона, и к началу плей-офф мы все будто бы подошли к финишу.

Видимо, не хватило внутренней эмоциональной энергии. Головой мы всё понимали, хотели показать себя, однако потребовалось слишком много ресурсов, чтобы доехать до этой точки. Сначала мы нацеливались на шестёрку, потом на пятёрку, потом ещё мысли о Кубке России.

И вот так мы ехали, ехали… Бывали моменты, когда пришлось играть двумя «задними» и шестью «большими» — например, 2 февраля в Красноярске. А 6 февраля с «Астаной» играли двое центровых и шестеро «задних». Это вообще разный баскетбол, и парни чувствовали неудобство. Но мы вытерпели и прошли это вместе. Я им очень признателен за их профессионализм и самоотдачу, потому что без их действий на площадке ничего бы не получилось.

— Победа в Кубке России — большое достижение для города, для команды и для вас лично как тренера. Вот сейчас, спустя какое-то время, смогли ли вы осмыслить глобально, что произошло? — Медаль уже в Минск завёз, всё нормально, на своём месте (улыбается). Я очень люблю фотографии и пересматриваю их в свободное время. Что тут скажешь — круто. Это трофей, он останется на всю жизнь.

Все к этому стремятся. И есть много тренеров гораздо лучше меня, у которых его нет, и я умею ценить вещи. Игроки обвиняют меня в том, что я не умею радоваться, но я не могу себя поменять. Я такой человек: мне всё время кажется мало — всегда вижу: тут надо было лучше, тут надо было ещё что-то.

Я помню, как Мартин меня уговаривал: «Да всё уже, выиграли, расслабьтесь, enjoy the moment («наслаждайтесь моментом» — англ.)». Но он-то enjoy the moment, а мне нужно думать, как нам стать пятыми в тот момент, когда все enjoy the moment (смеётся). У нас немножко разные роли: тренера и игрока.

— Подготовка к плей-офф отличалась от той, что была год назад? —Да, подготовка была разной, мы по-разному подходили к финишу сезона. Есть объективные причины: состояние игроков — физическое и эмоциональное — у каждого оно было разное. В сухом остатке подпишусь под этими словами: более сильная команда победила. Если говорить о пятиматчевой серии, «Локомотив» был сильнее. Два существенных поражения — недопустимая вещь, которой хотелось бы избежать, и мы обязаны были быть лучше. Четвёртая игра на своём паркете, наверное, была одной из наших лучших. Но в концовке нам не хватило размера, они переиграли нас в борьбе за отскок на чужом щите. План наш работал, однако за счёт очков второго шанса они забрали эту игру. Я сейчас смотрю серию с «Зенитом» и вижу потенциал «Локомотива».

— Ещё фактор дороги: вам нужно было вылетать домой, но вы попали в пробку, опоздали на рейс и задержались на юге. Как сильно это повлияло? — Я потом смотрел студию Единой лиги и хорошо запомнил фразу «оправдание для бедных». Если мы хотим дискутировать на эту тему, то тем, кто бросается такими словами, нужно как минимум разобраться в предмете. Когда «Локомотив» играл свою последнюю выездную игру в регулярном чемпионате? 29 марта. То есть последние четыре тура они проводили дома. Последний выезд был 30 марта. А мы говорим о 22 апреля, то есть три недели подряд они целенаправленно готовились дома. За неделю до начала серии приходит письмо от «Локомотива» с просьбой перенести сроки, уменьшив паузу между второй и третьей играми.

Я сразу сказал нет: для нас это всё равно, что отстрелить себе ногу, учитывая нашу ситуацию и состав. В итоге сделали, как просил «Локомотив»…

Сыграв первые две игры за три дня, обратно мы девять с половиной часов ехали автобусом, опоздали на рейс, летели тремя частями и на следующий день снова выходили на площадку. Да, это повлияло. Но как ни крути, в третьей игре они эмоционально, психологически и физически просто нас переиграли — вопросов нет. Поражение [с разницей] в 44 очка дома — это уж совсем недопустимо: нужно сохранять своё лицо, должна быть борьба. Однако если говорить о накопительном эффекте, то своевременный отдых после выездной игры мог позволить нам во второй части серии выглядеть гораздо лучше.

Я не пытаюсь оправдываться, но хочу прояснить, почему так получилось. Глупо недооценивать очевидный фактор.

— После третьего матча, первого домашнего, который совершенно не получился, вы сказали, что если ваша команда не выйдет играть в следующем матче, то вам трудно понять вашу природу. Это была своего рода манипуляция, какой-то призыв? — Я сказал это ребятам и в лицо в раздевалке: нас всё равно запомнят по последней игре. Зачем целый год пахать, чтобы потом просто так безлико уйти? Эти болельщики 100% не заслуживают такого отношения. Они принимают нас такими, какие мы есть, прекрасно понимают, что мы сейчас не самая сильная команда лиги. Они нас любят, и мы должны отдать им максимум: бороться и играть для них, потому что они часть «Уралмаша», а мы представляем клуб. «Уралмаш» — это не просто название, не набор букв, это большая история. Я чувствовал стыд, когда мы выходили в третьем матче при полном солд-ауте и не показали себя. Я не хотел так завершать сезон.

— Четвёртая игра шла неплохо, однако всё начало рушиться после странного удаления Дагласа: за один эпизод ему дали два технических. Как будто бы в таком серьёзном матче хватило бы и одного. Вам не показалось, что судьи погорячились? — Из огромного уважения к баскетболу я всегда верю, что судьи действуют честно и профессионально, и не хочу искать подвоха. Мне кажется, решение было слишком эмоциональным. Что-то, видимо, произошло после первого технического, но я пытался забрать Дагласа из ситуации сам, я был рядом. Показалось, что мне это удалось.

Если судьи приняли такое решение, значит, у них были веские основания.

— Что бы вы хотели изменить в этой серии? — Объективно говоря, первая игра была классной. Мы потеряли нить игры из-за пары свистков, которые, на наш взгляд, были не в нашу пользу, и за считаные минуты пропустили 20 очков, хотя 28 минут полностью контролировали матч. Это точно наша вина, и моя в том числе. Мы не должны так рассыпаться из-за нескольких спорных эпизодов, нужно сильнее держать удар.

По второй игре вопросов нет, мы среагировали и контролировали всё до самого конца. Третья игра… соперник полностью нас размазал на нашем паркете. Четвёртая мне по содержанию и по отдаче очень понравилась, мы были в нужном состоянии. Но если говорить о функциональной подготовке, это не вопрос серии, а итог всего сезона и того, как мы к этому этапу подошли.

Поменять хотелось бы многое, но есть объективные факторы, которые влияли на наш путь. С учётом всех вводных могу занести себе этот сезон в актив: есть трофей, которым очень горжусь. Я рад, что это первый трофей свердловского мужского баскетбола. Нам вместе с ребятами удалось войти в историю — это очень важный момент. И, повторюсь, не каждый раз так везёт, даже сильнейшим командам.

— Оцените в целом сезон от 1 до 10. —7.

— Какая у вас будет пища для размышлений летом? Что вы в этот год получили для себя в плане опыта? — Есть сейчас очень популярный термин be situational (действовать по ситуации — англ.). Многие топ-тренеры говорят так. Пять лет назад я бы сказал: «Да вы чего — какой be situational?» Надо того «расстрелять», кого-то уволить, заставлять много бегать в зале. А теперь я понял, что далеко не на всё могу влиять, даже как главный тренер. Если хочу делать результат на высоком уровне, I have to be situational.

— Какие у вас планы на лето, будет ли что-то у сборной Беларуси? — Жду окончательного расписания российской сборной — мы созванивались на прошлой неделе, и я в тесной связи с федерацией. Постоянно общаюсь со всеми ребятами, очень хочется устроить тренировочный сбор в июле и подстроиться под кого-то, чтобы сыграть матчи. Когда появится ясность, буду строить планы дальше.

Очень хочу провести время с семьёй: уже придумал июнь для себя. На данном этапе жизни хочется иметь возможность реализовывать собственные планы, а не ждать звонка «поехали туда-сюда». Хочется спланировать три-четыре недели на отдых. Без поддержки семьи и близких друзей, дома и в Екатеринбурге, этот сезон точно не стал бы 7 из 10. Мы прошли через очень многое — а семёрка по 10-балльной шкале, на мой взгляд, отличный результат, правда? Поэтому экзамен мы этот сдали (смеётся). Я им всем очень признателен, они точно знают, кого имею в виду.

— Лучший рецепт от Ростислава Вергунa, как отдохнуть в отпуске от баскетбола? — От баскетбола отдыхать точно не нужно, просто надо взглянуть на него по-другому. Когда смотришь игру как зритель, черпаешь иную энергию, получаешь другие вводные. Мне кажется, каждый тренер должен иногда поиграть, а игрок — посмотреть тренерскую работу. Это перестраивает восприятие. Однако главное — близкие люди: семья и желание оставить после себя что-то полезное. Поэтому обязательно посадить дерево, помочь маме — простые, но важные вещи. Время на это есть, его нельзя терять: нужно использовать его правильно, вернуться с новой энергией и в следующий раз провести сезон уже на «восьмёрочку» как минимум.

— В начале интервью вы упомянули, что смотрите Единую молодёжную лигу ВТБ. По ходу сезона насколько следите за баскетболом, помимо своей команды? — Все игры Единой лиги смотрю. Молодёжную лигу ВТБ — 80% игр «Минска», поскольку принимал участие в комплектовании команды и многих пацанов знаю с детства; «Уралмаш» в молодёжной лиге ВТБ минимум 50%; Евролига… бывало так, что за ночь мог посмотреть три-четыре матча. НБА вообще не смотрю, даже не знаю, кто там на каком месте.

— Евролигу смотрите из спортивного интереса или пытаетесь что-то подсмотреть у коллег? — Это как лекции в свободном доступе. Без тетрадки и ручки стыдно приходить. Там серьёзные баскетбольные фигуры, умы, у которых есть чему поучиться во всех аспектах — от поведения до тактики и влияния на игру. Это настоящие «киты».