Как из сборной СССР по шахматам исключили чемпиона мира — почему Михаил Ботвинник не сыграл на Олимпиаде-1952

Великий Михаил Ботвинник был отодвинут от участия в шахматной Олимпиаде. Но потом всем отомстил!

Как из сборной СССР по шахматам исключили чемпиона мира — почему Михаил Ботвинник не сыграл на Олимпиаде-1952
© Чемпионат.com

70 лет назад сборная Советского Союза впервые принимала участие во Всемирной шахматной Олимпиаде. И в преддверии ключевого противостояния со сборной США в советской команде разразился страшный скандал. Лидера сборной и действующего чемпиона мира просто убрали из состава.

Представить себе подобное сейчас решительно невозможно!

Первый советский чемпион

Ещё до 1952 года советские игроки блистательно проявляли себя на мировой арене. В 1948-м они великолепно выступили в матч-турнире на первенство мира: Михаил Ботвинник выиграл его и стал новым, шестым чемпионом мира, Василий Смыслов занял второе место, а Пауль Керес разделил третье с американцем Самуэлем Решевским. Команда СССР наголову разгромила многократных победителей Олимпиады из США и в товарищеских матчах – заочном по телеграфу и уже очном, вживую. В турнире претендентов тоже доминировали советские игроки: право сразиться с Ботвинником оспорили Давид Бронштейн и Исаак Болеславский. Бронштейн в дополнительном матче вырвал право стать претендентом, но повергнуть Михаила Моисеевича в матче на первенство мира ему не удалось. Трон чемпиона зашатался, но Ботвинник невероятным усилием воли удержал звание со счётом 12:12.

Кто бы тогда мог тогда подумать, что именно из-за первого советского чемпиона мира перед Олимпиадой-1952 разыграется большой скандал, который приведёт к длительному конфликту между членами сборной СССР.

Провал американцев

Олимпиаде, которую принимал финский Хельсинки, уделялось пристальное внимание как в СССР, так и за рубежом. Ведь прошлый так называемый «турнир наций» команда Советов пропустила – в 1950 году его принимала Югославия, а перед этим обострились противоречия между вождями двух держав Иосифом Сталиным и Брозом Тито. В итоге там победили хозяева, которых возглавлял герой югославского сопротивления и лидер местных шахматистов Светозар Глигорич, за которым выстроилось новое поколение игроков.

Второе место заняли аргентинцы, где на первой доске выступил Мигель Найдорф – бывший польский шахматист, по счастью оставшийся в Аргентине после начала Второй мировой – семью Мигеля уничтожили фашисты в концлагере. А третьими стали немцы. Некоторых немецких шахматистов дисквалифицировали за поддержку Гитлера, на войне погиб их лидер Клаус Юнге, почти перестал играть эмигрант Ефим Боголюбов, но выдвинулись новые лица, среди которых выделялся Вольфганг Унцикер. А вот американцы турнир в Югославии полностью провалили и остались без медалей – им не удалось собрать оптимальный состав и преодолеть противоречия Решевского с другим лидером сборной Ройбеном Файном, который в итоге не приехал на турнир.

А в форме ли Ботвинник?

В 1952-м в дело вступала советская команда мечты: Михаил Ботвинник, Василий Смыслов, Давид Бронштейн, Пауль Керес, Ефим Геллер, Исаак Болеславский. Конкуренция за попадание в состав оказалось такой, что в сборную не вошёл выдающийся шахматист Александр Котов, известный миллионам любителей чёрно-белой игры по книге «Как стать гроссмейстером».

Всё, казалось, здорово. Но дело в том, что Ботвинник, став чемпионом мира, сосредоточился на написании докторской диссертации и три года не садился за доску. Кроме ничейного матча с Бронштейном, патриарх советских шахмат достаточно скромно сыграл в чемпионате СССР – занял пятое место, причём проиграл не только Смыслову и Геллеру, но и малоизвестному мастеру Николаю Копылову. На мемориале Гезы Мароци в Будапеште он стал уже третьим, но снова проиграл Геллеру и совсем уж сенсационно – местному игроку Йозефу Сили. В общем, форма Ботвинника вызывала опасения.

Удар по престижу советских шахмат

На сборах советской команды перед Олимпиадой в Финляндии игрался тренировочный матч-турнир: «классики» (Ботвинник, Керес, Смыслов и Котов) против «молодёжи» (Геллер, Бронштейн, Болеславский и Петросян). Ботвинник обменялся ударами с Петросяном, сделал две ничьих с Геллером, обыграл 1,5:0,5 Бронштейна и проиграл Болеславскому, у которого должен был пытаться взять реванш во второй партии. Но турнир, где чемпион мира показывал далеко не самый чемпионский результат, так и не был доигран.

Было созвано экстренное собрание, на котором поставили следующий вопрос – а что будет, если на Олимпиаде Ботвинник проиграет американцу Решевскому? Вне зависимости от исхода матча с США это будет большим ударом по престижу советских шахмат. Может, чемпиону мира не стоит играть на первой доске?

Идею горячо поддержал Котов, который дружил с главой Шахматной федерации СССР Дмитрием Постниковым. Впрочем, и сторонников у него было немало. Ботвинник в жизни и за доской являлся непростым человеком, и его отношения с Кересом, Бронштейном и Смысловым складывались сложно. Кроме того, считается, что Кереса, который во время войны остался на оккупированной немцами территории и выступал в нацистских турнирах, в матч-турнире заставили проиграть Ботвиннику, и эстонцу под угрозой преследований пришлось согласиться. Ввиду этого Пауль Петрович не слишком жаловал Михаила Моисеевича. Поэтому против Ботвинника сформировалась коалиция, которая заявила, что на первой доске должен выступать именно Керес.

«Не думал, что это станет кому-то известно»

Ботвинник сопротивлялся, и собрание команды прошло скандально. Болеславский и Геллер не поддержали заговор, более того, обычно молчаливый Исаак вдруг заявил, что исключать чемпиона непорядочно. Михаил Моисеевич вечером зашёл к Смыслову, который чистил зубы, и откровенно спросил: «Василий Васильевич, а вы (Ботвинник всегда обращался ко всем на вы) правда сказали, что я не умею играть в шахматы?» Смыслов долго молчал и сосредоточенно продолжал работать щёткой. После чего отложил её и тихо ответил: «Я не думал, что это станет кому-то известно».

На собрании присутствовал многолетний помощник Ботвинника, вице-президент ФИДЕ гроссмейстер Вячеслав Рагозин, который занял нейтральную позицию – не хотел портить отношения с советским шахматным руководством. В итоге Котов продавил решение об исключении Ботвинника через Постникова (Дмитрий всегда больше любил деликатного Кереса, чем напористого чемпиона), а сам стал вторым запасным. Ботвинник же не простил Рагозину поступка, который посчитал предательством, и исключил его из своей бригады, заменив его мастером Каном и гроссмейстером Юрием Авербахом.

Чемпион мира готовился мстить

В Хельсинки далеко не все противники Михаила Моисеевича играли удачно – Керес на первой доске вообще набрал лишь 6,5 из 12, проиграв финскому мастеру Боку и венгру Ласло Сабо, что тоже оказалось чувствительным ударом. Во время Великой Отечественной Сабо воевал в рядах венгерской армии, потом после пленения оказался в советской тюрьме, откуда писал письма Ботвиннику с просьбой его спасти, и в итоге чудом оказался на свободе. Котов вышел лишь на три партии, в которых сделал две ничьих с сильно уступающими ему игроками, а в основном проводил время с Постниковым на банкетах. В итоге лишь благодаря ударной игре Смыслова, Бронштейна, Геллера и Болеславского сборная СССР на 1,5 очка обогнала Аргентину и на два – Югославию. Ключевой матч СССР – США закончился со счётом 2:2, Керес и Решевский сыграли вничью, хотя в целом американцы снова не блистали и опять остались без медалей.

А Ботвинник, стиснув зубы, готовился мстить. В новом чемпионате СССР, состоявшемся после Олимпиады, он обыграл и Кереса, и Бронштейна, и Геллера, разделил первое место с Марком Таймановым, а затем выиграл у ленинградца дополнительный матч. Мотивация лидера советских шахмат после олимпийского эпизода оказалось такой, что Михаил Моисеевич сражался за мировую корону аж до 1963 года: выиграл суперсерию у Смыслова и взял реванш с Михаилом Талем, годившимся ему по возрасту в сыновья.

Со временем Ботвинник и Смыслов помирились и стали друзьями – в почтенном возрасте ездили к друг другу на дачу и много времени проводили вместе. В своей биографической книге Михаил Моисеевич нашёл теплые слова и для рано ушедших Котова и Кереса, последнего из которых называл «друг Пауль». А вот с Бронштейном они ненавидели друг друга до последних минут своих жизней.