Фигурист и рок-музыкант Дмитрий Ефремов, интервью: Гуменник и программа под Rammstein, Елена Бережная и ледовый театр

Дмитрий Ефремов не только играет в театре Елены Бережной, но и поёт в рок-группе.

Какие эмоции круче – когда выходишь на ледовую арену или на сцену рок-клуба? Мало кто в мире может на своём примере сравнить эти ощущения. Но такие люди есть.

В Санкт-Петербургском Ледовом театре уже давно работает уникальный фигурист – Дмитрий Ефремов не только тренирует юных спортсменов и играет в детских сказках, но ещё и является солистом рок-группы!

Уже завтра, 28 октября, в Питере состоится показ шоу «Аладдин и Повелитель Огня», в котором Дмитрий сыграет роль главного злодея – визиря Хашима. И в этот же день с премьерой экспериментальной короткой программы на этапе Гран-при в Красноярске выступит Пётр Гуменник – над «Sonne» Ефремов с вице-чемпионом России не работал, но пришёл на помощь с номером «Mein Herz brennt» весной.

В этом интервью «Чемпионату» Дмитрий рассказал о грядущем шоу, о том, каково работать с Еленой Бережной и тренировать её дочь-фигуристку, как в его жизни появилась музыка, почему кататься под рок и метал можно и нужно и как жилетка из его клипа помогла Пете Гуменнику в весеннем туре команды Тутберидзе.

«Гуменник мне очень симпатичен как фигурист, меня прикалывает его катание»

– Весной Петр Гуменник рассказывал в интервью, что вы помогали ему с костюмом для показательного номера под Rammstein. Как всё это случилось? – Это всё как-то случайно получилось. Я пришёл со своей студенткой на лёд потренироваться, а Петя этот показательный номер ставил. Хореограф Николай Морошкин подъехал ко мне, спросил, как мне музыка, какая часть нравится больше, я высказал своё мнение, предложил пару фишек. Петя мне очень симпатичен как фигурист, меня прикалывает его катание. Ему этот стиль идёт.

У меня лежал костюм, в котором мы когда-то снимали клип, и я думал, что когда-нибудь ещё его надену и на концерте выступлю. Он лежал-лежал, а тут подвернулся Петя и очень круто всё сделал.

В фигурном катании каждый должен кататься под свою музыку. Если спортсмену нравится программа, она будет крутая, если спортсмену не нравится, то, как ни заставляй… Мне в своё время навязывали «Фигаро» катать, а я это терпеть не мог. Это было не моё. Сейчас почему бы не кататься под такую музыку, как это делает Петя? Я же катался под Metallica когда-то.

Выступать можно под всё, и сложные элементы будут получаться легче, если тебе нравится музыка и если ты чувствуешь, что это твоё. Петю прёт, вот вам и доказательство.

– С нынешней короткой программой Пети вы никак не соприкасались? – Только в раздевалке с советами: «Петя, давай, удачи, я за тебя» (улыбается). Специалистов хватает и без меня – Вероника Анатольевна [Дайнеко], Николай Морошкин, у них классный тандем. Могу ему только со стороны что-то по-товарищески: «Ну что ты там расслабился и присел, соберись, такая же классная программа!».

– Следили за скандалом, который разразился вокруг этой постановки? – Поверхностно знаю об этом. Я видел, как Петя готовился, видел, как он был заряжен и хотел показать всё, что он сделал. Мне кажется, в моменте прокатов его так подкосила эта история. Не хотел влезать внутрь этого, политика и спорт не должны смешиваться никаким образом, музыка – это музыка.

Петя нашёл выход и показал то, что хотел. Я считаю, что у него классно всё получается и будет получаться ещё лучше. Как хороший фигурист и артист Петя может классно кататься под любую музыку, но здесь добавляются ещё и его эмоции, он делает всё с огоньком.

– Рок и метал, на ваш взгляд, действительно подходящая музыка для фигурного катания или же так и останется экспериментальной? – Нельзя всё время находиться в одной точке. Вот если взять прыжки – все прыгали тройные, потом кто-то прыгнул один четверной, второй четверной, и пошло развитие. Малинин дошёл уже до четверного акселя. Всё развивается, если человек может показать себя под метал, почему нет? Творчеству нет предела, оно безгранично, кататься можно под любую музыку. Я не вижу никаких преград. Главное, чтобы судьи тоже были творческими людьми.

Я тоже экспериментировал, у меня каталась ученица, и я поставил ей программу под Asking Alexandria, зрителям зашло, а судьям как-то не очень. Взяли песню «Moving On», половина программы была в акустической версии, половина – в обычной. И когда начиналась вторая часть, то реакция была такая: «Что за крики, что за дикари? Это фигурное катание!» Когда я первые шаги в музыке делал, только мой дед говорил: «Вау, класс!», а все остальные реагировали: «Что это такое? Надо, чтобы слова были понятны», а голос и крик нужно воспринимать как отдельный инструмент. Возможно, то поколение не совсем это понимает. Творчество должно быть без границ, это же творчество.

«Дай бог каждому такого руководителя, как Бережная, с её терпением»

– Как в вашу жизнь пришло фигурное катание? – Начиналось всё как у всех – с четырёх лет встал на коньки, поехал. Я долго скрывал от всех, что я катаюсь на коньках, раньше это было немного по-другому, в школе до последнего не рассказывал. Не было толком интернета, всё оставалось на дипломах, на грамотах.

Я был в сборной России, на соревнованиях со многими пересекался, с тем же Евгением Плющенко. Было и хорошее, и плохое, достаточно долго профессионально катался. В том возрасте, когда я заканчивал, уже начал сильно увлекаться музыкой и подумал, что быстро уйду в другое русло. Но это отдельная история.

Начинал я у Зинаиды Алексеевны Рябининой, потом у Анны Анатольевны Сиделковой, всех специалистов, с кем работал, даже и не вспомнить – их было много. Фигурное катание у меня началось с «Юбилейного», потом катался в Академии.

– Шоу пришли в вашу жизнь с «Ледовым театром»? – Как оно у всех бывает – ты в спорте, тебя знают, приглашают на какие-то роли, один раз где-то покатался, второй, третий. А затем бывший директор меня позвал в одну постановку, и тогда как раз в театр пришла Елена Викторовна (Бережная. – Прим. «Чемпионата»). Сейчас я, наверное, главный ветеран команды (улыбается).

– Вы уже много лет работаете с Еленой Бережной и в шоу, и в качестве тренера в её школе. Можете как-то охарактеризовать её как профессионала? – Дай бог такого руководителя с её терпением каждому. Её отношение ко всему, что касается происходящего на площадке среди артистов и за её пределами, стоит очень многого. Я достаточно давно и хорошо знаю Елену Викторовну, поэтому мне очень просто с ней работать. Всегда находим какие-то компромиссы.

– В сказке про «Аладдина» вы изображаете отрицательного персонажа – визиря Хашима. Какие типажи вам ближе – подобные антагонисты или же положительные герои? – Как говорится, подлецу всё к лицу (улыбается). Честно признаюсь, злодеи мне ближе. Как будто бы я играю сам себя. Не говорю, что я злой, просто так получается (смеётся). Но хороших персонажей тоже было много – когда-то ставили «Буратино», и мне очень нравилось его катать, «Двенадцать месяцев». Актёр – он везде актёр. Мы снимали три ледовых фильма – «Снегурочку», «Снежную королеву» и «Бременские музыканты». В «Снегурочке» я был главный злодей Мизгирь, в «Снежной Королеве» – Кай, а в «Бременских», конечно, самым лучшим осликом (улыбается).

– Чем будете удивлять в грядущем шоу? Читала, что планируется и фаер-шоу, и воздушная гимнастика…

– Всех секретов раскрывать не будем, пусть зрители придут и увидят всё сами. Будем брать харизмой, показывать не просто спорт, а классную детскую историю.

– Одним из постановщиков «Аладдина» выступил Никита Михайлов, как вам с ним работалось? – С Никитой Михайловым мы много выступали вместе ещё на соревнованиях, мы знаем друг друга с детства. Когда-то я приехал в детстве к Елене Буяновой на просмотр, тогда познакомился с Никитой, нам, может быть, лет по десять было. Мне с ним очень легко работается, мы вместе в шоу катались и работали на разных проектах.

Вместе с Никитой Михайловым над «Аладдином» работал Александр Гришин из нашего театра, они действовали в паре. Если у Александра не шёл какой-то момент, то подключался Никита, и наоборот.

– За последние годы в России появилось очень много разнообразных ледовых шоу – у Татьяны Навки, у Евгения Плющенко, у Этери Тутберидзе. Илья Авербух уже давно гастролирует со сборниками и спектаклями. Чем может выделиться ваша команда? – У каждого из шоу есть своя аудитория. Кто-то ходит на шоу, чтобы посмотреть на какие-то сложные элементы, на четверные прыжки, кто-то – чтобы посмотреть на олимпийских звёзд исключительно, а кто-то приходит к нам как в театр и получает удовольствие от нашей постановки. Я катался у Ильи Авербуха, у Татьяны Навки, в каждом есть своя фишка.

Многие шоу – довольно взрослые, они интересные, классные и красивые, но не все дети смогут их выдержать. Как мне кажется, наш театр как раз нацелен на детскую, школьную аудиторию, мы делаем постановки, чтобы научить зрителей хорошему. Шоу у всех классные – у Навки, у Авербуха, у Плющенко, просто у каждого есть свой зритель.

Если бы мой ребёнок был в спорте, и я бы хотел отвести его на шоу и показать, кто как может прыгать, то, наверное, мы бы пошли на шоу Тутберидзе. Если бы мы просто хотели отдохнуть и расслабиться, то пошли бы в ледовый театр, чтобы ребёнок вышел с кучей положительных эмоций.

– Сейчас и в России, и по миру есть огромное количество разных шоу – и просто гастроли по городам, и театры, и даже постановки на круизных лайнерах. Какие были в вашей практике? – Вообще всё. С лайнера, например, вернулся не так давно. Тренерство мне нравится, всё классно, но иногда не хватает эмоциональной разгрузки, психологически и морально устаёшь. Если я куда-то ездил, это было участие в шоу, смена обстановки – это и есть своего рода отдых. Под конец сезона я понял, что настолько устал, что решил «отдохнуть» и уехал в круиз на семь месяцев. Покатался на лайнере американской компании, это были не показательные выступления, а что-то более полноценное. У каждого участника свой сольный номер, а всё остальное – работа в массовке. Каток небольшой, но ребята там умудряются и тройные прыгать. Направлений много – Карибское море, Европа.

– Не возникало ли дополнительных сложностей из-за нынешней ситуации в мире? Возможно, в отношении к спортсменам? – Вообще никаких проблем ни с чем не было. Все очень лояльно относятся, очень разные люди везде были, но дружный коллектив складывался всегда, все друг другу помогали. Особенно во время шоу: забыл шаги, упал – тебя подхватили, и все поехали дальше. Может быть, мне в этом плане повезло.

«Очень хотел, чтобы Соня Касинс запрыгала четверные, на тренировках пробовала тулуп и лутц»

– Параллельно с шоу вы ещё и тренируете юных фигуристов. Как вы пришли к этой профессии? – После спорта все обычно едут кататься в шоу. Когда я заканчивал со спортом, я не думал связывать свою дальнейшую жизнь с фигурным катанием, пошёл учиться в торгово-экономический университет. У меня была цель, я хотел заняться чем-то вроде ресторанного дела. Учиться в университете очень нравилось, параллельно с этим я катался в шоу по зарубежью, но курсе на пятом понял, что без связей, крупной финансовой поддержки в ресторанном бизнесе нереально что-то сделать, так что оставил эту тему.

Я продолжил кататься в шоу, и однажды мне случайно предложили заменить кого-то, немного потренировать. Я приехал раз, два, потом три, а потом понял, что уже полгода прошло, а я езжу в одно и то же место и помогаю тренировать. Через какое-то время я уже привык к детям, осел. А затем Елена Викторовна предложила мне взять группу и работать под её началом.

– С какими ребятами сейчас работаете – маленькие или постарше? – В нашей школе есть все возраста, у меня сейчас – первый спортивный разряд, КМС. Не знаю, как так получилось, но у меня почему-то катаются только девочки и только самые красивые (смеётся). С одиночниками тоже был опыт работы, но они не задерживались. Мальчики почему-то не выдерживали, я по себе знаю, как их надо иногда заставлять. А с девочками всегда было проще работать.

– С шести лет и вплоть до ухода в парное катание вы тренировали дочку Елены Бережной Софию Касинс. Какая Соня в работе? – Когда она пришла, то уже стояла на коньках, умела ёлочку делать, фонарики и всё. Дальше с самых азов, и начиная от третьего юношеского, может быть, даже «Юного фигуриста», я её довёл.

Соня – достойная спортсменка, у неё очень хорошие данные. Бывает, ленится, но с ней всегда очень приятно было работать. Она всегда знала, чего она хочет, к чему она идёт.

– Елена Викторовна как-то помогала в тренировочном процессе? – Конечно, я не могу сказать, что я один всех тренирую, у нас есть команда. Я с Соней занимался практически только прыжками, программы не ставил. Елена Викторовна всегда давала советы по прыжкам, руки ставила, иногда мы спорили, но приходили к общему мнению.

– Когда приняли решение переводить Соню из одиночного в парное? – Изначально был расчёт на это, но я не давал своего согласия. Я не хотел этого, потому что видел – она не раскрылась до конца в одиночном катании. Было очень обидно, когда мне сказали, что всё, мы летом собираемся на сборы и мне звонят: «Мы её забираем».

Среди девочек очень большая конкуренция, но она могла бы чего-то добиться в одиночном катании. Она выполнила норматив по КМС, а по мастерам спорта подняли возрастную планку, и она бы «болталась» очень долгое время, которое сейчас тратит на изучение парных элементов. Её готовили для парного катания, но, с другой стороны, обидно, что не успел довести её до мастера.

Очень хотел, чтобы она запрыгала четверные прыжки – на тренировках она пробовала тулуп и лутц, со страховкой они у неё вообще прекрасно получались. Сейчас, когда я прихожу на тренировки, я вижу, что у неё есть запас на четверные прыжки – и по высоте, и по крутке. Софа могла спокойно их делать, но сама приняла решение сменить вид.

– Перспективы у неё в парном катании хорошие, как вы считаете? – Три месяца она работает в паре, а смотрятся они с партнёром так, будто катаются вместе уже пару лет. Они с Сашей Брегеем быстро друг под друга подстроились, я присмотрелся к её партнёру – он ответственный, талантливый, они друг другу подходят.

«Концерты — самое крутое, что может быть. Они дают чуть-чуть другие эмоции»

– Как в вашу спортивную жизнь пришла ещё и музыка? – Если в четыре года я пришёл в фигурное катание, то в шесть лет меня отдали в музыкальную школу. Меня всегда тянуло к музыке, очень хотелось играть на гитаре. Но отдали меня на баян, через три года я перевёлся и стал играть на трубе, довольно неплохо получалось.

Музыкальная школа дала нотную грамоту, я начал понимать, что к чему, и продолжал говорить родителям: «Хочу гитару». Они поставили условие: «Тебе там-то и там-то надо занять первое место, попасть в сборную города, тогда купим тебе гитару». Не знаю, какая у кого мотивация была, у меня была одна – гитара. Когда появилась эта мотивация, у меня всё очень хорошо пошло в спорте. Гитару в итоге купили, подтянул одноклассников, и между тренировками мы собирались у меня дома, репетировали. Соседи с ума сходили – сначала от того, что я на трубе играл, а потом уже от репетиций, на которые приходили все мои товарищи и ходили колесом.

Лет в 20 это уже стало осознанным увлечением, я подсел на Nirvana, Pantera, Metallica. Последняя моя программа в фигурном катании была под песню Metallica – Fade to Black. Я с таким удовольствием под неё катался! Конечно, я не всё сделал в спорте, но музыка и эта эйфория: «Вот сейчас три песни запишем, рок-звездой стану, и всё будет классно»…

Первый концерт был в «Легенде», пришло три человека, но это нас не остановило. Очень много дальше было групп, развивалось-развивалось и стало главным увлечением. Когда всю жизнь только тренируешься, остаётся очень много энергии. Кто-то уходит в алкоголь, кто-то вкладывается в работу, а у меня была музыка. Настолько я на неё подсел, что занимаюсь этим до сих пор. Без творчества никуда, оно создаёт движуху, ради которой хочется всё время оставаться молодым, к чему-то стремиться и делать что-то новое.

– Выход на сцену с микрофоном и выход на лёд – это разные эмоции? – Концерты – это самое крутое, что может быть. Они дают чуть-чуть другие эмоции, нежели от выступлений на шоу. На шоу всё равно есть некая ответственность, а на сцене абсолютно по-другому. Адреналин есть и там, и там, но он разный. На льду адреналин, от которого тебя потряхивает чуть-чуть, а на сцене такой, от которого тебя прёт.