Почетному вице-президенту Международного союза конькобежцев (ISU) Александру Лакернику 12 февраля исполняется 80 лет. В интервью ТАСС он рассказал, как оказался в фигурном катании, чем опасна профессия судей, как спорные ситуации в судействе обернулись для него прямыми угрозами и зачем ему нужен новый проект Global Skating Academy (GSA).
— Александр Рафаилович, с днем рождения! Начну с вопроса о том, как вас, математика, занесло в фигурное катание?
— Фигурное катание было первично. Это было давно, да и не все я помню. Начал я в довольно "приличном" возрасте по сегодняшним меркам — в 11 лет. Шел как-то мимо Измайловского парка в Москве, увидел, как там спортсмены катаются, понравилось, и решил попробовать. Никто меня на тренировки не возил, сам ездил. И эта эпопея почему-то не закончилась, став одним из основных дел моей жизни. Я тогда покатался в Измайловском парке пару лет, потом год тренировался в "Локомотиве", потом образовался областной "Спартак". Там я в итоге задержался надолго.
Тренировался до 22 лет, дошел до программы мастера спорта, а последним стартом был чемпионат Вооруженных сил СССР. Пришел туда, захотел прокататься, хотя к Вооруженным силам никакого отношения не имел. Из девяти фигуристов стал шестым.
— Тренировались на открытом льду?
— В большей степени. Но уже застал и искусственный лед. В Сокольниках, например, был полуоткрытый каток: лед искусственный, но без крыши. Там забавно было кататься, особенно весной, когда солнце светит, на льду лужи, сам лед похож на стиральную доску с ребрами, а между ними вода. Упал — катаешься мокрый. Но мне там нравилось. Способностей великих у меня как у фигуриста не было, а вот упрямства хватало за глаза. Лучше всего у меня получались обязательные фигуры, которые когда-то были отдельным видом. Однажды я даже за "восьмерку вперед с петлями" получил оценку 4,5 — колоссальный балл. Хорошим результатом считалось три с небольшим.
— Кто вас тренировал тогда?
— Одним из моих тренеров был Кирилл Гуляев, потом Антонина Топеха. В "Локомотиве" я тренировался у Анатолия Еремина. А затем моим тренером на многие годы стал Виктор Николаевич Кудрявцев. Именно он дал мне правильное понимание фигурного катания. Мы общаемся по сей день, но, к сожалению, недостаточно часто, и я себя в этом виню.
— В 22 вы решили закончить и, как водится, стали тренером?
— Мой близкий товарищ, ныне покойный Анатолий Богатырев, который был судьей Международного союза конькобежцев, предложил мне попробовать тренировать детей. Мой тренерский стаж — 22 года.
— Почему закончили?
— На определенном этапе я понял, что мне не хватает тренерского чутья.
— И вы решили заняться судейством?
— Виктор Николаевич посоветовал мне попробовать себя в судействе, тем более что опыт к тому моменту у меня уже был. Этим я и занимаюсь по сей день.
— Как вы попали в ISU? Как вообще становятся вице-президентами таких организаций?
— Это довольно долгий и непростой путь. Сначала я избрался членом техкома по одиночному и парному катанию, затем стал его председателем, а после, спустя много лет, стал вице-президентом ISU. В целом это очень длинный разговор.
— За какие заслуги можно оказаться в техкоме ISU?
— Во-первых, знание фигурного катания, но таких людей в нашей стране немало. А во-вторых, хорошее знание английского языка. Это, к слову, не менее важно и сейчас. Тогда, в 1994 году, я посмеялся, когда Валентин Николаевич Писеев предложил мне избираться. Меня никто не знает, и кто меня выберет? А потом решил, что терять мне все равно нечего, и решил попробовать. И меня выбрали!
— За годы в фигурном катании не перестаешь слышать мнение, что все судьи куплены, что судейский корпус — мафиозная структура. Это справедливо?
— Я могу просто ответить "нет", и на этом тема будет исчерпана. Но все-таки предлагаю порассуждать. Процесс судейства очень сложен. Как говорил тот же Писеев, хороший судья должен знать две вещи — сам предмет и настроение в бригаде. Да, бывает очень много спорных случаев, когда можно поставить чуть больше или чуть меньше. В старой системе боролись с неадекватными оценками, новая это существенно ограничивает, но определенный допуск судейского мнения в ней есть.
Всегда ищут виноватого. Легче всего все свалить на судью — это и тренерам удобно, и спортсменам, и федерациям разных стран. Поэтому претензии к судьям были, есть и будут. И это не специфика фигурного катания, это специфика любого судейства.
Судить соревнования по фигурному катанию очень сложно, в каждом элементе нужно учитывать не только ошибки, но и положительные качества исполнения.
— В вашей практике были случаи, когда вам грубо предъявляли за результат?
— Конечно. Так или иначе пытаются обратиться к судьям и предъявить претензии — в разной форме. Бывает вежливо, бывает не очень. Со мной такое реже, учитывая мою позицию и вес в фигурном катании. Но чем ниже уровень судьи, тем больше ему может достаться. Так было всегда. Тренеру, родителям, руководителям кажется, что их ребенок самый лучший.
— А к критике телезрителей как относитесь?
— Каждый человек хочет быть участником процесса. Вы смотрите телевизор, выступления, вы для себя решаете, что этот лучше, а этот хуже. И вдруг вам показывают другой результат, а вы не понимаете, почему он такой. Это нормально.
Важно больше объяснять, рассказывать.
— Вы были ассистентом рефери на Играх в Солт-Лейк-Сити в 2002 году. Именно там случился мощный скандал с двумя комплектами золотых наград в парном катании: первое место разделили наши Елена Бережная и Антон Сихарулидзе и канадцы Жами Сале и Дэвид Пеллетье.
— Тогда было серьезное разбирательство. Специально созданная по этому инциденту комиссия ISU собиралась в Швейцарии. Члены судейской бригады отвечали на вопросы, насколько честным и объективным было их судейство, было ли на них давление. Но, как вы знаете, кроме французской судьи, никто наказан не был.
— Давайте остановимся на том, чем грозит судье, если его все-таки ловят за руку.
— Минимальные последствия — судью берут "на карандаш", максимальные — дисквалификация. Дисквалификация, например, может последовать за так называемое национальное пристрастие, когда ты спортсменов своей страны незаслуженно ставишь выше. В конце концов, тебя могут и не слишком сильно наказать, но просто перестать приглашать на соревнования. Могут наказать и за неправильное поведение, например за общение друг с другом во время судейства.
— Сложная история получается. С одной стороны, ты под дамокловым мечом ISU, с другой — представляешь свою страну.
— И по этой причине в том числе судейство — это нелегко.
— Успокоительные вам на судейском посту приходилось принимать?
— Все зависит от уровня судьи и соревнований, которые он судит. Для кого-то и детские соревнования — это стресс. Самыми стрессовыми для меня были мои первые Олимпийские игры — Лиллехаммер 1994 года. Мы, судьи, провели там неделю до соревнований, смотрели тренировки. Это был год, когда допустили бывших профессионалов, и там собралась безумно сильная компания. Каждый раз, приходя на тренировку, я видел новую картину: сегодня лучше один, завтра другой, послезавтра третий. А лучший наш представитель — Алексей Урманов — раз за разом, по моим раскладам, становился четвертым. У меня ночами начинались сильные головные боли, я не мог нормально спать. А закончилось все тем, что Урманов выиграл золотую медаль.
— Как стать судьей? Где учиться?
— На судью системно никто не учит. Есть семинары, которые проводит либо национальная федерация, либо международная. Национальные проводятся по несколько раз в год плюс семинары на местах. Каждый судья раз в два года обязан там быть. У международной федерации примерно то же самое, но это разовые мероприятия. Все остальное — практика.
— Условно я, журналист, не фигурист, смогу стать судьей?
— Да, но вам для этого понадобится гораздо больше усилий, чем человеку, который катался.
— Но шанс есть?
— Есть. Однако учитывайте, что времени потребуется в разы больше, потому что вы должны интуитивно чувствовать, что спортсмен делает на льду, а для этого нужно многое пропустить через голову и тело.
— Вы были техконтролером на Играх в Сочи. Тогда разгорелся мощный скандал с тем, справедливо ли выиграла Аделина Сотникова, выдавшая "прокат жизни". Серебро Ким Ён А для многих стало вопиющим фактом. Дошло даже до разговоров о чемоданах денег, которые заносили судьям. А вроде и отомстить на следующей Олимпиаде в Корее обещали…
— Ни чемоданов, ни даже чемоданчика не было (смеется). Поймите, ты можешь договариваться сколько угодно, но все зависит от спортсмена. Все эти "договоры" бессмысленны, потому что мы не знаем, как спортсмен прокатается. Решения в Сочи принимались не мной лично, а технической бригадой, состоящей из представителей разных стран. Мы поставили то, что считали правильным, и с этой позиции не отступаем.
А претензии после соревнований действительно были. Даже угрозы присылали, настоящие. Были телефонные звонки, электронные письма. Обещали "достать" и "заставить заплатить".
— Судьи в фигурном катании хорошо зарабатывают?
— Судейство больших денег не приносит. За турнир что в России, что за рубежом можно получить $200–300, не больше. А это неделя отсутствия на работе.
Обращали внимание, что судей-женщин больше? Судья — это общественная работа, для нее нужно свободное время. И кстати, чаще всего это либо стоматологи, либо преподаватели: им легче варьировать свое расписание.
— Итак, в 2016 году вы стали первым спортивным чиновником от России, который занял пост вице-президента ISU по фигурному катанию. Какими были ваши приоритеты в развитии этого вида спорта на данному посту?
— Я в своей работе в ISU старался и стараюсь ставить во главу угла интересы спорта. И я всегда поддерживал и буду поддерживать те предложения, которые идут в сторону развития фигурного катания как вида спорта.
— Были ли предложения, которые шли вразрез с интересами Федерации России? Например, вопрос о повышении возраста взрослых спортсменов?
— Да, такой вопрос был. В ISU хотят видеть более взрослое катание, хотят, чтобы спортсмены "звучали" довольно много лет. В юном возрасте они могут больше, но за несколько сезонов могут "сгореть". Зато соревнования девушек-юниорок во многом интересней, чем соревнования взрослых спортсменок.
Если бы я лично решал этот вопрос, я бы не стал радикально поднимать возраст, а старался бы работать в том направлении, чтобы спортсмены сохраняли умения на взрослом уровне. Но решение так или иначе принято, и надо жить в новых условиях.
— Предложения об облегчении программ произвольного катания еще не приняты, так?
— Да нет, эти предложения должны вступить в силу начиная с сезона-2026/27. Однако я бы еще раз обсудил, идут ли эти предложения в сторону развития фигурного катания.
— Людям нужно зрелище, им нужны четверные, нужна сложность. Получается, ISU на зрителя не ориентируется?
— Интересный вопрос. Зритель — это в том числе и экономическая составляющая, которая определяет очень многое. Соберем ли мы полные трибуны на "просто красивом, плавном катании"?
— Насколько болезненно вы восприняли тот факт, что из вице-президента стали почетным вице-президентом?
— Я и не должен был там оставаться: это стало бы слишком большим исключением для такой консервативной организации, как ISU. Изменять правила, существовавшие годами, только ради меня? Нет, я понимал, что мой максимальный возраст вряд ли продлят. Тем более в той международной ситуации, которая сложилась. Конечно, это было болезненно, с другой стороны — развязало мне руки от чиновничьих рамок, и теперь я могу заняться направлениями, которые меня давно интересовали, но на позиции вице-президента я этого делать не мог. Так у нас появился проект GSA. Кроме того, я продолжаю судить и путешествовать по всему миру. В 80 жизнь только начинается.
— А отдыхать-то когда?
— У Оскара Уайльда есть фраза: "Работа — это последнее пристанище мужчины, который больше ничего не умеет". Но если серьезно, то ты не нуждаешься в отдыхе в его общепринятом понимании, если тебе интересно жить. У меня жизнь состоит, нравится это кому-то или нет, из работы. Сейчас у меня два направления — фигурное катание и преподавательская деятельность в университете, которой я занимаюсь более полувека. Силы и здоровье позволяют, поэтому буду продолжать!
— Как вас из фигурного катания в математику "понесло"?
— Я учился в обычной школе, закончил ее с золотой медалью. Нужно было выбирать, куда поступать. Папа у меня технарь, связист, мама — преподаватель английского языка. Решил, что математика — это мое. Закончил вуз с красным дипломом. Сейчас для меня лучший отдых — это переключиться с математики на фигурное катание и наоборот.
— Что такое GSA и зачем вам вся эта история?
— Поймите, ISU занимается верхним слоем фигурного катания — взрослые, юниоры, новисы (новички-разрядники, которые только осваивают сложные элементы — прим. ТАСС). А дальше — детский спорт, которым у международной федерации заниматься нет ни возможностей, ни ресурсов. У многих национальных федераций тоже ни людей, ни средств, ни знаний. Работы — непаханое поле, ей надо заниматься.
Вместе с моей коллегой Марией Ерашовой (она, кстати, главный идеолог всей этой истории) мы зарегистрировали в Узбекистане международный клуб GSA (Global Skating Academy), который проводит сборы, межклубные международные соревнования и семинары судей. Идея — в создании глобальной структуры, которая могла бы развивать детское фигурное катание по всему миру.
— ISU не против?
— На мой взгляд, они до сих пор пытаются понять, что и как мы делаем. Стараются как-то этот вопрос контролировать, но напряженная международная обстановка не упрощает процесс. Тем не менее нам удаются и сборы, и соревнования, и семинары.
— Вы математик. У меня в голове не укладывается, зачем вам, грубо говоря, "на пенсии" тратить свои деньги на то, что с таким трудом развивается.
— Средства у нас действительно только свои, нам пока никто ни копейки не дал. Стараемся держаться на самоокупаемости, но возвращается далеко не все. Ничего, главное, что идея правильная. Просто на ее развитие нужно время. А я человек упрямый. Для меня это своего рода соревнование, которое надо постараться выиграть. Или хотя бы занять достойное место.
— Займете ниже первого — разоритесь?
— Намекаете на спонсоров? Мы работаем в этом направлении.
Поймите, жизнь — штука многогранная, люди тратят деньги на разные вещи. Мы решили тратить их на развитие. Я не сторонник напыщенных фраз. Мы провели три турнира в Узбекистане в течение последнего года: в первом было 150 участников, во втором — 120, а в третьем — 250. И это уже маленькая победа, удовлетворение. Мы растем. Мы провели сбор в Китае — отбоя от учеников не было.
—Как вы относитесь к мнению, что, пока СВО не завершится, полноценного возвращения России в спорт не будет?
— Если так ставить вопрос, можно предположить вероятность того, что и после этого нас не сразу вернут. Сейчас есть ряд национальных федераций, которые категорически отрицательно относятся к федерации России. И не факт, что их позиция вдруг изменится. Я рассматриваю возможный допуск российских спортсменов к Олимпиаде как первый шаг к постепенному возвращению россиян на международную арену.
Вообще, наличие российских спортсменов на соревнованиях ISU — это палка о двух концах. Спортсменам некоторых федераций это помогает подняться вверх в турнирной таблице. Но не только Россия заинтересована в том, чтобы быть представленной на международной арене, а и сообщество фигурного катания тоже заинтересовано в участии наших спортсменов, ведь наш уровень высок и при отсутствии России интерес к соревнованиям падает, что влечет за собой уменьшение интереса средств массовой информации и финансовые потери. Так что интерес к нашему возвращению обоюдный. Но процесс очень сложный. ISU — не один человек, это организация, которая принимает коллективные решения.
— У вас, как у почетного вице-президента, есть возможность влиять на решения ISU?
— К сожалению, прийти и все "разрулить" я не могу. Я могу выходить с какими-то идеями, предложениями, но дальше решают техком или совет ISU. Я уже делал некоторые предложения: какие-то приняли, а какие-то остались без последствий.
— И все-таки вернемся к досугу. Чем вы можете заняться в перерывах между фигурным катанием? Может, в караоке ходите или, к примеру, дома гвозди забиваете?
— Гвоздь забить я могу. Летом, например, когда-то сам дом сайдингом обшивал. А что касается караоке, то давно не практиковался, хотя пою, кстати, неплохо еще со школы. Помню, как с родителями ходил в байдарочные походы, пение у костра было в порядке вещей. А в 75 лет встал на горные лыжи — так отмечал Новый год. На беговых катался до этого, и неплохо получалось: в университете даже выполнил на разряд. А на горных лыжах попробовал впервые. Не скажу, что с первого раза феерично — падал красиво. Но кое-чему у инструктора научился.
— Ваш день рождения раз в четыре года выпадал на Олимпийские игры. Приходилось жертвовать праздником?
— А вот и нет. Мои дни рождения были во время последних трех Олимпиад, в Сочи, Пхёнчхане, в Пекине. Дни рождения у меня всегда были, и еще какие! Даже в Пекине, в пандемию. Главное — там собирались друзья. Все-таки, несмотря ни на что, мы остаемся одной "фигурнокатательной" семьей. И, надеюсь, останемся.