«Мы все напились и сделали по-настоящему большую глупость»

Первый матч на Кубке мира-1990 у нас был 11 июня с Ирландией в Кальяри. Ничья — 1:1. Не скажу, что мы играли прекрасно, скорее сражались. У нас забил Гари Линекер. Затем сыграли по нулям с Голландией, которую все считали фаворитом турнира. Еще бы, у них в составе были такие люди, как Ван Бастен, Рууд Гуллит, Рональд Куман и Франк Райкаард. Во время матча я спросил Ван Бастена, сколько он зарабатывает. Еще я подергал Гуллита за волосы: в то время он носил дреды, и мне очень хотелось их пощупать. «Ну что, понравилось?» — спросил Рууд. «Замечательно!» — ответил я. Специально для голландцев я проделал финт «разворот Круиффа»: тогда все решили, что он у меня вышел случайно, но я уже делал его раньше, просто тогда на это не обратили внимания. 0:0 — звучит скучно, но играли мы очень собранно и уверенно, а я уже почувствовал себя на Кубке мира как дома. После матча в душе мы пели и дурачились, настроение было отличным, мы считали, что две самые сложные игры в группе позади. Вечером мы решили скромно отпраздновать успех — пойти немного выпить в местный паб, что, разумеется, не разрешалось. Крис Вудс, Джон Барнс, Терри Бутчер, Стив Макман (прозвище Стива Макманамана — прим. «Ленты.ру»), Брайан Робсон, Уоддлер (прозвище Криса Уоддла — прим. «Ленты.ру») и я выскользнули из гостиницы и вскоре обнаружили паб, полный итальянских фанатов. Мы хорошенько выпили, а потом они предложили бороться на руках. Наш вратарь Крис Вудс долго возился со здоровенным парнем, чуть не вывихнул руку, но в конце концов уложил его. Мы заказали еще выпивки и тут услышали полицейские сирены. Это наш тренер Бобби Робсон обнаружил, что нас нет в отеле, и послал местную полицию нас искать.

Назад в гостиницу мы неслись так, как будто за нами гнались черти: у полицейских не было ни одного шанса. Крис Уоддл и я спрятались в своем номере, а вскоре к нам присоединился и капитан Брайан Робсон, который, как и мы двое, был с Тайнсайда (местность на севере Англии в районе Ньюкасла, выходцев из которой принято называть «джорди» — прим. «Ленты.ру»). Хохоча, я повалился на кровать, а Брайан начал ее раскачивать, пытаясь меня из нее вытряхнуть. «Вставай, долбаный пьяница, — орал он. — Я поймал тебя, ублюдок джорди!». Брайан приподнял кровать за спинку, чтобы перевернуть ее вместе со мной, но вдруг поскользнулся и уронил ее себе на большой палец ноги. Кровь была везде! Мы бросились в ванну и сунули ногу Брайана в биде. Рана оказалась ужасной. Мы сразу протрезвели: нужно было вызывать доктора команды. Доктору хватило одного взгляда, чтобы понять, насколько все плохо. Он тут же послал за Бобби Робсоном. Боже! Робсон был в ярости. Мало того что мы все напились, так мы еще и сделали по-настоящему большую глупость. Я сказал Бобби Робсону, что никто не виноват, Брайан мыл ноги в биде и случайно упал. Но он мне не поверил. «Поговорим утром!» — сказал Бобби и хлопнул дверью. Вот так благодаря глупой проказе наш капитан и ключевой игрок сборной оказался за бортом чемпионата. Прессе сообщили, мол, у Робсона воспалился ахилл, что бывало с ним и раньше. Брайан вернулся в Англию, а вместо него был срочно вызван из запаса Дэвид Платт. На следующее утро мы с Уоддлером помчались наперегонки к бассейну, чтобы выяснить, кто из нас может дольше просидеть под водой. Я споткнулся и расшиб большой палец на ноге. Было очень больно, и в тот момент я подумал, что сломал его. «Ну вот, теперь из-за долбаных пальцев долбаных придурков джорди я лишился полузащиты», — прокомментировал ситуацию Бобби Робсон. К счастью, кость не была сломана, и на следующий день я уже был в порядке.

Чтобы выйти в следующую стадию розыгрыша, нам нужно было обыграть Египет, что мы и сделали. Я навесил со штрафного, а Марк Райт подставил голову. Мяч влетел в ворота египтян впритирку к дальней штанге — 1:0. С Сардинии мы должны были перебраться в Болонью, где нам предстояло встретиться с Бельгией в 1/8 финала. В самолете было нечем заняться, и я пошел в кабину к пилотам. Один из них был настолько любезен, что показал мне, на что следует нажимать, чтобы самолет пошел вверх, вниз или в сторону. Конечно, он не разрешал мне даже дотронуться до чего-либо, но мне было любопытно, и я ухватился за какой-то рычаг и потянул его, просто чтобы посмотреть, насколько легко он двигается. Крис Вудс, который как раз в этот момент собирался встать с кресла в салоне, был с силой брошен вперед и стукнулся головой о спинку. Когда он узнал, благодаря кому самолет вдруг так резко нырнул, то пообещал всыпать мне после посадки. Игра с Бельгией получилась очень увлекательной, несмотря на то, что за 90 минут голов забито не было. В дополнительное время у нас осталось больше сил и желания, чем у бельгийцев, но мы никак не могли проломить их защиту. За две минуты до конца я рванулся с мячом по центру, что оказалось неожиданным для них. Меня свалили, и судья назначил штрафной. Я отправил мяч точно Платти, который вышел на замену, а он переправил его в сетку. Мы победили 1:0 и вышли в 1/4 финала. В раздевалке мы были очень возбуждены, особенно я. Шилтс (прозвище вратаря Питера Шилтона — прим. «Ленты.ру») велел нам со Стивом заткнуться, Макманом послал его, запахло дракой, но потом все успокоились и снова стали лучшими друзьями. В той команде все хорошо ладили друг с другом. Конечно, встречались и идиоты вроде нас с Уоддлером, а Терри Бутчер и Крис Вудс были реально дикими парнями, но в заговоры никто не вступал и никаких группировок никогда не возникало. Самым же спокойным и благоразумным был Гари Линекер. Как и во всякой команде, у нас любили пошутить и подколоть друг друга. Стив Макман и Джон Барнс часто поддевали нас с Уоддлером: «Покажите нам ваши медали, ребята!» В «Ливерпуле» они выиграли целую коллекцию наград, в то время как мы с Крисом в «Ньюкасле» и «шпорах» вообще хрен чего выиграли. Пола Паркера подкалывали просто потому, что он был молодым. Однажды ему устроили «темную», накрыв ковром и немного поездив на нем верхом. Ничего серьезного, просто глупая шутка: к нему все хорошо относились. Однажды вечером на общем командном ужине в ресторане гостиницы все обратили внимание, что Терри Бутчер и Крис Вудс как-то уж очень необычно вырядились. Они были в пиджаках, рубашках с галстуками, а на головы напялили бейсболки. Ужин парни начали с кофе, затем съели мороженое, потом второе и в конце — суп. Все это они запивали огромным количеством минеральной воды, которую, чтобы позлить Бобби Робсона и других тренеров, заранее налили в винные бутылки. Закончив с едой, парни встали и чинно вышли из-за стола. И тут мы увидели, что оба без штанов. На них не было даже трусов, только повязки на мошонках. С исключительной важностью Бутчер и Вудс раскланялись и покинули ресторан. В другой раз отличился уже я сам, нырнув в бассейн совершенно голым, если не считать нескольких рулонов туалетной бумаги, которой Уоддлер обмотал меня, словно египетскую мумию. Еще мы устраивали внутренний тотализатор. Тут главным было — сделать самую нелепую ставку. Я поставил на Камерун в их матче открытия с чемпионами мира аргентинцами и выиграл 800 фунтов. У нас были кассеты со старыми записями скачек. Мы смотрели их на видео, Шилтс называл лошадей, оценивал их шансы, а мы все делали ставки. Я ставил на первую попавшуюся лошадь и болел потом за нее, а некоторые парни тайком звонили домой и выясняли, кто именно победил в том забеге. Я знаю, что все это выглядит очень глупо, но эти идиотские приколы развлекали нас и помогали снять напряжение. Когда между матчами много свободного времени и его нечем занять, люди становятся нервными, раздражительными, или у них появляется тревога. Шутки и розыгрыши в таких случаях очень помогают.

Много неприятностей доставляла нам пресса. Про нас постоянно писали всякие гадости, включая дерьмо о наших отношениях с владелицей гостиницы, где мы жили. Писали, что наши парни спят с ней, называли бедного старину Стива Макмана. Все это чушь, никто из нас с ней не спал, она просто была нашей переводчицей и приглядывала, чтобы никто из нас не попал в неприятности. Чтобы развлечь ребят, я придумал песню, которую мы потом пели в автобусе по дороге на стадион, начиналась она словами: «Давайте все вместе трахнем нашу итальяшку». Дальше слов не помню, но песня получилась отличной. Правда в том, что во время всего чемпионата никакие девушки в наших номерах не бывали. Да, случалось, мы выпивали, но никаких женщин не было, даже учитывая то, что мы были английской сборной. И никакого секса — до тех пор, пока Робсон не разрешил приехать к футболистам их женам и подругам. Кстати, то, что писали, будто бы Бобби сам ухлестывал за женами игроков, полная чушь! В четвертьфинале мы должны были встретиться с Камеруном. Вечером накануне матча Крис Уоддл, Джон Барнс и я потихоньку выбрались в город. Не для того, чтобы как следует напиться, а так — немного промочить горло. Нам запрещалось уходить из отеля без спросу, запрещалось приносить выпивку в номера. Бобби Робсон требовал, чтобы мы не запирали двери комнат, и он мог бы в любое время дня и ночи проверить, чем мы там заняты. В городе мы нашли тихое местечко и немного посидели, а потом вернулись в отель. Робсон поджидал нас у входа. Уоддлер и Барнс успели перелезть через стену и спрятались, а я попался. «Марш в кровать! Завтра поговорим», — привычно рявкнул Бобби. Уже поднимаясь к себе в номер, я увидел развалившегося на ступеньках Криса Вудса с бутылкой вина. Интересно, где он ее достал? У вас может сложиться мнение, что мы несерьезно относились к футболу. Это не так. Все мы отчаянно хотели победить. Мы с Крисом часто мечтали, как выйдем в финал и возьмем трофей. Никому из нас не пришло бы в голову устроить накануне игры ночь ужасов, разве что так, немного расслабиться. Что ж, игра с Камеруном… Вы помните, как все было. Я привез пенальти. Сбил Роже Милла. Слава богу, мы победили — 3:2, и мне об этом никто не напомнил, тем более без меня не было бы и двух наших пенальти, которые забил Гарри Линекер, да и я сам мог не раз забить. Теперь за выход в финал нам предстояла игра с Германией. Но до того мы все хотели как следует отметить победу, а Бобби нам этого не давал. Он постоянно нас пугал, дескать, таблоиды нас расплющат, если будет хоть намек на выпивку. Выход нашелся. В гостинице делали очень вкусные молочные коктейли. Я попросил бармена налить мне в стакан ликер «Бейлиз», а сверху положить сливки, фрукты и украсить все это зонтиком. К тому времени как Бобби заподозрил неладное, я уже успел выпить пять таких «коктейлей».

Бобби был помешан на военных мемуарах и постоянно, к месту и нет, их цитировал. А уж фразами типа «Это битва за Англию!», «Вы должны сражаться, как на войне!», «Это война, парни!» он сыпал на всех установках. Перед матчем с Германией Гарри Линекер написал «ВОЙНА» и повесил листок так, чтобы Бобби его не видел, а мы все заключили пари, когда он произнесет это слово. И как только Робсон с пафосом воскликнул: «Это война, парни!», Гарри вскочил и указал пальцем на лист, а мы все радостно завопили: «Война! Война!» Накануне полуфинала Бобби сказал мне: «Пойми, сынок, тебе придется играть против лучшего полузащитника мира». Он имел в виду Лотара Маттеуса. «Нет, Бобби, это ему придется!» — ответил я и вышел. Думаю, до него не сразу дошло, что именно я имел в виду. Конечно, я нервничал, но недооценивать себя не собирался. Матч должен был состояться 4 июля в Турине. Накануне игры я никак не мог расслабиться. Зная, что уснуть все равно не смогу, около десяти вечера я вышел из отеля. На теннисном корте обнаружились два американца с ракетками. Я предложил одному из них сыграть партию. Мы играли минут двадцать, когда я услышал: «Газза, где тебя носит, долбаный придурок?» Конечно, это был Бобби. Две минуты спустя я уже лежал в кровати, притворяясь спящим.

Игра с Германией пошла для меня хорошо. Я вел себя очень дисциплинированно и чувствовал, что переигрываю Маттеуса. После 90 минут счет был 1:1. Немцам повезло с рикошетом, но Линекер через десять минут счет сравнял. Началось дополнительное время. Все, чего я хотел, это победить. Победить для Англии, для парней, для себя. Шла первая половина добавленного времени, когда я подхватил мяч у центра поля, обошел двоих немцев, но немного отпустил мяч — это дало возможность Томасу Бертольду его перехватить. Я попытался вернуть свой мяч, попробовал достать его левой ногой и, наверное, правой немного зацепил Бертольда. Я его едва коснулся, но он заорал так, как будто я прошелся по его ноге отбойным молотком, упал и покатился по полю. В этот момент я понял, что попал в беду. Я хотел показать судье, что ничего не было — может быть, фол, но не больше. Я поднял руки, показывая на Бертольда, но он все еще катался по траве. А потом я увидел в руке судьи карточку. Я не мог в это поверить. Я был раздавлен, уничтожен… У меня уже была одна желтая карточка на турнире, а это значило, что я не буду играть в финале Кубка мира, если мы туда пробьемся. А в этом я не сомневался, ведь мы играли так прекрасно. Я понял все это мгновенно, и слезы хлынули у меня из глаз. Я смотрел на все еще лежащего немца и ненавидел его, мне хотелось его разорвать. В это время телевизионная камера показала, как Гари Линекер что-то кричит нашей «скамейке». Потом все говорили, что он просил, чтобы меня оттащили и я не наделал глупостей. На самом деле он хотел успокоить меня. Крис Уоддл предложил нам обоим заткнуться. Мне не нужно было повторять это дважды. Я должен был отдать Англии все, что у меня осталось. В последние минуты я играл так, что сердце, казалось, вот-вот выскочит наружу. Мы были так близко… Крис Уоддл попал в штангу, но мы так и не забили. Я должен был бить один из пенальти, но был все еще так возбужден, что делать этого сейчас мне не следовало. Платти меня заменил. Слава Господу, он забил. Не забили Крис Уоддл и Стюарт Пирс. Бедные, мое сердце разрывалось от боли за них. Когда все закончилось, слезы буквально заливали меня. Я был уверен, что мы победим. И теперь плакал, потому что Англии не будет в финале, независимо от того, что сам я сыграть там уже не смог бы. Но это была не единственная причина моих слез. Я плакал потому, что Кубок мира для нас закончился. Закончились самые лучшие шесть недель моей жизни. Я не хотел домой. Я хотел быть с ребятами и играть на Кубке мира всю оставшуюся жизнь… В тот вечер почти все парни страшно напились. Все было кончено, и Бобби нам разрешил. Его самого мы бросили в бассейн прямо во всей одежде. Мы бросили его с такой силой, что чуть не раскололи ему череп. Если бы пресса все это видела, она, конечно, сочла бы наше поведение отвратительным. Как можно устроить попойку, упустив шанс стать чемпионами мира? Конечно, мы переживали неудачу. Возможно, больше всех других людей в мире. Мы работали несколько месяцев, да что там — мы работали всю жизнь. На самом деле! Но ведь мы не опозорили нашу страну, мы сделали все, что могли. Мы играли хорошо, так чего же нам теперь стыдиться?.. Мы прилетели в аэропорт Лутон. Там творилось что-то невероятное. Это был настоящий бедлам! Наверное, сто тысяч человек пришли нас встречать. Шум был страшный. Люди пели и кричали. Они скандировали мое имя. Я, конечно, не мог видеть себя по телевизору и не знал, что мои слезы показывали на весь мир. А они видели их, они поняли меня, потому что все они чувствовали то же самое. Это было прекрасно, и одновременно мне было стыдно… Раньше все знали меня, потому что я толстый и ем много батончиков «Марс», потом — потому что Винни Джонс ухватил меня во время игры за яйца, и эту фотографию в виде биллборда развесили на всех автобусных остановках Англии, теперь все узнали, что я еще и плакса...