Войти в почту

Михаил Ивкин о заключении во французской тюрьме

Российский футбольный болельщик Михаил Ивкин дал эксклюзивное интервью Марии Бутиной в рамках проекта «Своих не бросаем». В феврале 2018-го молодого человека задержали в Германии по запросу французских властей. Его обвинили в избиении английского фаната во время беспорядков на Евро-2016 и приговорили к трём годам тюрьмы. В январе 2021 года Ивкин вернулся на родину.

— В СМИ показывали, что в Марселе происходили ужасные беспорядки. Всё ли было так страшно, как показывают в этих видео- и фоторепортажах?

— Моё мнение — действительно, всё было достаточно страшно. По крайней мере, когда мы приехали в Марсель, первый раз мы даже не смогли въехать в город. Потому что при въезде в город уже происходили беспорядки. Английские болельщики дрались с полицией, с местным населением. Везде что-то горело, я не знаю, мусор, не мусор, но везде полыхало пламя. Мы развернулись и уехали. И, в течение следующего дня всё то же самое продолжилось. И, чуть забегая вперёд, хочу сказать, что, уже находясь в марсельской тюрьме, я встречал много местных, которые говорили, что англичане за три дня просто разнесли город. Просто его разграбили и избили кучу местного населения.

— Многие говорят, что французские власти пытались прикрыть то, что полиция не справилась. Поэтому во всех беспорядках остались виноваты два русских парня. Что ты думаешь?

— Я, наверное, обращусь к мнению компетентных лиц — моих адвокатов. Они сказали, что данное дело очень похоже на политизированное. Потому что им занимались сотрудники Скотленд-Ярда, Англия. Этим делом даже не занималась Франция.

То есть, Франции, по факту, дали уже готовое дело. Им надо было просто официально подать людей в розыск, найти и задержать. Потому что ни мне, ни моим адвокатам не понятно: если преступление произошло на территории Франции, почему оперативная группа создаётся на территории Англии?

Почему сотрудник, который устанавливает личности подозреваемых, вообще не входит в эту оперативную группу, а его подключают задним числом, после того как адвокаты подают жалобу?

— Тебя поддерживала именно фанатская тусовка или просто друзья? Что давало силы держаться?

— Силы держаться мне давала, конечно, поддержка. И меня поддерживали, как я понимаю, абсолютно все. Абсолютно все. Конечно, колоссальную роль сыграли фанаты, фанатская среда. Это болельщики абсолютно всех клубов. То есть не только спартаковцы, не только болельщики московских клубов, а вообще со всей России. Супругу также поддерживало очень много людей, болельщиков. Также очень много моих знакомых, коллеги с работы, ребята, с кем я учился, очень-очень много людей.

— Ты сам планируешь сейчас помогать? Паше Косову (российский футбольный болельщик, в декабре 2020 года приговорён французским судом к 10 годам тюрьмы за участие в беспорядках на Евро-2016. — RT), например?

— Конечно. Есть такая пословица: пока ты здесь — помогай тем, кто находится там. Поэтому будем помогать. Здесь даже вопрос не в том, какое у тебя отношение к человеку, что он сделал, что он совершил. Здесь больше вопрос к самой ситуации. Потому что всё-таки наши ситуации, наша с Пашей и твоя, не совсем сравнимы. Но в целом сравнимы. Большинство таких дел— за уши притянутые. И вот эти вот срока, когда тебе просят там 5 и 15, ну, это несерьёзно. Конечно, надо помогать Паше возвращаться максимально быстро домой.

— Во Франции называют вас с Пашей организованной преступной группой. Вы были с ним знакомы?

— Пашу видел два раза в жизни... Когда из Барселоны приехал в Марсель, и второй раз — в суде. Я из Барселоны искал способ доехать до Марселя, потому что во Франции были забастовки и я боялся, что просто не смогу добраться до матча. И стал искать транспорт через сайт BlaBlaCar, «сарафанное радио» и прочее. И кто-то мне прислал контакт. Я даже не помню, контакт ли это Паши был или кого-то из его знакомых, кто с ним уже был в автомобиле. Я написал ребятам: «Можете меня взять с собой?». Они говорят: «Да, мы возьмём, подъезжай к такой-то гостинице». Я подъехал, сел в машину, всё. Вот тот момент, когда я познакомился с Пашей.

— Это вы уже уезжали…

— Из Барселоны в Марсель. Мы только ехали на игру. Потом, соответственно, мы не могли въехать в город уже по понятным причинам. Потому что это было просто физически, наверное, невозможно. И мы опасались, что могут разбить машину. Плюс ко всему дорога у ребят был запланирована к гостинице или хостелу, а мы не могли добраться через этот бардак, который там происходил, через эту бойню. Мы поехали и переночевали на берегу.

— Во многих российских СМИ писали, что ты прекрасно знал, что на тебя есть запрос в Интерполе. И при этом, несмотря ни на что, ты решил предпринять вылазку. Это так?

— Нет, я не знал, что я в розыске у Интерпола или Европола. Я вообще не мог предположить даже, что такое возможно. Потому что, когда в Германии меня задержали и предъявили первое обвинение — покушение на убийство, первые дни у меня в голове всё это варилось. И я просто не мог найти ни одного места в своей жизни...

— Где ты пытался кого-то убить?

— Да. Нет, я этого ничего не знал. И эта поездка, кстати, была подарком моих близких друзей. Потому что это накануне дня рождения было. И мне, вот, подарили поездку в Испанию.

— Говорят, во французской тюрьме есть компьютер, PlayStation, вкусно кормят и можно заказывать еду из ресторана. Всё так?

— Нет, абсолютно всё не так.

— Как бы ты охарактеризовал условия в целом?

— Я был в старой тюрьме Страсбурга. Это абсолютно другие условия.

Там, извиняюсь за подробности, люди залазили ногами на туалет. Не потому что так удобнее или что-то такое. А потому что иногда оттуда выскакивала крыса, которая... я не знаю, почему они по канализации передвигаются, как по лифту. Ну, по крайней мере, так говорили: «Будьте там внимательнее».

И плюс стены были покрашены шершавой краской такой. И я не знаю, в чём они были. То ли в джеме, то ли в том, что происходило только что там в туалете. Всё заляпано, очень грязно и отвратительно. Касаемо еды: по приезду я достаточно длительное время вообще не ел. У меня это просто-напросто не усваивалось. Я не могу сказать, что это не вкусно. Но это несолёное, неперчёное, это всё постоянно варёное. А потом у меня появилась возможность купить себе плитку. Там каждый заключённый может это сделать.

— Что готовил?

— Я научился готовить торты. На сковороде жарил коржи. Затем научился готовить два разных вида крема. Научился готовить солёную карамель, с арахисом всё это мешал. И у меня идеи моих рецептов приходили во время пробежки. Когда я делал на прогулке пробежку, она в среднем занимала час—полтора...

— Сейчас тяжёлая ситуация с коронавирусом. Как обстояло с этим дело во французском СИЗО?

— Коронавирус был. Как и во всём мире — это неизбежно. Больше всего болели сотрудники. Видимо, потому что они были на воле. Среди заключённых тоже было, особенно в первую волну, достаточно большое количество заболевших. Всех заболевших сначала изолировали. В тюрьме есть блоки. Общий блок, затем изоляция — там, где находятся люди, которые по каким-то причинам не могут находиться в общих блоках. Затем есть карцеры и больница. Сначала всех заболевших отправляли в изоляцию. Там те же самые условия, что и в общем блоке, но ты находишься один.

Но во вторую волну, когда изоляция, насколько мне известно, была переполнена, людей отправляли в карцер. И у меня в голове это не очень укладывалось: мало того, что ты болеешь — насколько мне известно, симптоматика страшная у коронавируса, — плюс ко всему ты находишься в карцере. Такое удовольствие сомнительное.

— Как с медициной?

— С медициной, мне кажется, всё-таки неплохо. Единственный момент, который негативно сказался лично на мне. У меня был надрыв передней дельты, передней части плеча. Я попросился к врачу. И меня приняли только через 11 месяцев, если я не ошибаюсь.

— 11 месяцев?

— Да, через 10 или 11 месяцев. Когда уже всё зарубцевалось. Мне сделали МРТ, говорят: «Ой, а у вас всё зарубцевалось» Я говорю: «Ну, хорошо». А так получилось, что ко мне на длительное свидание приехали дети и супруга. И у меня левая рука не функционировала совсем.

— Что такое длительное свидание во Франции?

— Длительное свидание имеет свою градацию. Есть трёхчасовое, шестичасовое, 9-ти, 12-ти и дальше — 24, 48 и до 72-х часов. Мне одобрили 48 часов. Нам предоставили апартаменты. С одной комнатой, типа как студия. Там кухня и сразу зал, затем спальня, ещё одна комната, душ, туалет. Достаточно комфортно, но холодно. Я думаю, если бы это был не октябрь, было бы намного лучше. Касаемо свиданий в тюрьме в целом. Подозреваемым, подследственным положено три свидания в неделю. То есть ты понимаешь, что своих родных можешь видеть три раза в неделю, по часу.

— Как вообще ты попал в футбольную тему, как стал болельщиком? Играешь сам?

— В школе играли. Я учился в спортивном колледже, у меня был предмет «футбол». Там тоже немного играли. В университете. Ну, профессионалом никогда не был. А как я начал ходить на стадион? Ещё когда был отец, мы ходили вместе. Как-то всё это с детства, можно сказать.

— А ты занимаешься каким-то спортом?

— Да, я спортсмен. Тоже не профессиональный, любитель. Больше всего единоборства меня привлекают.

— Как-то в тюрьме помогало?

— Очень сильно помогало.

— Ты дрался?

— Ну, можно сказать так, что...

— Ну, постоять за себя мог?

— Мог. Пару раз.

— Какие планы на будущее?

— В первое время, конечно, надо чуть адаптироваться. Искать работу. Если получится, восстановиться на прежней. Всё ещё усложняется ситуацией с коронавирусом. Дальше жить, развиваться, воспитывать детей. Двигаться вперёд.

— На матчи ходить будешь?

— Буду. У меня сын очень сильно любит футбол. И мы с ним вдвоём достаточно часто ходили.