Интервью с Игорем Лебеденко: завершение карьеры, деньги, Торпедо, трансфер в Локомотив, РПЛ, Первая лига, агенты, жена

Нападающий завершил карьеру в 41 год и рассказал, через что ему пришлось пройти.

Так с ходу и не скажешь, кто в России играл до 41 года. Тем более будучи не вратарём, а нападающим. Игорь Лебеденко застал несколько поколений и на своём примере показывает, что вообще такое футбольная отрасль в России. После 22 лет игры на профессиональном уровне у форварда накопилось предостаточно историй. И смешных, и не очень.

— Мысли о завершении карьеры давно преследовали?

— Последние лет семь — ещё с тех пор, как уходил из «Арарата». Вроде ставилась цель за два года попасть в РПЛ, и это было по силам. Обещали увеличить бюджет. Я поверил и из РПЛ пришёл во Вторую лигу. Вот так познакомился с ПФЛ. Получилось некрасиво (после сезона-2017/2018 клуб отказался от перехода в ФНЛ и был перебазирован в Армению. — Прим. «Чемпионата»). Вариантов в РПЛ у меня не было. Задумался о завершении карьеры, но появился вариант с «Факелом». Поехал, посмотрел — любовь к футболу никуда не делась. В итоге задержался на полтора года, а после разговора с Игнашевичем получилось вернуться в «Торпедо». Каждый сезон мог оказаться последним, а в итоге отыграл там шесть лет. Каждый год продлевал контракт на сезон. Вот и получилось, что играл до 41 года.

— Какой была договорённость в последний раз?

— Да особо никакой. В «Торпедо» же каждый год по два президента и по три тренера. Тяжело планировать. Зимой пришли новые руководители — и поговорить о будущем не удалось. У них были свои проблемы с документами, новым тренерским штабом, плюс надо было команду сплотить на последние игры. Не до меня.

— Как можно не найти возможность пообщаться со своим футболистом?

— Так получилось. Я не настаивал, полагая, что такой разговор состоится в конце сезона. У нас был командный обед, где донёс до руководителей и тренерского штаба, что мне пора. Если могу быть чем-то полезен, то хотел бы остаться в команде и делать первые шаги в родном клубе. В дальнейшем договорились, что будет прощальная игра. Посмотрели — 249 матчей, надо до круглого числа добить. Единственным моим пожеланием было закончить в «Лужниках». Спросил, не помешаю ли в игре, если выйду. Ответили: «Почему бы и нет». Получилось очень тепло. После игры сказал, что для меня было честью в 100-летие клуба выйти и проститься с болельщиками. Спасибо ребятам, что вырвали победу.

— Вы вышли на 90+1-й минуте. Если бы счёт был не в пользу «Торпедо», то могли бы и не появиться?

— Договорились, что выйду в любой ситуации. Конечно, в планы могла вмешаться какая-то травма. Всё-таки оставалась последняя замена. Был момент, когда начали готовить к выходу другого футболиста — Чурич за 10 минут до конца прилёг. Не знаю, как получилось бы, но в итоге получилось отлично. А для меня и вовсе незабываемо.

— Вы хотели закончить в «Лужниках», потому что там и начинали?

— Это место, где я учился футболу. Причём все тренеры у меня были исключительно торпедовцами. Мне было приятно и символично: в 2002 году в «Лужниках» начал в «Торпедо», а в 2024-м — закончил.

— Мало кто доигрывает до 41 года. Как поддерживали форму?

— В 18-20 лет ты сорвиголова. Думаешь, что быстро восстанавливаешься. После 30 лет всё по-другому — надо два-три дня, чтобы прийти в себя. Ближе к 40 уже другая ситуация — надо либо играть, либо тренироваться. Несмотря на рвение, на тренировках надо чуть тормозить себя, чтобы на игры хватало — только с возрастом это понимаешь. Ну и спасибо господу богу, что уберёг от серьёзных травм — смог продлить карьеру. Помогло, что после 30 лет уже по-другому следил за собой. Ребят со школьных лет нужно учить правильному питанию, восстановлению и подготовке. У нас в России не объясняют, что делать вне футбола. Даже как пользоваться соцсетями, чтобы не навредить себе.

«Весь футбол — за границей. У нас большие деньги, поэтому все остаются»

— Смолов жаловался, что сейчас молодое поколение не воспринимает советы.

— Я тоже с таким сталкивался. Ребята уже в 18 лет думают, что крутые футболисты. По сумме контракта определяют свой уровень игры, хотя это не так. Я им несколько раз говорил: «Если тебе удалось подписать хороший контракт, это не значит, что ты хороший футболист — нужно ещё доказывать».

— Большие зарплаты сказываются на футболистах?

— Да. Главный пример — Кокорин. У него были безумные контракты. Это один из самых талантливых ребят поколения, но проявить себя не смог. Только один-два сезона можно занести в актив.

— А как замотивировать молодого футболиста?

— Надо выработать какую-то схему, которая есть в той же Америке. Молодой игрок там не может получать больше определённой суммы. Другое дело, что эти схемы можно обходить за счёт бонусов и агентских. В России умеют это делать.

— Все понимают, что потолок зарплат в ФНЛ просто не работает.

— Не знаю, как именно это сделать, но требуется подойти системно. Футболисты, не сыгравшие определённого количества матчей или сезонов, не должны получать большие деньги. Но тогда пострадает много людей, которые хотят заработать около футболиста. Откажутся ли они от этого заработка?

— Вам приходилось сталкиваться с недобросовестными агентами?

— Я вам больше скажу — не знаю агентов, которые ставят игрока на первое место. Для них он часть определённой схемы.

— Звучит страшновато.

— Страшновато, но так и есть.

— В какой момент вы почувствовали, что для агентов ваше развитие не приоритет?

— В «Локомотив» меня позвал один из моих первых тренеров, а агент просто прошёл рядом со мной в клуб и получил вознаграждение. При этом он ничего не делал. И ещё попросил вернуть процентную часть соглашения. После этого с ним расстались. Мне было 22 года — втёрлись в доверие. Спустя 10 лет понял, что агент вообще никакого участия в переходе не принимал. Изначально со мной связался тренер, подписали стандартный контракт.

— А что значит втёрся в доверие?

— В 22 года футболисту тяжело правильно мыслить. Ты не видел больших денег, не знаешь ничего. Когда тебе говорят: «У меня есть связи в ЦСКА, «Зените», можем в любую команду устроить», родителям пацанов тяжело отказаться.

— Рядом не оказалось человека, который помог бы?

— Я говорю о нулевых, когда агентская деятельность только зарождалась. Это сейчас агентов много, а тогда всё было в диковинку. Нас предупреждали, что они не нужны. Хотя на самом деле агент нужен, но он должен быть твоим помощником, представлять твои интересы. Футболисты нанимают человека как юриста или адвоката. У нас же получается, что есть агент, а у него уже свои футболисты.

— И свои интересы?

— Думаю, да. Если бы не преследовали, многие уехали бы за границу. Весь футбол — там. Как ни крути, в России он не развивается, как в Европе. Тут у нас большие деньги, поэтому все остаются. Если бы агенты давали шанс ребятам проявить себя в Европе, то все бы поехали. Но никто не хочет ждать, пока он через пять-семь лет станет топ-игроком в Европе, и только спустя время получать большие деньги.

— У вас была возможность в какой-то момент уехать в Европу?

— Никогда не получал конкретного предложения. Были только варианты поехать в украинский клуб в 2007 году, чтобы оттуда транзитом попасть в Европу. У меня тогда не срослось в «Сатурне». После разговора с тренером вообще оказался в дубле.

«Думаю, смогу попроситься на стажировку к Игнашевичу»

— Как изменился ваш день после завершения карьеры?

— Ничего кардинального. Всё-таки два месяца уже не был в роли футболиста. Хотя активность присутствует — чуть ли не каждый день бегаю. Не могу сказать, что сел на диван и курю. Но уже готовился ко дню, когда выйду и попрощаюсь со всеми.

— Спустя столько лет болельщики «Торпедо» простили вам переход в «Локомотив»?

— Наверное, лучше у них спросить. Когда возвращался в «Торпедо», встречался с болельщиками. Они были негативно настроены. После выхода в РПЛ ко мне подошли фанаты и сказали, что кричали про меня гадости и извиняться не собираются, но в дальнейшем оскорблять не будут. Если удалось кого-то убедить, то для меня это уже показатель. Конечно, найдутся те, кто будет вспоминать эту историю и не примет меня. Это их право. Всё, что мог, я сделал.

— Теперь планируете стать тренером?

— Да, даже подал документы на обучение. Руководителям «Торпедо» сообщил, что есть желание уже сейчас получать практику. Существуют варианты, находимся как бы в диалоге.

— В какой момент стали представлять себя в качестве тренера?

— Последние сезоны. Я иногда анализировал требования к футболистам. В «Торпедо» тренеры меняются часто, так что было у кого поучиться. Для себя решил, что я играющий тренер. У Игнашевича интересная история — после игровой карьеры быстро начал тренировать. Этот опыт можно перенять. Думаю, на стажировку к нему смогу попроситься.

— Представим ситуацию. Вы главный тренер. Ваш футболист на тренировке говорит вашему помощнику: «Что ты так орёшь, аж покраснел».

— Смотря почему так скажет. Эмоции — нормально, если это безобидно.

— Это нарушение субординации?

— Конечно. Понимаю, на что вы намекаете.

— Почему вы так сказали Борису Игнатьеву в «Сатурне»?

— Из лидера команды я превратился в запасного игрока, а потом меня сослали в дубль без объяснений. Какие-то агентские причины были, но это вилами по воде — только слухи, а в глаза ничего не говорили. Может, специально вывели на эмоцию, чтобы подальше отодвинуть. Когда в команде 30 человек, а в заявке лишь 18, то остальных нужно было куда-то девать. Получалось, что основных гладят по головке, а на тех, кто не попадает в заявку, кричат до покраснения. Но обиды никакой нет.

— Вы после того случая тренерам больше не кричали?

— Ну как не кричал. Владимиру Вайссу я один раз на официальной игре всё высказал на эмоциях.

— Что именно сказали?

— Как он довёл команду, что мы проигрывали «Кубани». Мне было очень обидно, а тренер удивился, как футболист в 24 года встаёт и с лавки что-то выговаривает. Сказал мне: «Иди разминайся». Ну я пошёл, а потом вышел на поле и забил. Сыграли 2:2. Приехали на базу, и меня попросили зайти к Вайссу. Я уже сразу собрал сумку. Думал, что всё — убирают их команды. А он сказал, что хотел извиниться. Ему понравились мои эмоции, они для него важны. Он сам такой же человек. Мы с ним отлично общались, хотя ругались на тренировках. После ухода из «Сатурна» несколько раз созванивались. У него были варианты из России, но что-то не получилось.

«Ансальди мог без штанов висеть в автобусе — всегда на позитиве»

— Сколько раз за карьеру вас выгоняли в дубль?

— Наверное, четыре. В «Торпедо» — перед уходом в «Локомотив». Потом в «Локо», когда пришёл Муслин и взяли много людей. Ну и дважды в «Сатурне». Про один случай уже рассказал. Второй раз случился, когда поменялось руководство и меня вернули в основную команду. Я нормально тренировался, но Рёберу не понравилось, что я был в шапке. Он попросил меня снять, а я не захотел. Какая ему разница, в шапке или без. Так что меня вернули из дубля, я чуть поиграл — и обратно из-за шапки.

— Для вас не снимать было вопросом принципа?

— Да. Ну какая разница, в шапке запрещено тренироваться, что ли? Но если надо придраться, можно и до двери докопаться. Если футболист не понравился, надо честно ему сказать. Это лучше, чем придумывать какие-то истории.

— Муслин в «Локо» в лицо всё сказал?

— Нет, он всегда говорил, что я талантливый игрок, что на меня рассчитывает. И отправил в дубль. Мы сыграли тогда с «Севильей», и я оказался в дубле.

— Причины он не объяснял?

— Нет. Европейцы считают, что не должны ничего объяснять.

— В «Локомотиве» тогда было много странных легионеров. Кто запомнился?

— Помню был маленький Роналдиньо, которого звали Селсиньо. Такие же зубы, причёска. Талантливый и техничный, но низкий для нашего чемпионата. Его бы переехали.

— А если брать всю карьеру, то кто запомнился из легионеров?

— Самым весёлым был Ансальди из «Рубина». Парень-рубаха! Мог без штанов в автобусе висеть — всегда на позитиве. Классный футболист и человек. Тогда в «Рубине» была хорошая бригада иностранцев — Нобоа, Навас… У них ещё был прикол — кидаться хлебом, но русским это было непонятно. Им объяснили, что так делать не нужно. Мы всегда уважительно относимся к еде, особенно к хлебу. Я эту историю своим детям рассказываю, объясняя, что с едой нельзя баловаться.

— Бердыев всегда казался жёстким, а тут такое с хлебом.

— Да, у него характер взрывной. Он следит, чтобы правильно выполняли упражнения. На игре не кричит, всегда тихий дядька с чётками. А вот на тренировках реально взрывается — не любит, когда прыгает мяч или игрок его не слышит. В деталях он один из самых сильных тренеров в стране, если не самый сильный. Бердыев подкручивал людей, выводя на высокий уровень. Чувствовал нюансы, кому что требуется.

«Бородюк выкинул телефон в мусорку. Потом выяснилось, что это начальник команды забыл»

— Вы больше 20 лет играли на профессиональном уровне. Чего в целом не хватает нынешнему поколению?

— Раньше умели играть в хоккей и другие виды спорта. Сейчас дай футболистам баскетбольный мяч, не говорю уже о коньках, и они не знают, что делать. Это большая проблема современных детей. Разные тренировки позволяют думать по-разному. Советское поколение было сильнее нашего. Если у меня получится заняться детским спортом, я хотел бы внедрять нетрадиционные методы — пляжка, снег. Мы всё детство играли на снегу, а сейчас у них идеальные поля с подогревом. Но нагрузка на снегу и идеальном поле — разная. И ещё одна проблема поколения — телефон.

— По себе замечаете, что можете залипнуть в телефоне?

— Конечно, как и любой. Стараюсь этого избегать. В соцсетях не особо сижу, больше в развлекательных каналах. Детей стараемся оградить, у старших только с пятого класса появились телефоны. Все сверстники ходят со смартфонами, а у них кнопочные кирпичи, где только в змейку можно играть.

— А от чего вам было тяжело оторваться?

— Телеграм-каналы могу часами листать. Там на любую тематику можно найти информацию, в том числе политическую. Сейчас непростое время, и хочется многое понимать.

— Ренат Сабитов говорил, что на установке футболисты сидят в телефонах.

— У нас такого не было. Думаю, тут многое от тренера зависит, как он себя поставит. Один телефон, улетевший в мусорку, решит проблемы. У Бородюка на установке рядом лежал телефон — он зазвонил, и Генрихович его в мусорку выкинул. Потом оказалось, что это телефон начальника команды. Тот его случайно забыл.

— Говорят, у Гаджиева были установки, на которых помощники спали.

— Да, Вадик Евсеев уснул. Там реально длинные установки получались, а Гаджи Муслимович ещё долго вытягивает предложения. Говорит грамотно, но так долго. Борис Петрович [Игнатьев] спал в первом ряду на установке.

— Сколько шло такое теоретическое занятие?

— Могло полтора часа. Сейчас считается, что теория должна быть 30 минут — после уже не воспринимаешь информацию. Но есть тренеры, которые и по часу продолжают давать установку. Хотя лучше два раза по 30 минут. Раньше вообще на теории весь матч могли смотреть. Ещё хорошо, если оператор обрежет паузы.

— А какая была самая короткая установка?

— Бородюк однажды сказал, что сегодня сами себе даём установку. Потом просто вышел из раздевалки. Состав определял тренер, но слова остались за ребятами постарше. Это был важный матч ФНЛ в «Лужниках» — и мы выиграли.

«В клубах все хотят управлять. Чужих людей не пустят»

— Знаете, при каком тренере вы провели больше всего матчей? — Наверное, Петренко.

— Нет. — Тогда Рахимов.

— Верно. 90 матчей при нём отыграли. — Помню, он исправил ситуацию, когда пришёл в «Терек». Всё-таки при Черчесове и Красножане был спад. Маматкулыч хорошо подготовил команду физически. Мы тогда вместе уходили, заняв пятое место. Очень достойный результат при том бюджете.

— Почему у вас с Красножаном не сложились отношения?

— Даже не знаю. Наверное, его подход… Там не то чтобы именно со мной не сложилось, а просто в «Тереке» не получилось. У него своё видение, но в тот момент, к сожалению, оно было неверным. Мы с ним как-то говорили, и он сказал, что его система работает везде, и только тут не получается. В то же время он соглашался, что одна прививка не всем помогает.

— Его система включала в себя штанги на тренировках, что странно для футбола.

— Да, у него были большие веса. Не знаю, как к этому относиться. Один из помощников Красножана говорил, что Торбинский приседал с весом чуть ли не в два раза больше, чем он сам. Только забыл упомянуть, что у него потом две или три травмы «крестов» случились. Все футболисты разные. Я штанги вообще остерегаюсь. Занимался с ней редко или не касался совсем. Потом появляются определённые проблемы со спиной. За свою карьеру понял, что штанга мне не даёт положительного эффекта.

— Хотя в какой-то момент вы сильно раскачались в тренажёрке.

— Тогда жил в Грозном. Хватало свободного времени. Мы с Федей [Кудряшовым] стали часто ходить в зал. Рахимов нас даже выгонял: «Идите уже оттуда, а то не поворачиваетесь». В какой-то момент понял, что уже реально как «боинг» бегаю — заносит. Успокоились, притормозили. Хотя со штангой тогда не работали. Тренировали только верх. На ноги нагрузок нам и так хватало.

— Многие жалуются, что у нас ставку делают на иностранных тренеров. Понимаете, почему так происходит?

— У нас всегда были иностранцы — не сказал бы, что на них сейчас прямо делают ставку. Руководству клуба может быть проще не выбирать ни одну из схем. Им удобно пригласить свежего человека, который вообще не знает здесь никого. Вообще, мне кажется, что в профессиональный футбол попасть очень тяжело. В клубах все хотят управлять. В агентском, судейском мире, наверное, такая же история. Чужих людей не пустят.

«Футболисты финансово безграмотны, и люди этим пользуются»

— Как думаете, в скольких договорных матчах вы приняли участие за карьеру?

— Сколько конкретно, не знаю, но думаю, они были. Много нехороших историй появляется спустя время. Хотя какой смысл об этом говорить, если это могла быть надуманная история? Не хочу никого подставить ненароком.

— А если без имён, то из-за чего появлялись сомнения?

— К нам в команду перешёл доктор из другого клуба и говорит: «Нам сказали, что игра с вами была такая-то». Мы тот матч проиграли. Я ему ответил: «Хорош, заканчивай». Начал вспоминать, что было в защите. Засомневался. А что там произошло на самом деле? Хрен его знает. Не могу говорить, какие команды и какой сезон. Иначе могут понять, о ком идёт речь, и скажут, что кого-то обвинил. А я же реально не знаю. Были договорные матчи? Конечно, были, но не хочется, чтобы они касались меня. Я всегда любил и уважал футбол. И он отплатил мне, подарив такую карьеру. Знаю, что футболисты переживают на эту тему. Хочется, чтобы эти вещи ушли. На высшем уровне этого меньше. А в других дивизионах — вы сами видели новости про странные матчи. Для себя не приемлю такое, хотя люди в разные ситуации могут попасть.

— Например?

— Играют на ставках, становятся зависимыми от них — и влезают в долги. Слышал о страшных историях, когда людям очень тяжело из этого выходить.

— В прошлом году игроки сборной Италии Фаджоли и Тонали признались, что страдают зависимостью от ставок. Как такое может начинаться?

— Расскажу одну историю. Встретился как-то раз с приятелем. А с ним был товарищ, которого в первый раз видел. Тогда я ещё в «Арарате» играл. Сидим, общаемся, и тут этот дядька начинает: «Давай что-нибудь сделаем». Я даже сначала не понял, о чём вообще речь. Он сразу: «Не нужно сдавать матчи или чего-то такого — просто на угловые поставим». Я сразу дал понять, что не буду таким заниматься. Спросил его, как он вообще это себе представляет. Две команды бегают и бьют по угловым? Он ответил: «Ну да». Больше этого человека я не видел. А ведь кто-то же может и согласиться. В тот момент я был во Второй лиге. Может быть, там это проще творить. Вполне вероятно, что от результата уже ушли к жёлтым или красным карточкам.

— Некоторые футболисты к концу карьеры потратили едва ли не всё, что заработали. А вы вкладывались в какой-то бизнес?

— Да, но перестал. Была серия неудач. Друзья или друзья друзей предлагали какие-то направления, где вроде всё должно было сложиться хорошо, а получалось наоборот. Считаю, футболистам не стоит таким заниматься. Лучше оставлять деньги в банке, в акциях, в крипте или вкладывать в недвижимость. В последнее время много сил потратил, чтобы вернуть займы, которые давал. Где были бумаги — там ещё хотя бы можно доказать через суды и приставов. А когда договаривался с близкими, то документов не было — просто потерял и деньги, и друзей.

— Что с ними происходило?

— Просто растворялись. Самое обидное, когда понимаешь, кто в какую сумму оценил нашу дружбу. Кто-то, например, в миллион рублей. Знал человека со школьной скамьи. Ещё с одним другом вместе учились и играли. Бывало, что обращался знакомый друга, но там хотя бы подписывали бумаги. Футболисты финансово безграмотны, и люди этим пользуются. Многие игроки увлекаются ставками, хоть это и запрещено. Возможно, однажды кто-то сможет признаться, как его затягивает. Для молодого поколения это было бы полезно.

«Как-то раз позвонил футболисту. Говорю: «Это Дзичковский, можно пару слов?»

— Есть много скандальных историй про разведённых футболистов. Вам в этом плане повезло?

— Да, мы с супругой 22 года вместе. Хотя многие футболисты моего поколения уже разводятся. Мы видим, как крепкие счастливые семьи распадаются. У нас в стране вообще 70% разводов. С чего футболистов это не будет касаться? Конечно, будет.

— У вас ведь невероятная история встречи с супругой?

— Лето 2002 года. Мы с «Торпедо» приехали на матч в Самару. Выезжаем на предыгровую тренировку. Вижу — на остановке девушка симпатичная стоит, запомнил её. На следующий день у нас игра была. Я остался в запасе и вдруг увидел эту же девушку на трибуне. В перерыве мы с ней поговорили, обменялись телефонами, потом полгода созванивались. Оказалось, она тогда просто пошла по теньку, и поэтому попала на ту остановку. Считаю, это была судьба.

— Что вы ей сказали, когда увидели на трибуне?

— Я спросил, из Москвы ли она. Конечно, странно задавать такой вопрос, находясь в Самаре… Кстати, в юности всегда думал, что женюсь на девушке не из столицы. Было такое чувство. В итоге так и получилось.

— Ей тогда было 17 лет, вам — 19. Вы общались на расстоянии. Родители не хотели отпускать её в Москву?

— Само собой, не хотели. Она могла только летом приехать. Я летал к ней иногда на выходные. Недавно наткнулись на фотографии с нашего первого совместного отпуска, нам там около 20 лет — просто дети. Удивляюсь, как нас отпустили. Родители относились с пониманием, но в Москву ей переехать не разрешали. Её мама говорила, что сначала нужно окончить институт.

— В какой момент вы убедили её родителей, что у вас серьёзные намерения?

— Мы обсуждали это с Наташей, а она доносила до родителей. У нас с ними все эти годы тёплые отношения. У меня идеальная тёща, всегда помогает. Мы крайне редко просим кого-то посидеть с детьми, но иногда просто некуда деваться. Тёща прилетает из другого города, чтобы с внуками побыть.

— Вы познакомились с супругой 07.07.2002 и ровно через пять лет сыграли свадьбу. Получилось — 07.07.07. Это же не случайность?

— Я сделал Наташе предложение в её день рождения. Сказал: «Давай на пятилетие знакомства распишемся». Мы посмотрели в календарь, а там — три семёрки. Это просто совпадение. Мы сразу пошли в ЗАГС на Кутузовском, но оказались 70-ми в очереди — все хотели эту дату, было много заявок. В итоге расписались в ЗАГСе в Солнцеве. Не праздновали, были только вдвоём, поэтому всё прошло спокойно.

— Кстати, о числах. Помните все номера, под которыми играли?

— Мой первый номер — 28-й. Достался мне в «Торпедо» как молодому игроку, тогда не было выбора. Потом поменял его на 11-й. А после был 33-й — единственный парный на тот момент в «Локо». Затем в «Сатурне» взял 22-й, потому что двойка ­— это лебедь. Потом выбрал в «Ростове» четвёртый в честь дня рождения первого сына. После был 11-й номер в «Рубине» и 55-й — в «Тереке». Взял в честь мамы — это год её рождения и столько лет она прожила. В «Арарате» был пятый. Когда я туда пришёл, остальные номера уже были разобраны. Ну и до конца карьеры играл под 10-м. На цифры всегда обращаю внимание. Иногда могу не узнать бывшего партнёра по команде, а числа запоминаю.

— Говорят, вы любитель разыграть партнёров. Было такое?

— Как-то раз позвонил одному футболисту. Говорю: «Слушай, это [журналист] Дзичковский, можно пару слов?» Задал ему несколько вопросов, а он серьёзно ответил, будто это интервью. Потом, конечно, я себя раскрыл. Назвался Дзичковским, потому что именно он тогда о «Торпедо» писал постоянно. Кстати, полтора года назад мы с ним интервью делали.

— Дзичковский до сих пор не в курсе, что вы им представлялись?

— Нет, он не знает.

«Все эти тренеры, игроки, агенты делают вид, что хорошо разбираются в футболе»

— Главное воспоминание за карьеру — дубль в ворота «Зенита» в 18 лет в РПЛ?

— Безусловно. Это же был, по сути, мой первый матч во взрослом футболе. Ну, если не считать несколько минут перед этим в «Лужниках». Два гола на «Петровском» — это на всю жизнь. С того момента пошёл отсчёт. Понял: что-то получается.

— Самое адское поле, на котором вы играли?

— Наверное, в Перми. Ещё до искусственного газона мне удалось поиграть там на травяном покрытии. Это было в начале нулевых. Поле оказалось безобразным, абсолютно некачественным, кривым, влажным, с проплешинами. Возможно, погода на него повлияла — там всегда было пасмурно. Хотя раньше много таких полей встречалось. В тех же «Лужниках» газон был не айс.

— Во Второй лиге чуть ли не на бетоне приходилось бегать?

— Да, в Красногорске было поле для хоккея с мячом. Оно реально бетонное, невозможно играть. Если упадёшь — сразу разобьёшься. Мы бегали очень аккуратно. Если там кто-то каждый день тренируется — просто ужас.

— После завершения карьеры какие мысли о нашем футболе?

— Сейчас понимаю, что многие просто обманывают футбол. Все эти тренеры, игроки, агенты делают вид, что хорошо разбираются. На самом деле, их не должно быть в футболе.

— Почему?

— Потому что они некомпетентны, не понимают саму суть игры и спорта в целом. Таких людей много. Как их оградить от футбола — вот вопрос. У нас в России обычно всё решается по связям, по дружескому звонку. Профессиональные качества сейчас уходят на второй план. Важнее провести свои схемы.

— Нужно ли делать эту проблему публичной?

— Есть какая-то футбольная этика. Люди только в крайнем случае выносят то, что происходит в раздевалке или межличностных отношениях. Чтобы вывести всех на чистую воду, наверное, необходим какой-то прецедент. Хотя у нас и так много скандалов. Нужна ли ещё порция? Поможет ли она? Разве что хайп поднимется.

— Вопрос в том, будет ли от этого польза нашему футболу, исправят ли ошибки, уберут ли ненужных людей?

— Если люди хотят остаться в профессии, они не будут выносить это на всеобщее обозрение. Дорога в клубы для них закроется. Если человек не связывает свою карьеру с футбольной деятельностью, то в будущем, наверное, много интересного расскажет. Измерить пользу от этого очень сложно.

— И последнее. Какой совет дали бы юному Игорю Лебеденко?

— Я бы ему сказал: старайся, терпи и слушай старших.