Леонид Трахтенберг рассказал, как у Черенкова впервые проявилась болезнь в «Спартаке»

«Первый раз болезнь у Феди обострилась на моих глазах. Это было в Тбилиси, в преддверии игры с «Андерлехтом» (Кубок УЕФА, март 1984 года. — Прим. «Чемпионата»). До этого Федя провёл тяжелейший сезон. Он играл в трёх командах ー олимпийской сборной, первой и в «Спартаке». Можете себе представить эту нагрузку с учётом международных матчей? «Спартак» ведь играл в еврокубках каждый год. И во всех трёх командах Фёдор играл очень сильно, ниже своего уровня не опускался никогда. Естественно, это повлияло на его здоровье. Перед «Андерлехтом» у него случился нервный срыв. Федя всегда звонил жене с выездов, каждый вечер, а тут не позвонил. Всем, кто его знал, это показалось очень странным моментом. Ну и, помимо этого, ещё были признаки того, что у Фёдора какой-то срыв. Последним поверил в это Бесков, уловив какие-то странности в поведении Феди. Но на тренировку его взял. На поле Черенков как ни в чём не бывало. Но в день игры или даже накануне игры врач сопроводил его к местному профессору. А тот порекомендовал врачу «Спартака», чтобы по возвращении в Москву Федю понаблюдали в стационаре. Утром клубный доктор зашёл в номер к Бескову, у которого я в это время находился. И сказал, что Фёдор себя хорошо чувствует и может играть. Бесков спросил: «А ты даёшь гарантии, что по ходу матча с ним ничего не случится?» Врач признался, что таких гарантий дать не может. Мы в тот день ездили на экскурсию куда-то под Тбилиси, в горы. И Бесков меня попросил сидеть рядом с Федей — общаться с ним, уделить какое-то внимание. Федя сразу мне показался каким-то возбуждённым. А когда в автобус с разрешения Бескова вошли операторы тбилисского телевидения, с его стороны последовала неадекватная реакция. Обычно он на это не обращал внимания — вошли и вошли. Прежнему Феде было бы до фонаря. Они хотели снять команду 30 секунд, но он нетипично для себя отреагировал. Он рассчитывал сыграть, но нужно было что-то придумать, чтобы его не травмировать. Ему сказали, что забыли его бутсы, поэтому он не может сыграть первый тайм. Мол, сейчас привезут из гостиницы… Хотя, повторюсь, он не должен был играть в этом матче. Константин Иванович ко мне обратился: «Ты с задачей справился — опекай Фёдора. Посиди с ним первый тайм в раздевалке». Я честно сказал, что не могу, потому что мне отчёт надо передавать в газету, я матча не увижу, а телевизора в раздевалке тогда не было. Я же не мог сказать главному редактору, что в это время с Черенковым сидел. Тогда он попросил массажиста Гену Беленького с ним побыть. Конечно, Фёдора на поле очень не хватало. Думаю, с ним «Андерлехт» мы прошли бы. А дальше уже второй тайм, снова надо что-то снова придумать. Кто-то с Константином Ивановичем обсуждал, как объяснить Фёдору, почему он не выйдет на второй тайм. Николай Петрович [Старостин] тоже участвовал. Придумали, что в протокол его неправильно записали, не под тем номером. Сказали: нам поражение засчитают, если выйдешь на поле. Не знаю, поверил ли Фёдор или нет, но он заплакал и пошёл в душ. Я видел это своими глазами в перерыве. Пошёл не мыться, а чтобы никто не видел, как он плачет. Так ему было обидно, он не привык сидеть на лавочке», — рассказал Трахтенберг в эксклюзивной беседе с корреспондентом «Чемпионата» Олегом Лысенко.