Советское прошлое превращается в мифы. Почему им не надо верить?

СССР принято либо превозносить, либо ругать. Зачастую это делают люди, которые никогда не жили в Советском Союзе. На наших глазах огромный исторический пласт обрастает противоречащими друг другу легендами и мифами. С годами вера в них усиливается, а правда или хотя бы скепсис начисто вымываются из национальной памяти. В рамках спецпроекта «Мифы о России»«Лента.ру» с помощью социологов и историков изучила самые распространенные стереотипы относительно Советского Союза и отделила правду от вымысла.

В понедельник 9 декабря 1991 года ничего знаменательного в общественной жизни не произошло — люди проснулись, оделись и пошли на работу. Не было массовых выступлений, демонстраций, беспорядков. Тем временем за день до этого в Беловежской Пуще было подписано соглашение, поставившее жирную и окончательную точку в существовании Союза Советских Социалистических Республик. Согласно документу СССР прекращал свое существование «как субъект международного права и геополитическая реальность».

Действительно, распада большой страны мало кто хотел, но, с другой стороны, в таком состоянии, в котором она встретила 1991 год, она не могла существовать дальше.

Но отрезвление пришло достаточно скоро. Тяжелые экономические реалии 90-х годов заставили население бывших советских республик горько пожалеть об ушедших временах стабильности эпохи застоя.

Согласно данным социологов, 75 процентов россиян считают советскую эпоху лучшим временем в истории страны, при этом для большинства из них оно было обусловлено «стабильностью и уверенностью в завтрашнем дне». При этом, по словам руководителя фонда ИСЭПИ Дмитрия Бадовского, передача информации о советской эпохе носит характер бытового мифа о великих людях и великой стране. Реальная картина жизни в стране у многих в сознании с годами подменяется неким набором образов.

Не стоит думать, что советский период воспринимался гражданами СССР как парад мук или рабоче-крестьянский рай. Даже во времена сталинских репрессий обыватель не жил в постоянном страхе, не говоря уже о последующих годах советской власти. Люди жили, работали, влюблялись, играли свадьбы, растили детей и, конечно, оценивали этот временной отрезок со своей колокольни, оставляя в памяти или негативные, или позитивные переживания.

Положительный или отрицательный окрас историческое прошлое получает лишь на расстоянии. Вместе с осмыслением прожитых лет в национальном сознании укрепляются устойчивые образы. Как практически все в этом мире, современнику проще всего воспринимать Страну Советов через стереотипы, воспринятые им лично или перенятые у родителей.

«Лента.ру» изучила ключевые мифы о советской жизни и вместе со специалистами оценила, насколько они соответствуют действительности.

Октябрьская социалистическая революция потрясла мир не только тем, что на руинах Российской империи образовалось первое в мире социалистическое государство. «Западные страны под воздействием примера СССР были вынуждены вводить новшества. Комплекс социальных мер, бесплатное здравоохранение и образование. И хотя масштаб этих социальных мер во многих странах Запада быстро достиг уровня, о котором мы могли только мечтать, старт процессу дал именно социализм», — утверждал доктор экономических наук Гавриил Попов.

Массовое введение социальных программ в Европе произошло после Великой Отечественной войны. Как рассказал кандидат исторических наук, директор Центра русских исследований МосГУ Андрей Фурсов, правые европейские партии пошли на этот шаг во многом вынужденно. В то время они находились в не самом выигрышном положении. Ведь главное завоевание тех времен — победа над фашизмом — была прежде всего заслугой левых и леволиберальных политических сил. И когда в 1950-х годах во Франции и Италии едва не пришли к власти коммунисты, западные элиты осознали необходимость активных действий.

Обращая внимание на то, что Советский Союз был первым и единственным государством, в котором «действительно была решена проблема социальной справедливости», историк при этом указывает на то, что в СССР постепенно шла эрозия этой идеологической и социальной ориентировки. Особенно это стало заметно в 1970-1980-е годы.

«Идеократическое государство существовало эти десятилетия во многом благодаря нормам, традиционным для нескольких поколений советских людей. Несоответствие идеологических установок и реалий жизни в исследуемый период формировали в сознании и психологии людей конформизм, инертность и отчуждение от политики», — пишет в своей работе доктор исторических наук Светлана Никонова.

По словам Андрея Фурсова, эрозия идей социальной справедливости происходила в несколько этапов. В декабре 1917 года «было решено, что верхушка победившего режима получает больше и пайка, и лучше живет, чем основная масса». Следующая поворотная точка пришлась на конец 1930-х годов, после партийных чисток на XVIII съезде ВКП(б). Фурсов особенно отмечает появление после него «Книги о вкусной и здоровой пище»: «Впоследствии она была почти в каждой советской семье, но адресатом ее в конце 30-х могли быть только представители высшей номенклатуры».

Следующим этапом стала середина 1950-х годов, когда номенклатура избавилась от «подсистемы страха» после смерти Сталина и стала превращаться в квазикласс. Это, как утверждает историк, шло параллельно с интеграцией страны, которая отказалась от построения своего рыночного пространства, в капиталистическую финансовую систему.

Когда заходит речь о еде в СССР, одни вспоминают вкусное мороженое и натуральную колбасу по 2 рубля 20 копеек, другие говорят, что и то, и другое было проблематично достать, да и качество продуктов оставляло желать лучшего.

«Я ездил по регионам в то время, и ситуация была примерно одна и та же. Она заключалась в том, что шло распределение продуктов через общественные организации. Несмотря на нехватку их в магазинах, холодильники у людей были полны», — утверждал в интервью «Ленте.ру» доктор социологических наук, заведующий сектором комплексных исследований образа жизни Института социологии РАН Андрей Возьмитель.

«Как человек, который прожил 40 лет в советской системе, я могу точно сказать, что качество продуктов было лучше, чем сейчас. И сметана, и молоко, и колбаса. Другое дело, что за продуктами нужно было побегать», — вспоминает Андрей Фурсов. По его словам, бывало такое, что «придешь с бидончиком за молоком после десяти, а его уже нет. Значит, надо приходить до десяти». При этом историк отмечает, что из этого факта никто не делал трагедии.

Фурсов, впрочем, признает, что это продолжалось не до самого распада СССР. Продукты начали портиться и исчезать с полок после Олимпиады 1980 года, «но это было уже совсем другое время».

Высказывание Людмилы Ивановой во время телемоста с США о том, что «в СССР секса нет», известно многим и уже трансформировалось в ироничную шутку про то, что в Стране Советов «эту мерзость» старались лишний раз не обсуждать. Но тут важно отметить, что таким образом Иванова ответила на вопрос о том, крутится ли вся реклама в Советском Союзе вокруг темы секса.

Но самое главное — не надо забывать о том, на заре существования Страны Советов в ней происходила настоящая сексуальная революция.

Когда большевики пришли к власти и заявили об образовании нового рабоче-крестьянского государства, жизнь людей теперь уже Советской России в корне изменилась. Изменилось и отношение закона к половой сфере: церковный брак отменялся соответствующими декретами, вводился брак гражданский. Муж перестал быть официальным главой семьи, а женщине гарантировалось равноправие.

По сути новое советское законодательство было тогда самым либеральным в мире. Так, в 1920-е годы вело свою активную деятельность общество радикальных нудистов «Долой стыд». В агитпьесах того времени секс не только не был табуирован, но и активно обсуждался. В Советскую Россию приезжали зарубежные сексологи, преимущественно из Германии, печатались книги и брошюры на эту тему. Резко росло количество детей, рожденных вне брака. Создавались кожвендиспансеры, позволившие значительно снизить число венерических заболеваний, были разрешены аборты.

В особенности тепло свободные нравы первых послереволюционных лет были встречены молодежью, главным образом студентами. Впрочем, они получали на тему «полового вопроса» достаточно противоречивые сигналы. Как пишет в своей работе «Секс и революция» американский историк Шейла Фицпатрик, посыл сверху был вполне однозначен: новому советскому человеку следует раскрепоститься во всех отношениях.

В комсомольских коммунах молодые люди вели не только общее хозяйство, но и общую половую жизнь. Как писал психолог Борис Бешт, среди них не допускалось разделения на пары — все имели право спать со всеми. Деторождение не приветствовалось, а если ребенок рождался, его зачастую отдавали в интернат.

Конечно, это было не массовое явление и продолжалось недолго. Признав, что половая распущенность ведет к всевозможным антиобщественным явлениям, а также отнюдь не способствует повышению рождаемости в стране, проводящей ускоренную индустриализацию, большевики решили если и не свернуть лавочку в один момент, то противопоставить любви без границ и правил хоть какую-то дисциплину. Однако невозможно отрицать, что все вышеописанное очень похоже на сексуальную революцию на Западе, которая началась только полвека спустя.

Социальные стратегии, внедрявшиеся в СССР, были призваны воспитать «новую общность — советского человека». Такой человек должен был быть культурным, образованным и здоровым, и для достижения этих целей государство реализовывало богатый ассортимент программ, которые, опять же, принято либо ругать, либо превозносить.

Самой главной проблемой, которая стояла перед молодой Советской властью, была неграмотность населения в вопросах гигиены, что становилось причиной эпидемий. Это успешно решалось с помощью наглядной пропаганды и скоростного обучения медицинских работников, которых посылали в сельскую местность — туда, где они были абсолютно необходимы. Советская статистика — конечно, ненадежный инструмент, однако невозможно усомниться, что продолжительность жизни в стране буквально за десятилетие выросла почти в два раза, а детская смертность существенно сократилась.

Андрей Фурсов уверен, что советская медицинская система была эффективна из-за широкого охвата. «У нас было плоховато с техникой, не хватало лекарств, — признает историк. — Но поскольку медицина охватывала очень большой слой людей, с точки зрения статистики она работала хорошо».

Проблема была не только в технике, которая зачастую копировалась с зарубежных образцов 30-х годов вплоть до самого распада Советского Союза, и не в нехватке лекарств. При том что в СССР действительно разрабатывали передовые методики — такие как аппарат Илизарова, — это были единичные случаи. Советской медицине удалось к 1950-м годам занять первое место в мире по количеству врачей на гражданина, но это достигалось за счет того, что квалификация медиков зачастую была очень низкой.

Вторая проблема заключалась в том, что советская медицина была очень коррумпированной. По словам Фурсова, уже в 1970-х годах подношение бутылки или коробки конфет на приеме у врача было вещью само собой разумеющейся. Настолько, что отголоски обычая «благодарить» медика сохраняются до сих пор — как ритуал.

Несмотря на то что ядерное оружие обеспечивало суверенитет Советского Союза, официальная пропаганда всегда говорила о «борьбе за мир» как противовесе гонке вооружений и агрессивной политике США, которая грозила развязыванием ядерной войны. СССР продвигал свою точку зрения на этот счет на международной арене и муссировал ее во внутриполитическом дискурсе. В прессе публиковались карикатуры на «поджигателей войны», а известные советские личности писали письма в международные организации о недопустимости гонки вооружений.

Эта кампания была настолько яркой, что стала своеобразной вехой истории СССР. Как отмечается в исследовании социолога Галины Орловой, борьба за мир — одна из тех положительных практик советской власти, которую люди помнят до сих пор. «Отдавая свои голоса за советскую власть, мы знаем, что голосуем за мир на земле», — писала «Пионерская правда» в 1970-е годы, подразумевая, что только путь социалистического развития мог привести к миру во всем мире.

«Отчасти все это было оправданно, отчасти было ритуальным действием», — говорит Андрей Фурсов. Однако, по его мнению, с середины 1970 годов советская борьба за мир была контрпродуктивной.

Он приводит слова американского генерала Александра Хейга, который говорил, «что есть вещи поважнее мира — честь и свобода». «Придерживайся Советский Союз такой позиции, было бы лучше», — уверен историк.

Действительно, можно заметить, что еще на заре ядерной эпохи американские СМИ и государственные деятели не отличались мирной риторикой. Даже в поп-культуре достаточно свидетельств того, что в американском обществе движение за мир всегда было маргинальным.

Для этого достаточно обратиться к феномену «атомных песен» 1940-1950-х годов. Когда в США было испытано, а потом и применено ядерное оружие на японских городах Хиросима и Нагасаки, в американском обществе сложился воинственный консенсус, согласно которому следующим следовало бомбить СССР — чтобы устранить потенциальную угрозу.

Никогда США — ни на официальном, ни на общественным уровне — не выступали активно за мир, что давало СССР преимущество: Соединенные Штаты можно было представлять как воинственное олицетворение Запада, а СССР — как лидера миротворцев.

Конечно, справедливости ради стоит сказать, что в реальной гонке вооружений были виноваты обе страны. Но если уж разбираться, «кто первый начал», то это, несомненно, США.

Многоквартирные дома, в которых жила большая часть советского городского населения, принято считать одним из недостатков советской системы, однако их массовое строительство позволило обеспечить граждан доступным жильем. Это удалось сделать в хрущевские времена, когда шла быстрая урбанизация страны.

Как говорил в своей лекции историк Василий Цветков, главная проблема того времени заключалась в возведении массового доступного жилья, сочетающегося с окружающей средой, быстрого в постройке. И именно таким жильем стали пятиэтажные хрущевки, за основу которых взяли проект быстровозводимого жилья для целинников.

«В квартале обязательно должны были быть школа и детский сад. Считалось, что по дороге в эти заведения дети в целях безопасности не должны переходить улицу. По периметру возводились дома, нижние этажи которых занимали магазины», — говорил Цветков. Важно понимать, что основной задачей хрущевок было решение проблемы обеспечения каждой семьи отдельной квартирой, и она была решена, что отражает статистика. Если в 1949 году в Москве было введено в эксплуатацию 800 тысяч квадратных метров жилья, то в 1963-1964 годах — 2,5 миллиона.

В том, что в результате СССР ждал крах, социолог Андрей Возьмитель в интервью «Ленте.ру» винил деградацию номенклатуры после смерти Сталина.

Андрей Фурсов говорит о «моменте истины», который наступил в середине 60-х годов. По его словам, одна из главных проблем Советского Союза заключалась в том, что «по линии производственных отношений мы отрицали марксизм», а «по линии производительных сил у нас была примерно та же система, что и при капитализме, — индустриальная».

Он уверен, что для рывка в будущее стране необходимо было перейти от «антикапитализма к посткапитализму», чего можно было достичь благодаря вложениям в передовые научные проекты, такие как общегосударственная система Глушкова, которая позволила бы вести учет плановой системы с помощью ЭВМ. Однако «в 1968 и в 1973 годах специальными решениями политбюро ЦК КПСС было решено, что на такие передовые разработки нельзя тратить деньги».

Несмотря на это «даже в середине 1980-х годов наша электроника дышала в спину американцам». Но, по словам Фурсова, наши персональные компьютеры были вытеснены закупками американских ПК через центры научно-технического творчества молодежи, на которых «неплохо нажились наши будущие бизнесмены».

При этом, как говорит историк, давая оценку жизни в СССР, нужно все «мерить своим временем», потому что «многие молодые люди, не жившие в 90-е годы, живя в России, Белоруссии или Украине, просто не знают, что это было». «Им кажется мало по сути неплохого уровня потребления, который сейчас есть в городах. Они не понимают, что обвал и изменения приведут к значительно худшей, чем в 90-е годы, ситуации. Это будет следующий шаг в демодернизации нашего общества», — предупреждает Фурсов.