В Институте биологических проблем Севера Дальневосточного отделения Российской академии наук (РАН) создали базу данных по конфликтам белых медведей с людьми на Чукотке. Как показывает статистика, начиная с нулевых годов из-за активного освоения Арктики число таких столкновений стало резко расти. Создатель базы — биолог и исследователь Чукотки Анатолий Кочнев — о проблеме конфликтов с белыми медведями знает не понаслышке. За 38 лет работы на Крайнем Севере он пережил два десятка нападений хищников, но уверен, что вина лежит на нем самом. О том, как выжить при нападении белого медведя и смогут ли эти звери когда-нибудь мирно жить рядом с людьми, Анатолий Кочнев рассказал «Ленте.ру».

«Лента.ру»: Как получилось, что вы связали свою жизнь с Заполярьем?

Анатолий Кочнев: Я — биолог по образованию, окончил Иркутский государственный университет. Еще в студенчестве я ездил в экспедиции на Чукотку, изучал лежбища моржей. А потом, в 1985 году, остался там жить. Почти четыре года я проработал в Морской зверобойной инспекции на мысе Шмидта, потом перебрался в заповедник на остров Врангеля.

После на протяжении десяти лет я был заведующим лабораторией по морским млекопитающим в Чукотском филиале Тихоокеанского научно-исследовательского рыбохозяйственного центра. В 2014 году я ушел оттуда и некоторое время работал начальником научного отдела в национальном парке «Берингия» на Чукотке. А сейчас мое место работы — это Институт биологических проблем Севера Дальневосточного отделения РАН, который находится в Магадане.

Что для вас значит Север после стольких лет работы?

Для меня Север — это моя вторая родина, где я провел большую часть своей жизни. Я прикипел к этому месту и с трудом представляю жизнь в других регионах. Конечно, это суровый край, где мне порой приходилось работать в одиночестве. Еще после третьего курса института 1,5 месяца я провел на необитаемом острове в Беринговом проливе — и мне это сразу понравилось.

Очень удобно, не надо ни на кого оглядываться. Я до сих пор предпочитаю работать один. У писателя Олега Куваева, который некоторое время жил и работал на Чукотке, в его книге «Территория» есть очень хорошая фраза: «Мы не викинги и нечего выпячивать челюсть». На Севере надо быть спокойным, никуда не спешить и стараться предусмотреть все до мелочей. Любое приключение здесь — это твой недосмотр и твоя недоработка.

В чем заключается ваша работа за полярным кругом?

В Заполярье я в основном занимаюсь морскими млекопитающими — китообразными, моржами и, главное, белыми медведями. Белый медведь тоже морское млекопитающее, ведь он живет на морском льду. Свой характер есть не просто у каждого вида животных — он есть у каждой особи. Как-то обозначить его одним словом сложно, но если попытаться, то отличительной чертой моржей я бы назвал уверенность, а белых медведей — любопытство и исследовательский интерес.

«Нападение хищника — это вина человека»

Какие истории, связанные с дикими животными, запомнились вам больше всего?

Я каждый год провожу среди диких зверей по несколько месяцев — историй, связанных с ними, у меня, конечно, очень много. Одних только случаев нападения белых медведей на меня было штук 15-20. Но все они происходили по моей вине. Любое нападение хищника на человека — это вина последнего. Ведь это не дикие звери приходят к вам, а вы приходите в их мир. Они-то, в отличие от вас, не выбирают, где жить.

Расскажу один случай — это произошло со мной в 2003 году. Дело было на острове Колючин в Чукотском море, в 11 километрах от берега. Сегодня благодаря нашим исследованиям и отчетам он входит в состав национального парка «Берингия», а тогда там не было ничего. Мы в тот год с напарником обустраивали на острове базу — перестраивали чукотскую избушку, где я потом провел еще 15 лет.

В тот год узкую полосу льдов вдоль всего побережья Чукотки разбил мощный шторм, а потому белые медведи оказались на острове Колючин. Сам остров маленький, 1,5 километра в ширину и четыре километра в длину. Но там на тот момент находилось больше 25 медведей: самцы, самки и детеныши.

Поскольку медведей на острове было много, мы с напарником поначалу вели себя максимально аккуратно. Но постепенно мое внимание стало притупляться: за месяц-полтора устаешь от постоянного контроля и привыкаешь к тому, что дикие звери живут рядом с тобой. Тем более медведей становилось меньше, они реже встречались — и в какой-то момент стало казаться, что они совсем покинули Колючин.

Я был всего в 400 метрах от дома и настолько расслабился, что не взял с собой ни ракетницу, ни средств защиты. Конечно, это было ошибкой. Надо мной располагался обрыв метров 30-40 высотой. И вот я сижу, наблюдаю за моржами — и то ли почувствовал что-то, то ли услышал падение камешков. Я обернулся и увидел, как на меня сверху летит белый медведь.

До него оставалось метров 15-20, он бежал, но медленно, чтобы не упасть с обрыва. А у меня под рукой не было даже палки, чтобы держать дистанцию. Напарник меня тоже не видит: нас друг от друга закрывает выступ обрыва. Но делать что-то надо: я встал с кочки, на которой сидел, и отступил на пригорок — так, чтобы быть выше медведя.

И когда он выбежал на пологое место метрах в четырех от меня, то посмотрел мне в глаза, понял, что они выше его, и начал сомневаться. Он ведь сверху, с обрыва, не мог оценить мой размер: вероятно, думал, что я морж.

И пока он сомневался, я сделал в его сторону выпад — пару шагов навстречу — и стал шипеть. По-медвежьи это означает: «Не нарушай дистанцию со мной, иначе укушу». Тогда сомнения зверя еще больше усилились: он стал нюхать кочку, где я сидел — и по запаху точно определил, что перед ним человек.

Медведь посмотрел на меня — его глаза расширились. Он развернулся, пробежал между моржами, плюхнулся в воду и уплыл. Тут я выдохнул и поспешил домой.

Вообще меня тогда на Колючине спасло шестое чувство: если бы я не оглянулся, медведь бы просто навалился на меня — и все. Я всегда предупреждаю туристов: не смотрите, что медведей нет — они всегда появляются из ниоткуда, двигаются бесшумно, и выдать их может разве что скрип снега под лапами. Поэтому на Севере надо всегда смотреть по сторонам и быть начеку.

«На Севере между людьми действуют свои законы»

Многие представители коренных народов Заполярья относятся к вам с большим уважением. Как вы смогли найти с ними общий язык?

Еще в 80-х годах, когда я работал в Морской зверобойной инспекции на мысе Шмидта, многих местных жителей поражало, что я, в отличие от моих коллег, пытаюсь изучать их жизнь, пробую местную пищу, использую этническую одежду. Потом я многие годы работал на острове Врангеля, а когда вернулся на материк, многое изменилось.

Те мои знакомые из коренных народов Севера, с которыми я работал в 80-х, стали большими людьми в своих поселках. Я знал их как молодых охотников, а теперь они стали зрелыми лидерами. При этом я со своим большим опытом жизни в окружении диких зверей на острове Врангеля был интересен им, поскольку рассказывал вещи, которых они не знают.

И у них ко мне стало появляться уважение. Тем более по отношению к местным жителям у меня никогда не было менторского, поучительного тона, — я всегда относился уважительно к тому, что они делают и говорят.

Неужели у вас не возникало конфликтных ситуаций с местными жителями?

Если случалось так, что мне, к примеру, что-то не нравилось в действиях местных охотников, я никогда не пытался вступать с ними в прямой конфликт. Я вечером шел к старикам, которых молодежь уважает, и с ними за чашкой чая обсуждал ситуацию. А потом, смотрю: молодые охотники уже ведут себя совсем иначе. Просто на Севере в общении между людьми действуют свои законы, которые надо понимать и согласно которым надо действовать.

Жизнь коренных народов Севера связана с множеством обрядов и обычаев. Как вы относитесь к ним?

Конечно, у коренных народов Заполярья много своих обычаев, не всегда понятных для приезжих. Я — биолог, человек, который занимается наукой и далек от суеверий. Тем не менее я выполняю некоторые вещи, которым меня научили местные жители.

Отрезать по кусочку от каждого блюда и положить на пригорок, чтобы задобрить их. И знаете, я порой удивляюсь — этот ритуал действительно работает. Второй момент — нельзя трогать ничего, что нашел. Чукотка населена давно, и там повсюду остатки жилья и кладбища.

На могилы там несут вещи, которые могут пригодиться покойникам в загробной жизни, и брать их категорически нельзя. Или море порой может выбросить на берег какое-нибудь эскимосское изделие, которому две тысячи лет. Если хочешь забрать его, надо обязательно что-то оставить взамен, например, монетку.

Но самая главная заповедь на Севере — никуда не торопиться. Как говорится, семь раз отмерь — один раз отрежь. Тут нужно ходить медленно, если есть возможность, отдыхать и давать себе отдышаться. Важно вести себя очень осмотрительно, ведь до жилья людей в Заполярье часто бывает далеко. А значит, даже просто вывихнув ногу, ты можешь туда не дойти — и тебе никто не поможет. Это не суеверия, это правила жизни на Севере.

«Белые медведи всегда будут идти к людям»

Вам 58 лет, из которых 38 вы провели за Полярным Кругом. Вы не думали о том, чтобы отойти от дел?

По возрасту я уже пенсионер, но продолжаю работать. Я буду заниматься своим делом до тех пор, пока у меня есть силы и возможности. В последние годы со здоровьем у меня стало сложнее — пришлось отказаться от тяжелой полевой работы. Но с другой стороны, мне на помощь приходят современные технологии.

Пускай из-за больных коленей мне сложно фотографировать, зато у меня есть квадрокоптер, с которого я могу снимать диких животных, попивая чай из термоса. И это прекрасно.

Вы по-прежнему большую часть времени проводите на необитаемых островах?

После 15 лет работы я оставил необитаемый остров Колючин, выбраться с которого по окончании полевого сезона было целой проблемой. Последние три года я работаю на мысе Шмидта на Чукотке, живу там в поселке, в квартире. А потом возвращаюсь в Анадырь к семье, жене и дочке. Из-за жизни в экспедициях я поздно создал семью — почти в 40 лет.

Теперь поводов для волнений у нее стало меньше, поскольку от тяжелой работы в полях я отказался. На мысе Шмидта недалеко от моего дома есть лежбище моржей, и ходят белые медведи, я могу наблюдать за животными. Сейчас меня интересует, обитают ли рядом с поселком одни и те же звери или все-таки каждый год туда приходят новые особи.

В России с вашей помощью появилась первая база данных по конфликтам белых медведей и людей. Как вы считаете, люди и звери могут мирно жить на Севере?

Нападений белых медведей на людей в последние годы стало больше — число таких конфликтов с нулевых стало резко расти. Это связано с сокращением ледовых местообитаний зверей. Вообще, в первые пять лет своей работы в Заполярье я видел белых медведей всего пару раз — тогда они жили во льдах.

Моржам удобно устраивать лежбища в районах мысов — там их не заливает прибоем. Но эти же мысы активно используют люди. Там, где есть моржи, появляются и белые медведи, у которых в конце концов начинаются конфликты с людьми. Смогут ли люди и звери жить в мире — для меня большой вопрос. Дело в том, что у белых медведей, в отличие от бурых, нет такого понятия, как своя территория.

Они живут во льдах, границы которых постоянно меняются. Именно поэтому звери легко приходят в поселки, подходят близко к людям. В однообразном ледовом пространстве для них любой незнакомый запах, вкус или объект очень интересен.

Правда, есть факты, которые внушают осторожную надежду. Так, на мысе Шмидта есть место, село Рыркайпий, где на побережье осенью собираются десятки белых медведей, а всего в двух километрах находится поселок на 500 человек. И они как-то живут бок о бок.

Есть ощущение, что за последние несколько лет медведи поняли, что между их миром и миром людей есть границы, которые не нужно нарушать. Звери понимают это сами и учат тому же своих детенышей. Так что как знать — возможно, и найдется такая волшебная формула, благодаря которой люди и звери смогут жить в Арктике вместе.