Славянская азбука тихого Дона
Михаил Шолохов родился 24 мая — в день, когда по православному календарю славят создателей азбуки, святых равноапостольных братьев Кирилла и Мефодия, а по светскому — отмечают День славянской письменности и культуры. К этому тройному празднику корреспондент «Парламентской газеты» прошел по одной из главных русских рек — тихому Дону.
Литературный парад
Михаил Шолохов курил прямо на ростовской набережной. Правая рука в кармане брюк, в левой — папироса. Не хватало только таблички: «Осторожно! Набережная содержит сцены курения!» Аккурат напротив Михаила Александровича стоял Антон Павлович. Чехов. Казалось, вот-вот — и Шолохов его попросит: «Не загораживай тихий Дон».
Шолохов был памятником. Чехов — теплоходом. Для компании им не хватало третьего большого писателя этого края — Александра Солженицына.
У нас все-таки была (а может, и есть) действительно самая читающая, самая литературная страна в мире. Рядом с «Антоном Чеховым» пришвартовались «Тарас Шевченко» и «Иван Бунин» — тоже пароходы. При виде такого литературного парада в голову лез… Маяковский:
«— Здравствуй, Нетте!
Как я рад, что ты живой
дымной жизнью труб,
канатов
и крюков».
Мать Шолохова — родом из семьи переселенцев с Черниговщины. Казаки в Малороссии поддразнивали таких: «Хохол мазница, давай дражниться: этот — турок, тот — поляк, ты — хохол, а я казак!» В детстве Мишка любил «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Тараса Бульбу», а в юности, в Гражданскую войну, попал в плен к самому батьке Махно. И тот приказал его расстрелять, но после просьбы какой-то сердобольной казачки смилостивился. Таким оказался вклад Нестора Ивановича в русскую литературу — оставил в живых будущего классика.
Продолжали литературный парад на набережной бронзовые герои шолоховских произведений — Григорий Мелехов, Аксинья и дед Щукарь, а командовал… генерал советской литературы Алексей Максимович Горький. Тоже, конечно, весь из бронзы. Они были хорошо знакомы, Горький и Шолохов. Михаил Александрович в молодости часто обращался к Алексею Максимовичу за помощью — протолкнуть через выставленные бдительными чиновниками и редакторами цензурные и бюрократические рогатки то очередную часть «Тихого Дона», то «Поднятую целину».
Тихий Дон… Кихот
В гостинице «Тихий Дон» свободных мест не оказалось, и я поселился в другом литературном отеле. Правда, испанизированном. Называется не «Тихий Дон», а «Дон-…Кихот». Шолохов тоже много и бескорыстно сражался за своих земляков — и не с ветряными мельницами, а с куда более опасными противниками. Сначала с белогвардейцами, а потом — с советскими чиновниками и даже с самим товарищем Сталиным. К слову, Иосиф Виссарионович тоже стоял до разоблачения культа личности на ростовской набережной, как раз на том пьедестале, где возвышается сейчас Алексей Максимович.
«Я, житель станицы Вешенской на Верхнем Дону, в годы гражданской войны боролся за победу Советской власти. Меня родила и воспитала Советская власть и партия большевиков. Я — сын советского народа. И заботу советской власти обо мне я не могу назвать иначе, как ласковой материнской заботой о сыне», — Шолохов писал это искренне.
Он боролся не против советской власти, а против ее «перегибов» и не боялся сообщать о них на самый верх.
Иначе поступал его земляк Солженицын. Он обвинял не только советскую власть в создании ГУЛАГа, но и Шолохова — в плагиате, утверждая, что тот украл рукопись «Тихого Дона» у полузабытого казачьего писателя Федора Крюкова. Александр Исаевич окончил в Ростове-на-Дону сначала среднюю школу №15, а потом — физико-математический факультет местного университета, однако культа личности Солженицына в городе нет, ну разве что удалось мне обнаружить фрагмент экспозиции о нем в краеведческом музее.
Вообще, я Солженицыну должное отдаю, но думаю, что в отношении Шолохова им двигала зависть. Была у Александра Исаевича такая черта характера, чего уж там. Тем не менее оба они, и Шолохов, и Солженицын, по праву вошли в историю литературы. И Нобелевскую премию оба получили по праву.
Шолохов и Сталин
Анекдот.
«Шолохов пришел к Сталину хлопотать за сына Платонова. Вождь, насупившись, выслушал и говорит:
— Вот вы, товарищ Шолохов, пишете, ходите, за всех просите. То за голодающих, то за казаков, то за вешенских руководителей. Берия мне говорил, что вы приходили к нему и убеждали в невиновности Клейменова (советский ученый, организатор разработок ракетной техники. Расстрелян в 1938 году. — Прим. ред.). Вы верите, что он не был вредителем?
— Верю, товарищ Сталин, — спокойно ответил Шолохов.
— Вот всем вы верите. За всех просите. А кто при случае за вас попросит? Кто вам поверит?
— Вы, товарищ Сталин.
— Вы так думаете? Мой совет — не ошибитесь, товарищ Шолохов».
У них были сложные отношения, но тем не менее Шолохов уважал Сталина и как руководителя государства, и как… знатока литературы. Можно сказать, Сталин был личным критиком и цензором Шолохова. Как Николай Первый — Пушкина. Это старая русская литературно-политическая традиция взаимоотношений между первым лицом в государстве и первым лицом в литературе.
«Знаменитый писатель нашего времени товарищ Шолохов допустил в своем «Тихом Доне» ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова и др., но разве из этого следует, что «Тихий Дон» — никуда не годная вещь, заслуживающая изъятия из продажи?» — писал Сталин. И «Тихий Дон» издавали и продавали — «с грубейшими ошибками».
Собственно, во многом именно Сталин — недаром в юности стихи сочинял — сделал СССР самым литературоцентричным государством в мире. При нем писатели и поэты стали одними из главных героев страны. В их честь называли улицы и города, открывали музеи и памятники.
В «Тихом Доне» выведены в качестве героев или упоминаются больше сотни реальных исторических лиц: Керенский, Ленин, Брусилов, Буденный, Каледин, Краснов, Деникин… И ни слова о Сталине! Не нашлось у Шолохова добрых слов для вождя и в «Поднятой целине», и в военном романе «Они сражались за Родину». Зато после погромного доклада Хрущева на XX съезде КПСС в 1956 году, где тот развенчивал культ личности Сталина, Шолохов горько и метко заметил: «Культ, конечно, был, но была и личность».
О Хрущеве писатель оставил другой отзыв: «Оценки придут со временем, но то, что он болен, — это так… Серьезная болезнь — понос слов».
В уездном городе Т.
Донской край дал России и миру сразу двух лауреатов Нобелевской премии — Шолохова и Солженицына, а мог дать и третьего — да еще какого! В соседнем Таганроге родился и вырос Антон Чехов. Впервые Нобелевская премия была вручена в 1901 году, а Чехов умер в 1904-м. Три шанса у него было. Или, точнее, три шанса было у членов Нобелевского комитета, потому что, в отличие от них, Чехов велик вне всяких премиальных контекстов. А потом в дело вмешалась чахотка.
В Таганрог на Азове и лежал мой путь из Ростова-на-Дону. Дорога такая, что не вспомнить чеховскую «Степь» нельзя: «Перед глазами ехавших расстилалась уже широкая, бесконечная равнина, перехваченная цепью холмов. Теснясь и выглядывая друг из-за друга, эти холмы сливаются в возвышенность, которая тянется вправо от дороги до самого горизонта и исчезает в лиловой дали; едешь-едешь и никак не разберешь, где она начинается и где кончается…»
В уездном городе Т. было так много улиц, площадей, музеев и памятников Чехову и его героям, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы посмотреть на фокусы «Каштанки», пофлиртовать с «Тремя сестрами», вырастить «Вишневый сад» и сразу же умереть. Ну а если без шуток, то Антон Павлович — не только самый известный в мире таганрожец, но и крупнейший городской «работодатель». Его наследие кормит музейных работников, экскурсоводов, театральных режиссеров, актеров, администраторов, отельеров и даже хозяев некоторых продуктовых магазинов, которые не стесняются использовать в названиях фамилию классика.
В музее, располагающемся в здании бывшей классической мужской гимназии, которую окончил когда-то Чехов, лежит в витрине журнал «Русская мысль» с говорящим подзаголовком: «Ежемесячное литературно-политическое издание». Литература у нас неотделима от политики. Так было, есть и будет. От Ломоносова, Пушкина, Лермонтова, через Достоевского, Толстого, Чехова, Солженицына, Бродского к нашим современникам — Лимонову, Проханову, Прилепину, да и их антиподам вроде Акунина тоже.
В актовом зале выставлен аттестат Чехова об окончании гимназии. Пятерки по… закону Божьему, географии и немецкому, четверки — по русскому языку и словесности (!), истории, логике и греческому, трояки — по математике, физике и латыни. Здесь же на стенах вывешены раззолоченные доски с фамилиями тех, кто окончил гимназию с золотыми и серебряными медалями, — никого не знаю.
Школьники, которых привели прикоснуться к святому, оживленно обсуждали успеваемость классика и его однокашников. «Найдется ли когда-нибудь в Таганроге еще один великий троечник?» — подумал я и отправился на родину Шолохова, который в школе тоже в общем-то не блистал.
Веха в истории
Станица Вешенская была когда-то вехой на большом водном пути из Воронежа в Азов, а стала вехой в русской и мировой литературе. Если Чехов — кормилец Таганрога, то уж Шолохов — Вешек тем более. Заботился о земляках при жизни, продолжает делать это и с того света. У него «на содержании» — десятки сотрудников музея-заповедника, туристических фирм, хозяева гостиниц и кафе.
Писатель мог легко обосноваться в Москве, в одной из знаменитых сталинских высоток, например, но даже не мыслил такого никогда. Всегда спешил из родной столицы в родную станицу, предпочитая ее не только Москве, но и всему остальному миру. Даже за границу на писательские съезды не любил ездить.
На станичной набережной — памятник Григорию и Аксинье, в характере которой отразились черты матери писателя Анастасии Даниловны, которая с одним узелком ушла от первого мужа к Александру Михайловичу Шолохову. Будущий классик был незаконнорожденным, нахаленком, как говорили на Дону.
Среди экспонатов в музее Шолохова — удостоверение специального корреспондента «Красной Звезды». На второй день войны он телеграфировал в Москву: «Наркому обороны Тимошенко. Дорогой товарищ Тимошенко. Прошу зачислить в фонд обороны СССР присужденную мне Сталинскую премию… (Ленинскую раньше отдал на строительство школы в станице Каргинской. — Прим. авт.) По Вашему зову в любой момент готов стать в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии и до последней капли крови защищать социалистическую Родину и великое дело Ленина-Сталина». Подпись: «Полковой комиссар запаса РККА, писатель Михаил Шолохов».
Выполняя задания редакции, Шолохов служил на Западном, Южном, Юго-Западном, Сталинградском, Третьем Белорусском фронтах. Получил тяжелую контузию. Награжден боевыми медалями «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией». Его рассказ «Судьба человека» и главы из романа «Они сражались за Родину» — лучшее из того, что написано о войне. Жаль, роман не успел закончить. Или, точнее, не захотел сохранить в том виде, в котором закончил. Камин в шолоховском доме — немой тому свидетель. В его чреве, по рассказу младшего сына писателя Михаила, сгорела рукопись романа. И это тоже русская традиция — вспоминаем Гоголя и его «Мертвые души».
Коллекция оружия на стене: и охотничьего — именной карабин с оптическим прицелом от Брежнева, и боевого — маузер и ППШ, с которыми Шолохов прошел всю войну. Рыболовные снасти. Рыбачьи лодки. Пустые бутылки. Гараж с машинами — черная «Волга» для форсу, катал на ней Гагарина, и два советских «джипа» — ГАЗ и УАЗ — для охоты и рыбалки. Вырисовывается стиль жизни. Недаром своим любимым зарубежным писателем Шолохов называл Хемингуэя.
Фрак, в котором писатель в 1965 году получал Нобелевскую премию. Через одиннадцать лет после Хэма. Один раз в жизни его надел. Плевался: «Ну официант!» «У тех черная бабочка, а у вас белая…» — успокаивали его.
Незадолго до кончины Шолохов попросил дочь Светлану напомнить ему слова из песни военных лет «В лесу прифронтовом». И когда услышал: «И что положено кому, пусть каждый совершит!» — проговорил: «Да, правильно, вот так…» На могиле писателя над одной из главных рек Русского мира стоит памятник — простая глыба камня с одной строкой по стесу: «Шолохов». Он глыбой и был.