Неизвестные подробности победы сборной СССР по футболу на Олимпиаде-1988 в интервью с доктором Зурабом Орджоникидзе

Море увлекательных историй об Олимпиаде-1988 и не только от знаменитого доктора Орджоникидзе.

Легендарному доктору Орджоникидзе 75, но он по-прежнему бодр, энергичен и фантастически обаятелен. И да — востребован! Наш разговор несколько раз прерывался — то летучка у Зураба Гивиевича, то срочная консультация с пациентом. Наградой за ожидание мне всякий раз была порция атмосферных историй из богатого футбольного прошлого собеседника. Вспоминали в основном «золотой» 1988-й. Страна и не заметила, а 1 октября стукнуло 35 лет последней победе наших футболистов на Олимпиаде.

«За два года — 72 матча. Шесть ничьих, остальное — победы!»

— Что первым делом вспоминается с Игр? — Финал стал пиком нашего успеха, но к тому времени все уже настолько выхолощены были… Смотрю на фотографию — у всех ребят очень усталый вид. Мы же за два года провели 72 матча — товарищеских, отборочных и непосредственно на Олимпиаде — и только шесть раз сыграли вничью. Остальные — победы, представляете?

— У вас тоже было много работы в Корее? — У доктора всегда много работы, если он её ищет. А делать это нужно обязательно. Есть такие коллеги: поделал что-то, закрылся у себя, и его не видно и не слышно. Потому что он хочет прожить долго, а для этого нужно поменьше себя утруждать и побольше отдыхать. Врач всегда должен найти себе работу. Не бывает здоровье человека без изъянов.

— 35 лет назад нынешних технологий и близко не было. Как восстанавливали игроков? — А мы их не загружали так, чтобы потом восстанавливать. Анатолий Фёдорович никогда не вгонял футболистов в «яму». Да, до Олимпиады, летом, у нас был сбор в Сухуми. До развала Союза там была очень хорошая, просторная база — называлась Эшеры. Но даже там он их сильно не гонял. Игровые связи между ребятами нарабатывались в матчах. Тренерская бригада в сборной сплочённая подобралась. С Толей, Анатолием Фёдоровичем, у меня очень близкие отношения сложились. В штаб входили ещё Володя Сальков, Гаджи Муслимович Гаджиев и массажист Владик Баньков. Я его Вилорычем звал — отчество Вилорьевич. Сегодня в командах два-три врача, три-четыре массажиста. Между ними часто возникает антагонизм из-за большого разброса в зарплатах. Если человек миллионер, он уже по-другому смотрит на коллегу, который получает меньше. А мы зарабатывали плюс-минус одинаково, и помогал мне один Вилорыч. Если он это читает, пусть отзовётся. Лет 10 мечтаю его увидеть. Слышал, бизнесом занимается, но больше никто ничего не знает.

«Загадал: поймаю катрана — выиграем Олимпиаду»

— 0 поражений в 72 матчах — чем вы их кормили?! — Чёрной икрой (усмехается). Вообще, рыбная продукция сопровождала меня весь олимпийский цикл. Я даже рассказ написал: «Рыбный гамбит». Если интересно, расскажу.

— Очень! — Началась эта трилогия весной. Жена принесла домой двух сомов. Ждали гостей. Одна рыба уже разделывалась на кухне, а вторая ещё плавала в ванной. Дети маленькие были, спросили, куда другой сом делся. Говорю: «Уплыл в эту дырку». Ну они и попросили меня второго тоже отпустить.

— Отпустили? — Да, поехали на моих «Жигулях» к пруду у Новодевичьего монастыря и выпустили. Это первый эпизод.

— Где и когда случился второй? — На летнем сборе в Эшерах. В выходной вся команда уехала на экскурсию в местные пещеры с обедом на природе: шашлык, огурцы-помидоры. А мы с товарищем Алексеем Кнаком — он работал с женским гандболом, когда наша сборная всех укладывала направо и налево — рванули на рыбалку. И я там загадал: если поймаю катрана (это такая акула небольшая) — завоюем медали на Олимпиаде. В нас же никто не верил!

— Поймали? — Первым Алексей поднял. Точнее, подсёк этого катрана наш сопровождающий, а Кнак — вытащил. Рыбина — сантиметров 90, под метр. А у меня — ничего. Говорят: поплыли обратно, а я упёрся. Думаю про себя: гандбол — это гандбол, но футбол — это элитный вид спорта, самый почитаемый в мире. И в тот момент, когда мне самому уже это всё надоело и я собрался отдавать снасть хозяину катера, леска вдруг дёрнулась. Я подтянул ещё раз и понял: есть! Сам поймал и вытащил катрана. И очень расстроился, увидев, что моя рыба — меньше. Мелькнула мысль: «Как же так, неужели завоюем только серебро или бронзу?» Уже на берегу до меня дошло: «Боже мой! Но ведь эту рыбу поймал я сам, а ему помогли. Значит, мы должны взять золото!»

За два дня до финала ко мне приходит Вилорыч и говорит: «А ты знаешь, что Кнак проиграл полуфинал и будет играть за третье место?» Я ничего ему не сказал, чтобы не спугнуть удачу. Только записал в журнале — он до сих пор где-то валяется: финал во столько-то, золотые медали — во столько-то. Только дополнительное время не рассчитал (смеётся).

«Итальянцы жаловались: «Почему они едят чёрную икру, а мы — макароны?»

— А третий случай? — Перед полуфиналом мы жили в одной гостинице с итальянцами. Питались в одном ресторане в одно и то же время. Между столами — четыре-пять метров. А на соперника-то интересно поглядеть. И вот они посматривали на нас, а мы — на них. Наши-то ребята — хи-хи, ха-ха, а эти — нет, не смеялись. Но после обеда побежали жаловаться к тренеру.

— На что? — «Почему у них чёрная икра, а мы макароны едим?»

— Вы по-итальянски понимаете? — Раз 50 побываешь в Италии — начнёшь понимать, если не дурак. А потом, латинский язык, который мы изучали в медицинском институте, это же по сути древний итальянский. Конечно, я понимал в общих чертах, что они говорят. Очень их наше меню расстроило. И в особенности то, что давали футболистам чёрную икру.

— В каких количествах? — 25 граммов спортсмену вполне достаточно. Но те ребята, которые не любили икру, отдали её любителям. И эти ложками её наминали на глазах у обалдевших итальянцев.

Уже в ночи, после победы в полуфинале, мы с коллегами сидели, немножко отмечали. По бокальчику шампанского по такому поводу могли себе позволить. Пришли итальянцы — икры купить. Предложили 50, потом 100 долларов за банку — бешеные деньги по тем временам.

— Не продали? — Ну что вы. Во-первых, считалось, что негоже советскому человеку заниматься торговлей за границей. Некрасиво. А во-вторых, прикинули, что самим запасов хватит только до финала. Подарили им четыре баночки. А они, дураки, не взяли. И потом проиграли немцам в матче за третье место. Икра стала третьей «рыбной» главой в этой истории. Даже когда бразильцы в самом начале открыли счёт, я был спокоен. Был уверен, что должны победить — ведь всё совпадало!

С икрой связан ещё один интересный случай, хотя он к Олимпиаде не относится. Рассказать?

— Конечно! — Перед отборочным матчем в Норвегии поездом прибыли в Ленинград на товарищескую игру с «Зенитом». Разместились в гостинице «Москва», прямо напротив Московского вокзала. При выселении директор ресторана сказал: «У вас ещё остаются талоны на питание — что хотите на них взять?» Я спросил: какие варианты? Говорит, можете взять чёрной икры. Я обрадовался: «Отлично, давайте!» Получилось 30 стеклянных маленьких баночек по 26 граммов. В Норвегии открывать их перед завтраком мне помогали Вилорыч и Ряшенцев, председатель Федерации футбола СССР. Норвежцев благополучно обыграли, а через несколько дней после возвращения в Москву меня вызывает Колосков (в 1980-х возглавлял единое управление футбола и хоккея при Спорткомитете. — Прим. «Чемпионата»). Спрашивает: «Зураб, ты в ресторане брал икру?» Говорю: «Ну да». — «И что ты с ней сделал?» — «Дал ребятам на завтрак перед игрой. Ряшенцев может подтвердить». Его тоже вызвали: «Икру ели?» — «Ели».

— А в чём проблема? — После нас в эту гостиницу заехала национальная команда. И кто-то оттуда доложил наверх: мол, Орджоникидзе взял 30 банок икры. Банок, понимаешь? Есть килограммовая банка, а есть — 26-граммовые.

— Вы антагонизм между Лобановским и Бышовцем ощущали? — Наверное, чувствовал, хотя открыто это не проявлялось. Великие люди всё время соперничают. Я как врач по статусу не мог в их взаимоотношения влезать.

Помню, играли контрольный матч между национальной и олимпийской сборными в Новогорске. Нарбековас получил травму: на глазах прямо нога распухла. Норбик тогда был очень силён, а у киевского «Динамо», которое по совместительству возглавлял Лобановский, через три дня игра с «Жальгирисом». Валерий Васильевич посмотрел на его гематому и задумчиво так произнёс: «Наверное, не сможет сыграть». Но я сделал всё, чтобы поставить Арминаса на ноги, и он вышел против киевлян. Они в том сезоне второе место заняли (1988 год. — Прим. «Чемпионата»).

«Пойдём к Гивиевичу — сердце спасибо скажет»

— На Олимпиаде серьёзные травмы были? — Травмы от чего обычно случаются — если, конечно, соперник тебя не поразит? От переутомления. А Бышовец не перегружал команду. Небольшие повреждения, естественно, были. Кажется, Симонян у меня потом спросил: «Зураб, а там были травмы?» — «Нет», — отвечаю. Никита Палыч усмехнулся: «Значит, битвы не было». Думаю, такое умозаключение не только он сделал, но и другие умные тренеры.

— У Бышовца врач пользовался особым расположением? — Анатолий Фёдорович всегда и везде, будь то сборы или игры, требовал для меня самый большой номер. Раза три за шесть лет он просто отказывался от просторных апартаментов: «Отдайте доктору». Бышовец считал, и я с ним согласен, что, когда люди чаще общаются в быту, они подспудно уже начинают помогать друг другу на поле.

— Футболисты у вас обычно тусовались? — Постоянно у меня собирались. Тренерский штаб был за то, чтобы футболисты проводили время вместе, а не кучковались: тут одна группировка, там другая. А где им было общаться, как не в самом большом номере?

— Чем занимались? — Просто сидели, что-то рассказывали друг другу. У меня зачастую была с собой гитара. Я бренчал на семиструнной, сочинял какие-то песни, рассказывал смешные истории. Помню, Женя Кузнецов с Лосевым всё время жили вместе. Один из «Спартака», другой из «Динамо», но дружили. И у них между собой укоренилась фразочка: «Пойдём к Гивиевичу — сердце спасибо скажет».

— Красиво. — Да, и вот они приходили: хи-хи, ха-ха. Часто просили спеть «Виноградную косточку» (песня Булата Окуджавы, исполнял Вахтанг Кикабидзе. — Прим. «Чемпионата»). Никакого отношения к футболу она не имеет, но нравилась ребятам. Вадим Тищенко, царство небесное, очень любил «Маленький плот». Кто ж еë поёт…

— Лоза. — Точно, Лоза! Он у меня бывал, даже фотография есть. Когда я её затягивал, Вадик говорил: «О, тема пошла». А ещё в обиход только входило слово «шоу». Когда у ребят что-то красивое получалось на поле, они переглядывались: «Шоу, шоу». Мол, показываем класс. По дороге на игру или с игры в автобусе всегда звучала музыка — Пугачёва, Лоза.

— Анатолий Фёдорович не возражал? — Никогда. Единственное, жутко не любил, когда в автобус подсаживалась женщина. При мне всего два-три таких случая было, ещё когда с юношами работали.

«Корейцы ещё долго угрожали, что будут расправляться с русскими»

— Атмосфера в Сеуле была напряжённой? — После того как советский истребитель сбил южнокорейский «Боинг» (1983 год. — Прим. «Чемпионата»), корейцы ещё долго угрожали, что будут расправляться с русскими. На Олимпиаде нас везде охраняли, на этаже в гостинице постоянно дежурила полиция. Понятно, нас никто не трогал, но самим из номеров не советовали выходить. А мне знакомые сказали: как увидишь там новую луну, покажи купюру — придут деньги. Примета такая. А если на Олимпиаде это сделаешь — заработаешь премиальные, правильно?

— Логично. — И мы с Вилорычем искали эту луну — букву «С», повёрнутую в другую сторону. Как-то ночью поднялись на крышу гостиницы. Смотрим: небо прямо усеяно звёздами, а месяца нет. И тут я почувствовал, что кто-то за мной наблюдает. Оборачиваюсь, а там — снайперы. Видно, смотрели на нас и думали: что они тут забыли, может, знаки какие-то подают? Такая хохма была.

«Доктор здоров. Можно оставить наблюдение»

— Ещё приключения были? — Сейчас уже, наверное, об этом можно рассказать — 35 лет прошло, этой организации больше нет. Так вот, у нас терапевтом числился представитель силовых структур.

— КГБ? — Может быть. Человек окончил медицинский институт, тогда был капитаном, сейчас генерал-полковник в отставке. В те времена вообще всё было под жесточайшим контролем. Сейчас, наоборот, слишком много демократии, распущенности. Ну так вот, за два дня до вылета в Японию, на акклиматизационный сбор перед Олимпиадой, у меня в Грузии умер родной дядя. Папа позвонил: «Зураб, прилетишь?» Говорю: «Папа, мы к этому шли два года. А вдруг самолёт задержится или что-то ещё случится? Я же подведу команду, страну, родину. И себя подведу, и тебя». Отец всё понял — попросил только телеграмму родне отправить из Японии. Прилетаем туда, и переводчик Слава, парень бывалый, надоумил: «Здесь всё очень дорого — пиши коротко». Я и написал: «Дорогой дядя, извини, что не успел проститься с тобой. Зураб».

— И? — Телеграмма шла в Тбилиси через Москву. Я сам в России с трёх лет. И вот этому «терапевту» из Союза поступил сигнал: якобы я могу сбежать.

— Куда?! — В Японию, куда ж ещё. Моё обращение к умершему дяде в Москве истолковали как прощание перед побегом!

— Что было дальше? — Этот Костя, капитан, жил в номере с Вилорычем. Ну и выложил ему подозрения в отношении меня. Баньков изумился: «О чём ты говоришь? У Зураба в Москве жена, двое сыновей, которых он безумно любит и никогда не бросит. Вот мы были в Италии — он же не остался там, хотя язык знает».

— Убедил? — Не совсем. Ночью после полуфинала Константин посылает ко мне Вилорыча. Мы в час ночи разошлись, а в два является снова: «Голова болит». Я удивился: «У тебя же есть все те же лекарства, что и у меня». А в четыре утра приходит уже сам «терапевт»: «Меня, кажется, Слава заразил — голова болит». Его-то я не стал прогонять: всё-таки представитель силовых органов. Дал таблетку.

— Чем дело кончилось? — Из Москвы поступило сообщение: «Доктор здоров. Можно оставить наблюдение». Всю эту историю сам Костя мне потом и рассказал.

«Михайличенко мог играть три-четыре тайма подряд»

— Что предшествовало финалу? — После полуфинала прилетели в Сеул, приехали в Олимпийскую деревню. До финала — три дня. Мы с Вилорычем как разведчики пошли посмотреть, чем и как спортсменов кормят. Полтора часа в очереди простояли! Узнав об этом, Бышовец принял решение перевезти команду на корабль — советский лайнер.

— «Михаил Шолохов». — Да. Разместились на корабле. Каюты были вполне удобные, но всё равно это не суша. Перед игрой у Бышовца, Салькова и Гаджиева очень долго свет не гас. У меня тоже были дела. Только в третьем часу ночи все заснули.

— За успокоительным никто не приходил? — Какие успокоительные для футболиста? Если его успокоить, он играть не сможет! Тарпищев об этом в своей книге написал. Называется «Стресс рождает чемпионов». Я уже молчу о том, что игрок провалит допинг-контроль.

— А Бышовец сильно нервничал? — Нервничал хорошо, но ребятам не показывал. Нельзя этого делать — команду неуверенностью заразишь. Для меня как врача самым важным было, что к финалу все футболисты подошли здоровыми. Единственное, что чуть-чуть смущало, это нога Володи Лютого. Если посмотреть видеозапись, вы увидите у него тейп на коленном суставе. А тейпы в те времена были такие, что, когда человек потеет, клей размокает и перестаёт держать бинт. В остальном я был доволен: все-все были готовы. Только Чередник не играл из-за перебора карточек.

Финал Олимпийских игр — 1988 Бразилия — СССР — 1:2 Голы: 1:0 Ромарио, 30, 1:1 Добровольский, 61 (с пенальти), 1:2 Савичев, 105. Бразилия: Таффарел, Луис Карлос, Андре Круз, Алоизиу, Жоржиньо, Андраде, Милтон, Нето (Эдмар, 74), Карека II, Бебето (Жоао Пауло, 75), Ромарио. СССР: Харин, Кеташвили, Горлукович, Яровенко, Лосев (к), Михайличенко, Е. Кузнецов, Нарбековас (Ю. Савичев, 46), Татарчук, Добровольский, Лютый (Скляров, 116). Предупреждения: Кеташвили, Яровенко, Кузнецов, Луис Карлос, Андраде, Татарчук. Удаления: Татарчук (110), Эдмар (118). 1 октября 1988 года. Сеул. Стадион «Олимпийский».

— Что происходило на скамейке? — Тогда ещё не было перед лавками очерченного квадрата для тренеров. Были моменты, когда Бышовец подходил к полю, но это оставалось незаметным даже для ребят. Где-то махнёт рукой, где-то попросит успокоиться, затушить игру. Сальков делал какие-то заметки по ходу дела, а главный наблюдал и смотрел, когда кого надо заменить.

— Гол Савичева в дополнительное время — взрыв эмоций? — Была большая радость. Но последние минуты были крайне утомительными. Оставалось минут 15 продержаться, и это было очень тяжело! Но у нас был Михайличенко. Там все были сильны, но Лёша, по моим прикидкам, мог играть три-четыре тайма подряд. Минут 10 перерыва между ними ему хватило бы.

— Такая сильная генетика? — Да. Когда мы говорим о генетических исследованиях, на Михайличенко надо ориентироваться. В команде были и другие физически сильные ребята, но он был самым выносливым.

— И главным любимцем Бышовца? — Одним из главных. Его почему Лёсиком звали? Когда Лёша к Бышовцу совсем маленьким в школу киевского «Динамо» пришёл, Толя спросил: «Как тебя зовут?» — «Лёсик». Так и прилипло на всю жизнь.

«Дверь каюты открывается — на пороге ребята. Хорошо поддатые…»

— Звучит финальный свисток — и?.. — Есть такой Юра Давыдов, основатель группы «Зодчие» и футбольной команды артистов. Он единственный после игры перескочил через ров, отделяющий поле от трибун, и прибежал к нам с советским флагом. А уже на корабль многие наши съехались. И всю ночь этот огромный лайнер раскачивался — такое там творилось!

— Какое? — Ребята счастливые, всё отпустило. Алкоголь — рекой. А руководящий состав капитан корабля пригласил к себе в каюту. Сидим, отмечаем, как вдруг распахивается дверь. На пороге футболисты — не буду называть имён. Естественно, поддатые уже. На усталости для опьянения много не надо. Нас не заметили — мы сидели за стеночкой — только капитана и его помощников. Говорят: «А давайте километров на 15 в море выйдем — и обратно!» И тут Быш выглядывает из-за стенки.

— Что ребята? — Как ветром сдуло! Даже дверь не закрыли. Думаю, моментально протрезвели.

— Побаивались Фёдоровича? — Это же главный тренер, извини меня! Взять сегодня правительство и президента. Побаиваются главного, верховного? Так и там — иерархия! А чтобы 20 минут прокатиться на этом корабле, его двое суток нужно было готовить к отплытию. Естественно, никто в море не выходил.

— Только Тищенко не смог наутро подняться на награждение? — Был ещё один товарищ, не футболист. У нас же была большая делегация: переводчик, сапожник и так далее. Его пытались растормошить утром, били по щекам. Он голову поднял, в иллюминатор выглянул, увидел рябь на воде от ветра. Пробормотал: «Плывём» — и снова заснул. Мы тоже отметили, но, если бы нас разбудили в два-три часа ночи, были бы как стёклышко. Знали меру, потому что мы отвечали за всё, что происходило на корабле, так как на борту была только наша команда. Шалить больше некому было.

«Футболист сказал медсестре: «Вот тебе 100 рублей. Купи ящик водки, сдачу оставь себе»

— В том поколении тренеров принято было снимать стресс алкоголем. Но Бышовец, кажется, исключение? — Да у нас вся такая команда была. Когда в армии, в Красноярске, наказывали за выпивку, командир говорил: «Орджоникидзе может встать в строй — это единственный грузин, который не пьёт». Реально так и было. Я не певец и не пивец. И Быш такой же. Если и принимает, то совсем немного. Чтобы почувствовать расслабление, не обязательно заливаться. Есть такая поговорка: если выпил хорошо, значит, утром плохо, если утром хорошо, значит, выпил плохо. Что хорошего в алкоголе? Только разрушаешь свой организм. Я вам назову самые вредные напитки в порядке убывания. Первое — самое страшное — это пиво. Потом идёт шампанское. Дальше — вина, полусухие, полусладкие. После них — сухое вино, коньяк, виски и водка.

— Пиво — самый вредный напиток? Неожиданно. — Да, самый страшный. От пива вырабатывается фибрин, который ложится на суставы, почки и так далее. Расширяются сосуды. А с водкой в нашей команде был связан интересный случай.

— Расскажите. — Один наш футболист, будущий олимпийский чемпион, выписывается из ЦИТО. А другой туда заходит на операцию. Оба здоровые, высокие парни. И этот первый говорит: «Мне тут порекомендовали: на ночь 100 грамм водки — отлично сушит суставы, особенно после операции. Но не больше». Второй даёт медсестре 100 рублей — большие деньги — и говорит: «Купи ящик водки, а сдачу оставь себе».

— И ведь купила? — Купила. Ящик оказался под кроватью. На второй день после операции он принял, как и было сказано, 100 грамм. Потом подумал: «Я же парень крепкий, молодой». Добавил ещё 100, потом ещё. А после 200-граммового стакана его так разнесло, что повторно порвал крестообразные связки. Это к вопросу насыщения. В разгар веселья на корабле я заглянул в кают-компанию. А там один из наших обручем перед собой держит руки, будто кого-то обнимает, и говорит мне: «Гивич, посмотри, как хороша девка». И продолжает танцевать. А эта девка давно ушла! Нельзя так напиваться.

«Напились до чёртиков, а наутро Тихонов выиграл золотую медаль»

— Футболисты той и более поздних плеяд любят приговаривать: раньше и пили, и играли, а сейчас не пьют и не играют. Действительно прилично поддавали? — Очень короткий случай из моей практики. Есть такой известный биатлонист Тихонов Александр Иванович. Четырёхкратный олимпийский чемпион, «Мистер Биатлон – 1977», 12-кратный чемпион мира, 19-кратный чемпион СССР. Ему 27 лет, приезжает в Бакуриани, Грузия. Кубок СССР по лыжным гонкам. Его встречают грузины: чача, домашний коньяк, вино, шашлык. Он привозит с собой водку, шампанское, чёрную икру — Советский Союз! Напились до чёртиков! Сам мне рассказывал. «На второй день, — говорит, — выхожу из домика. Мутит так, что голову поднять не могу. Спрашиваю у мальчика: где тут соревнования? Он показал. Я туда еле-еле дошёл. Мне нацепили лыжи. В 11 часов я вернулся в гостиницу — с золотой медалью, кубком, грамотой и цветами». Люди, которые лежали на столе и под столом, не могли поверить своим глазам.

— Фантастика! — Но такое не все могли себе позволить. Одни валялись бы под столом, выпив столько. Другие выпивали в меру и выигрывали. Надо учитывать, что тогда были другие продукты, другой воздух, другая вода. Сейчас этого нельзя делать. Потому что в Duty free всё левое. На рацион питания уже нужно смотреть по-другому.

— Среди футболистов такие уникумы встречались? — В нашей команде два-три человека могли себе позволить расслабиться, но на второй день были как стёклышко. Ни за что не догадаешься, что пили, если не принюхиваться. Но на сборах и они себе такого не позволяли. Кто позволял, моментально вылетал из команды. Даже если были наигранные связи, Бышовец в один момент мог отлучить нарушителя от сборной. Ребята потом божились и клялись, лишь бы вернул. Вспоминается ещё одна история.

«Заглянул под стол, а там семь-восемь пустых бутылок!»

— Сколько же их у вас! — Приехали в Италию. Сыграли товарищескую игру с какой-то командочкой, из четвёртого, что ли, дивизиона. Банкет в честь гостей из СССР. Ко мне ребята подходят: «Итальянцам дают вино пить, а нам нельзя, что ли?» Спросил у Бышовца: «Толя, можно им чуть-чуть вина, расслабиться?» Отвечает: «Под твою ответственность. Но я не советую». Я и дал официанту команду принести бутылку вина за один из столов футболистов. 0,75 литра на шесть человек — много ли тут выпьешь?

— Но? — Нам уходить, а двое реально не могут встать! Не буянят, не дебоширят, как два сдувшихся мешка сидят. Я под стол заглянул, а там семь-восемь пустых бутылок! Бышовец мне: «А я тебе что говорил?» В нашей сборной это всё-таки был единичный случай. Один из этих ребят даже сыграл в финале. Но для меня он очень показательный.

— В каком плане? — Спортивная жизнь — она очень тяжёлая. В одно время подъём, завтрак, теория, тренировка, обед, сон — человек годами живёт по режиму. А они же люди! Им тоже хочется, как простому человеку, пойти в ресторан, в бар, погулять. Но тогда — при Лобановском, Бышовце, Бескове — футболистов держали в ежовых рукавицах. Поэтому и срывались часто, дорвавшись до запретного.

«Суточные были — $ 3,5 в день»

— Я слышал, вас просто задарили в Корее. Правда? — Каждый день приносили подарки! То магнитолы для машины, то наушники. Видеомагнитофоны всей команде подарили. А раз притащили 30 сковородок с тефлоновым покрытием. Ребята носами покрутили: зачем они нам нужны? Молодёжь — какие сковородки! А в Союзе таких ещё вообще не было! Быш взял одну-две, ещё кто-то. В итоге нам с Вилорычем штук по семь досталось. Много лет на них готовили, вспоминая Сеул. Оттуда все везли по две-три тележки всякого добра. Мы же и сами что-то покупали.

— Например? — На складе радиотехники всей сборной дали скидку 75%. Даже суточных хватило, чтобы что-то купить.

— А суточных сколько платили? — 3,5 доллара в день. И то выдавали не сразу, а частями — после каждого этапа. Деньги изначально были заложены под третье место: максимум $ 5000 на игрока. Никто же не верил, что займём второе, не говоря уже о первом. По итогу мне официально полагалось 475 долларов. Но ребята предложили разделить премиальные, и я получил $ 4600.

— Кто предложил? — Кажется, Михайличенко. Капитаном в сборной был Витя Лосев, но некоронованным королём — конечно, Лёсик. Вожак. Волосы — как пшеничное поле. Помню, когда играли на Кубке Джавахарлала Неру в Индии, они с Добровольским прокатились на рикше за рупию (1/12 доллара). Картина: идёт Лёша, белый-белый, а за ним толпа, человек 30, темнокожей ребятни! Трогают его, как божество какое-то. Бышовец их потом отчитал за эту прогулку: «Как вам не стыдно? Какой-то тощий мальчик вас тащит, а вы сидите улыбаетесь! Вы же советские люди, а не плантаторы какие-то!»

— Из Кореи ещё иномарки везли? — Многие спортсмены и тренеры из других видов на премиальные купили в Корее машины Daewoo. Для СССР — диковина. У нас тогда были «Жигули» и «Волги». Нам, футболистам, об этом сказали постскриптум. Мы сначала расстроились, а после даже обрадовались, что не взяли.

— Почему? — Их погрузили на «Шолохов» и не закрепили. Во время качки около 70% этих машин побилось. Помятыми до Союза доехали.

«У нас микроинфаркты в федерации»

— В СССР ведь не все обрадовались вашему успеху? — После Олимпиады я написал песню, так и называется «1988». Там есть такой куплет:

«Потом Япония была для адаптации, В Пусане, Тэгу сплошь были овации. Бразильский тренер пребывал в прострации. У нас микроинфаркты в федерации…»

— Расшифруете? — Микроинфаркты были не от переживаний за команду. Завистников хватало.

— Среди кого? — Коллеги-тренеры, федерация. Особой любви к нам не проявляли. Когда один выигрывает, а другой такого успеха не достигает, ему завидно. А я всегда говорю: завидовать не надо. Тогда проживёшь долго и счастливо.

— Я много раз общался с Бышовцем, и всякий раз разговор сворачивал на интриги и козни коллег и чиновников. Вы тоже считаете, что он остался недопонятым и недооценённым в стране? — Ну смотрите, с олимпийской сборной выдали шикарный цикл: всего шесть ничьих и золото Олимпиады. С первой сборной вышли из группы с первого места, оставив за бортом Италию. Товарищеские матчи — всё выигрывали. На Евро-1992 с чемпионами мира и Европы — Германией и Нидерландами — ничьи сделали. Проиграли всего одну игру, а его взяли и сняли. Как тут не обидеться?

— Если абстрагироваться от личных взаимоотношений, Бышовец — великий тренер или звёзды так сошлись? — Без этого не бывает. Случай: идём с ним как-то по базе в Новогорске. Полдвенадцатого — все должны быть в постелях, отдыхать. И он говорит: а давай-ка зайдём в такой-то номер на втором этаже. Открываем дверь, а там накурено — топор можно вешать! За дымом не видно, кто сидит. Идёт игра в карты — понятное дело, на деньги. Это же адреналин. Вот такое у него чутьё было!

«А что это поколение будет отмечать спустя годы? Выход в четвертьфинал?»

— Ещё есть примеры? — В Италии привезли на какой-то приём — минут 20 от гостиницы на машине ехали. Выходим оттуда. Быш говорит: «А давай прогуляемся до отеля?» Я удивился: «Первый раз в городе, куда ты пойдёшь?» — «Дойдём». Переулками довёл! Без мобильных, навигаторов — их просто не существовало. Говорят, что кошки быстро находят своё место. У Бышовца была эта кошачья интуиция. В том числе в футболе.

— Один из игроков той сборной недавно бросил мне в сердцах: «Кому мы на фиг нужны?» Есть ощущение, что страна подзабыла героев? — Я самодостаточный человек и не обращаю внимания на это. Лет 15 был директором клиники, никому не поклонялся и знал только одного руководителя — министра здравоохранения Москвы. Но я их понимаю. В ту ночь в 1988-м вся страна не спала. В каждой семье хотя бы один человек да смотрел футбол. А сейчас другое время: «люди гибнут за металл». На ЧМ-2018 наша сборная хоть чего-то добилась. Но я задаю вопрос ребятам, с которыми мы с 1986 года сроднились: «Вот мы отмечаем 15, 20, 25 лет победе на Олимпиаде — а что они будут отмечать спустя годы? Выход в четвертьфинал?»