«Два месяца проходил с закрытым ртом. Сходил с ума от голода». Валентенко — о тяжелой травме, карьере, смерти жены

Те, кто пристально следит за российским хоккеем, прекрасно знают, кто такой Павел Валентенко. Защитник из Нижнекамска не выигрывал кубков, но тем не менее карьера у него получилось богатой на события. В 2007-м году Валентенко взял серебро молодежного чемпионата мира, несколько лет провел в Северной Америке, в КХЛ сменил пять клубов, сумев поиграть за топовые команды. Больше всего Павел запомнился хоккейным болельщикам своей самоотверженностью на льду: он никогда не боялся броситься под шайбу, подраться с соперником или заступиться за партнера. Но такой стиль игры не мог не отразиться на здоровье игрока. В 33 года Валентенко решил закончить карьеру хоккеиста. В интервью Sport24 бывший защитник рассказал, какой она была, как он смог пережить смерть жены и близкого друга и почему так много конфликтовал с тренерами в России.

«Хочу работать тренером, есть желание помочь молодежи»

— Начать хочется с главного вопроса: вы все-таки завершили карьеру игрока?— Да, когда из-за пандемии остановили плей-офф, я вернулся домой, стал много времени проводить с семьей, сделал очередную операцию и как-то само пришло понимание, что хватит, пора пожить для себя, для семьи и сохранить здоровье. Конечно, в 33 не хотелось заканчивать, но у каждого спортсмена свой век.

— Вам сложно далось это решение?— Были мысли: «Может, еще поиграть немножко». Из Европы поступали предложения, прямо настойчиво звонили. Из немецкого, шведского, финского чемпионатов. Но тогда уже для себя решил, что далеко от дочки не буду уезжать. Она растет, а я ее не вижу.

— «Югра» предлагала новый контракт (в сезоне 2019/20 Валентенко был капитаном клуба из Ханты-Мансийска — прим. ред.)?— Нет, мы даже с руководством об этом не разговаривали. Пожелали друг другу удачи и попрощались.

— Кем вы видите себя сейчас?— В мае закончил Высшую школу тренеров, помимо этого у меня есть первое высшее образование, спортивное. Очень хочется остаться в хоккее, стать тренером.

— Хотели бы начать с детского хоккея?— Совсем малышей, наверное, не хотел бы тренировать. У меня нервов на них не хватит (смеется). А так с юниорами хотелось бы попробовать, например, помощником стать. У меня много мыслей и идей, я поиграл в Северной Америке, поработал с многими тренерами. Многие вещи, которые мне рассказывали, записывал, каждое интересное упражнение отмечал в блокноте. Но тогда, кстати, не задумывался о том, чтобы стать тренером, для себя делал это. Думаю, мне есть что передать ребятам. У меня есть желание помочь молодежи.

— Когда решили, что будете тренером?— Где-то в мае начал звонить знакомым, узнавать, есть ли какие-то варианты. В первую очередь обратился в родной клуб «Нефтехимик», там мне сказали, что мест нет, все занято. Летом был звонок из Академии «Авангарда», мы вели переговоры, но что-то в Омске изменилось, и в итоге я продолжил дальше искать работу. Рано или поздно, думаю, кому-то понадоблюсь.

«Два месяца проходил с закрытым ртом»

— По самому хоккею скучаете?— Недавно об этом дочка и моя мама спрашивали. Я им честно ответил, что ни капли не скучаю как игрок. Но мне хочется стоять на тренерском мостике, вариться в этой каше. Так что скучаю по образу жизни.

— Не скучаете по хоккею, потому что дают о себе знать последствия травм, хронические боли или просто надоело?— Да все вместе, наверное. За карьеру действительно накопилось много травм, буквально год назад мне челюсть сломали, ставили пластину. Но самое неприятное то, что на тебя всем пофиг, ты как отработанный материал. Мне довольно часто говорили: «Ты травмоопасный». На что я всегда отвечал: «Вы же видите, какой у меня стиль игры, я никогда ничего не боюсь, готов в любой момент подраться или шайбу на себя словить. Естественно у меня будут травмы». Но менеджерам не нравится, что я из-за травм много матчей могу пропускать. Пусть тогда ищут того, кто не травмируется, но и таких вещей делать не будет.

— Откуда в вас эта самоотверженность на льду?— С детства все пошло. Я сначала хотел вратарем стать. Не любил, когда моя команда пропускала голы, поэтому всегда ловил на себя шайбу. Потом уже на автомате все это делал. Только после игр думал, больно или нет.

— Никогда не хотели отойти от такого стиля игры?— Никогда не отходил, хотя сам себе неоднократно говорил, что никто этого не ценит. Я играл и со сломанными ребрами, и с переломом носа. Иногда думал: «Блин, ну пусть другие ломаются». Но все равно когда выходишь на лед, голова отключается и ты играешь так, как привык.

— Какая травма была самой жуткой?— Наверное, перелом челюсти. Я два месяца проходил с закрытым ртом, не мог есть. Сходил с ума от голода в первые три недели, когда организм только привыкал. В плане восстановления тяжелей всего было перенести три операции на плече. Четыре операции на коленях тоже были неприятны. Самое сложное восстановиться после. Когда ты лежишь с плечом полгода и думаешь: «А смогу ли я вернуться на тот же уровень?» Депрессия, мысли плохие — все это непросто. Но потом выздоравливаешь, и все на свои места встает.

— Когда челюсть была сломана, вы через трубочку питались?— Да. В день я съедал где-то 40 детских пюрешек. Плюс бульоны пил. Но с моим аппетитом это все ни о чем.

— На сколько вы похудели?— Ровно на 10 кг.

— В финале Кубка Стэнли-2019 Здено Хара играл со сломанной челюстью. Обычным людям не понять что это такое. Вы понимаете?— Я сам не представляю, как он играл. Но мне врач объяснял, что есть разные виды перелома челюсти. У меня был перелом со смещением в двух местах. Если бы я вышел играть, то при малейшем столкновении у меня бы челюсть опять сместилась и нужна была бы еще одна операция. Что касается Хары, то там наверняка врачи все контролировали. Поступок Хары меня вдохновляет, его самоотверженность и желание помочь команде. Я бы, наверное, в плей-офф тоже играл несмотря ни на что.

— По ходу карьеры вы получали на мало серьезных травм: разрыв связок на позвоночнике, перелом челюсти, проблемы с коленом, в плече у вас винты. Сейчас старые болячки часто дают о себе знать?— Раньше было море по колено, а сейчас смена погоды дает о себе знать, начинают болеть суставы и колени. В общем, возраст дает о себе знать.

— Много обезболивающих съели за хоккейные годы?— Очень много, но сейчас таких болей нет, я и не ем. Если боль терпимая, то не стоит лишний раз глотать таблетки.

«Корноухову не понравились мои слова и меня потихонечку начали сливать»

— Оглядываясь назад, с какими чувствами вспоминаете годы своей карьеры?— Двоякие чувства. Я и очень рад, что все так получилось. Не каждый на драфт попадет (Валентенко был выбран под 139-м номером «Монреалем» в 2006-м году — прим. ред.), не каждый в Северной Америке поиграет, не каждый с молодежкой серебро на чемпионате мира возьмет. Но с другой стороны я виню самого себя, что не смог достичь большего. Некоторые обстоятельства, травмы не дали мне показать свой максимум. В плане удовлетворения своей карьеры, наверное, 50 на 50.

— Вы сказали, что вините себя. Что помимо травм помешало вам добиться больших успехов?— Характер у меня говнистый. С тренерами частенько ссорился, так как был всегда за справедливость. Ребята выбирали меня капитаном, и порой я просто не мог промолчать. Тренерам не нравилось то, что я не умею держать язык за зубами. Меня меняли, убирали. Это тоже сказалось на моей карьере, мог бы подольше и получше в топ-клубах играть.

— Не всегда нужно быть прямолинейным и откровенным?— Да, не нравятся тренерам такие игроки.

— С кем у вас были конфликты?— С Петерисом Скудрой были накаленные отношения. Правда, когда продлил контракт с «Торпедо», первое время отношения были хорошими. Потом случился конфликт, я не смог промолчать. Он этого не смог простить. Но это все в прошлом, сейчас мы продолжаем быть на связи, можем с праздниками друг друга поздравить. Скудра мне нравится как тренер: в плане тактики, как настраивает команду. В этом он силен. Считаю, что человеческие качества в хоккее должны уходить на второй план, если ты хочешь добиться результата.

— И вы такой не один, с кем у Скудры не складывалось. Как вам кажется, его такой характер и бескомпромиссность мешают добиться большего успеха?— Тут хотел бы вернуться в свое детство. Когда я заканчивал хоккейную школу, меня тренировал Александр Юрьевич Соколов. Он сейчас работает в «Сарыарке». Раньше я на него очень сильно злился, и не только я. Но я благодарен судьбе, что прошел его школу в том возрасте. Соколов делает из мальчика мужчину с характером, кто-то этого не выдерживает и сдается. Тот, кто все перетерпит, возьмет яйца в кулак, тот добьется успеха. Скудра такого же типа человек. Как психолог, он видит на кого нужно надавить, накричать, с кем нужно по-другому. Как бы я о нем не отзывался, как о человеке, при Скудре я выдал свой лучший сезон в КХЛ. У нас был обалденный коллектив, в плей-офф мы только в седьмом матче проиграли «Салавату Юлаеву». Петерис держал команду в тонусе, и при нем стабильно на протяжении пяти лет «Торпедо» выходило в плей-офф.

— Его методы вы принимаете?— Как тренера я принимаю. Но есть границы, которые нельзя переступать. Нельзя переходить на личности, оскорблять людей, у которых есть дети, жены. Кстати, сейчас общаюсь с ребятами, многие говорят, что Скудра стал помягче.

— С кем из тренеров еще конфликтовали?— Когда второй раз приходил в «Авангард», тренером назначали Евгения Корноухова. Поначалу все шло великолепно, мы выдали серию из 13 побед. Но истинное лицо человека проявляется, когда наступают сложности. И когда у нас случилось пять поражений, человек показал, кто он на самом деле. В очередной раз я не промолчал, так как Корноухов убрал из команды пару человек. Я просто подошел спросить, в чем причина, виновата ведь вся команда, а не несколько ребят. Ему это не понравилось и меня потихонечку начали сливать.

В России мне больше всего запомнился сезон 2012/13, когда я работал в Омске с Петри Матикайненом. Каждое его собрание было шоу. Если мы проигрывали пять матчей подряд, то он не искал, кого убрать, как Корноухов. Матикайнен мотивировал нас так, что мы выходили на лед с такими глазами и таким азартом, что в итоге выдали хороший результат в регулярке. В плей-офф, к сожалению, во втором раунде проиграли Челябинску, но «Трактор» — молодцы, они тогда в финале играли. Думаю, наше поражение можно было списать на то, что Матикайнен лишь первый год работал в КХЛ. На следующий год в «Авангарде» все поменялось, новый генеральный менеджер не стал продлевать контракты с десятью игроками из основы. У меня был действующий контракт, но в то межсезонье у меня умерла супруга, и потом меня убрали из команды.

«Из Америки вернулся более жестким, уверенным в себе»

— С кем у вас были самые убийственные сборы?— Когда Андрей Разин приходил в «Югру», то в паузах мы занимались с «баллонами», было тяжеловато. Но нужно отдать должное: надо перетерпеть, а потом классно себя физически чувствуешь. У европейских тренеров вообще сборы не такие серьезные. Это не русские тренеры, которые открывают книжки Тарасова и по ним работают.

— Вы какой тактике придерживаетесь: европейских тренеров или наших?— Есть плюсы и минусы и там, и там. Но номер один в нашем виде спорта это Канада. Я провел в Северной Америке три сезона, посмотрел, как там готовятся хоккеисты, какие тренировки проводят. Скорее всего я сторонник североамериканской и европейской подготовки. В России подготовка по-своему хорошая, и сейчас она меняется в лучшую сторону. Понимают, что старая система уже не работает. Но жалко, что то, что я видел десять лет назад в Америке, только недавно стало появляться у нас.

— Разин тоже непростой человек. Вам с ним было тяжело?— Андрей Владимирович вспыльчивый и эмоциональный человек, он живет хоккеем. В каких-то моментах может не сдержаться. Но у меня лично с ним стычек не было. Разин просто очень требовательный человек. Если ты выполняешь то, что он просит, то трогать тебя не будет.

— Вы дважды ездили в Северную Америку и дважды возвращались. Не думали, что нужно было потерпеть еще немного, чтобы пробиться в НХЛ?— Не живу мыслями о том, что могло бы произойти. На тот момент у меня родилась дочка, «Рейнджерс» в очередной раз предложили мне двусторонний контракт. Если бы я был один без семьи, я бы остался поиграть, так как у меня были хорошие перспективы. С зарплатой АХЛ было бы тяжело с семьей. Плюс родители просили вернуться в Россию, хотели со внучкой больше времени проводить, и контракт мне «Авангард» дал хороший.

— Как вам жилось в Америке?— Первый год прошел в эйфории. Я наслаждался каждым днем. Потом, когда все стало обыденностью, начал очень тосковать по России. Мне не хватало общения с русскими. Хорошо, что у меня в командах всегда были те, с кем можно было поговорить по-русски. В первый год был Сергей Костицын, во второй — Миша Грабовский. В «Рейнджерс» играл Женя Грачев, в фарм-клубе «Коламбуса» играл Максим Майоров, мы жили недалеко друг от друга. Это спасало. Плюс супруга приехала. Но я не назову себя человеком, который захочет жить в Америке. Я патриот.

— Жизнь в США и Канаде вас изменила?— В плане хоккея я точно изменился. АХЛ — это такая мясорубка, где в основном играет молодежь, которая хочет пробиться в НХЛ. За место в составе игроки готовы убиваться. Я вернулся оттуда более жестким, уверенным в себе. Из-за того, что площадки меньше, нужно было быстрее соображать. Чуть-чуть зазеваешься, и тебе башню снесут. Мне там понравился менталитет хоккеистов. Они очень профессионально относятся к своей работе. Для молодых клубы организовывали собрания, на которых рассказывали, как правильно питаться, что можно пить. У них нормально после игры выпить пива. Если в России после матча тебя увидят с бокалом, то это все, штраф. В Америке с тренером можно после хоккея встретиться в баре, посидеть и пообщаться на разные темы.

«После игры Торторелла мне сказал: «Теперь ты Танк»

— Вашу самоотверженность ценили за океаном?— Да, и мне это очень нравилось. За это поощряли, хвалили, даже дополнительную защиту мне пришивали на форму. И еще у меня было прозвище «Танк».

— И кто вам такое дал?— Джон Торторелла. Он тогда тренировал «Рейнджерс» и в тренировочном лагере в матче я за одну смену поймал на себя три или четыре броска в меньшинстве. Один, помню, неприятный от Ильи Ковальчука прилетел. Я прихожу весь скрюченный на лавку, а Торторелла говорит: «Молодчик-молодчик, Вали» (так меня называли в Америке). А после игры он мне сказал: «Теперь ты Танк».

— Торторелла весьма суровый тренер. Сложно было с ним работать?— Он очень честный, прямолинейный. Ему неважно, звезда ты или нет, какая у тебя зарплата. Ему вообще на это пофиг. Торторелла нужно, чтобы ты вышел и добросовестно сделал свою работу. Мне нравилось у него тренироваться.

— Играя в АХЛ, вы увидели всю американскую глубинку. Можно ли одноэтажную Америку сравнить с Россией? Иностранцы, поиграв в КХЛ, возвращаются на родину и начинают говорить, что Нижнекамск — это задница и все в таком духе.— Скажу, что и там городки были не айс. Но я на это внимание никогда не обращал. Я сам из Нижнекамска и не считаю мой родной город плохим, как говорят эти иностранцы, которые приезжают сюда денежки получить. Если ты уехал из дома, то знаешь на что идешь, наверное, надо язык держать за зубами и не оскорблять другие города.

— Часто бываете в Нижнекамске?— Да, конечно. У меня там живут родители, родной брат. Можно сказать, живу на два города Казань — Нижнекамск.

— Почему выбрали Казань? Как правило, все стремятся в Москву.— Я жил в Москве, у меня есть там квартира. Просто когда не стало супруги, я больше не захотел жить в том месте. Но периодически бываю там.

«Переболел коронавирусом, была по-настоящему жесть»

— Ваша первая супруга умерла от гриппа. Полагаю, к коронавирусу вы отнеслись серьезно?— Я очень серьезно воспринимаю температуру, если она вдруг поднимается. Я сам переболел коронавирусом, мои родители переболели. Многие близкие люди тоже болели. Очень сильно по этому поводу переживал. Кого-то потерял. Это страшно, неприятно, но это жизнь, никуда не денешься.

— Вы сильно болели?— Да. Получилось, что родителей забрали в больницу в тяжелом состоянии, а я не мог дочку оставить, еще и собаки. Мне пришлось дома лечиться, только медсестра два раза в день приходила, за три недели выкарабкался. Была по-настоящему жесть. Ноги болели, поясница, суставы выворачивало.

— Как вы сейчас относитесь к людям, которые говорят, что все это фигня, хватит маски носить?— Некоторые люди что ли до сих пор так думают?

— Да.— Ну, это точно не фигня. Мне только не нравится, что нам правду не говорят, статистику не ту объявляют. У меня знакомые работают в больницах, в скорой помощи, так вот официальные цифры неправильные. В реальности очень много людей умирает каждый день.

— Вы дружили с Алексеем Черепанова и после его трагической смерти вернулись в Россию. Встречали ли вы хоккеиста талантливее, чем был Алексей?— Леха, безусловно, был талантливым. В свое время он был необычно одарен, играл с ребятами на два года младше. Но спустя столько времени много талантливой молодежи появилось. Леха помимо хоккея брал своим обаянием. Классное сочетание, когда ты и хоккеист хороший, и еще и человек добрый.

— В 21 год вы потеряли друга, а потом и супругу. В таком молодом возрасте как это пережить и выкарабкаться?— Мысли в голове были не самые хорошие. Когда умерла жена, «Авангард» нанял мне психолога, за что клубу огромное спасибо. Хотя я никогда в них не верил, сначала нехотя приходил на сеанс. Потом неделька, вторая, третья и голова стала потихоньку вставать на место. И, конечно, помогала дочка, благодаря ей я не опустил руки и начал дальше жить.

— Некоторые в работу уходят, чтобы справиться с утратой. Хоккей вам помог?— Жены не стало в апреле, потом наступило межсезонье, как раз я общался с психологом. Затем начались сборы, и я с головой ушел в тренировки. Пацаны помогали отвлекаться. Но когда вечером остаешься один, становится грустно. И до сих пор эти чувства есть. Этот шрам в сердце на всю жизнь останется.

«Планирую в ближайшем будущем открыть свой бросковый центр»

— Вы сейчас много хоккея смотрите?— Нет. Честно говоря, за все время раза три всего посмотрел.

— Не хочется просто?— Неинтересно и не соскучился. Если смотреть, то топовые матчи. СКА-ЦСКА, к примеру. А середняков не особо хочется включать, я даже фамилии некоторых ребят не знаю, а прошло немного времени, как я из КХЛ ушел. Да и помимо просмотра хоккея есть чем заняться.

— С момента как вы ушли из КХЛ прошло три года. Как думаете, за это время уровень лиги упал, остался таким же или вырос?— Благодаря потолку зарплат, кажется, что команды выравнились. Бывают непредсказуемые матчи. В этом плане стало интереснее. Но сам уровень в целом понизился, все-таки много классных мастеров уехало в Америку.

— Сами сейчас катаетесь?— Несколько раз выходил на лед, помогал другу. Он тренирует мальчишек 2011-го года рождения. Недельку работал с ребятами. Иногда хожу с любителями играть, так, для удовольствия. Плюс планирую в ближайшем будущем открыть свой бросковый центр, учить ребят техникой владения клюшкой, броскам. Хочется начать с этого, а потом уже, может, другие предложения появятся. Рассматриваю это, в первую очередь, не как бизнес, а возможность заявить о себе и заинтересовать детей.

— После завершения карьеры появилось чувство, что про вас стали забывать?— Меньше людей стало звонить и общаться, когда я из КХЛ перешел в Высшую лигу. К этому отнесся совершенно нормально. Близкие так и остались со мной рядом, никуда не делись. Это самое важное для меня.

Скачать приложение Sport24 для iOS

Скачать приложение Sport24 для Android