Московские матчи Суперсерии-1972 глазами канадцев, за что болельщик попал в каталажку в Москве

Столица СССР казалась им зловещим местом, в котором люди не живут, а выживают.

Этой осенью празднуется 50-летний юбилей великой Суперсерии. Матчей, которые раз и навсегда изменили ход хоккейной истории. CBC опубликовал воспоминания канадских участников Суперсерии, в числе которых не только игроки, но также дипломат и канадский болельщик, который устроил дебош и загремел в каталажку в Москве. Ниже – их впечатления о первом и втором московских матчах.

Кен Драйден: «Мало кто из канадцев бывал в Европе в 1972 году, и практически никто не бывал за «железным занавесом». Москва казалась очень, очень зловещим местом».

Пол Хендерсон: «Нас встречал вооружённый строй Красной армии. Они поместили нас в зону ожидания, чтобы мы сидели там часа полтора. Просто чтобы показать нам, кто здесь главный».

Фил Эспозито: «Помню, как пошёл на прогулку вместе с Уэйном Кэшменом и увидел очередь перед магазином. Он открывался в 10 утра и закрывался в полдень. Если ты успел купить молоко, хлеб или что тебе ещё было нужно, отлично. Но в 12 дня они закрывали двери. Если ты не купил, что тебе нужно – увы. Помню, думал: «Какого чёрта? Как эти бедняги вообще выживают?».

Канадский дипломат, работавший тогда в Москве, Гари Смит: «Я отвечал за приезд сборной Канады в СССР. Были проблемы с размещением. Правильные ли у нас билеты? Что насчёт жён? Что насчёт сотен канадских журналистов?

Было много споров по поводу билетов, номеров, как нам провезти мясо и пиво, и так далее. И были споры о том, будут ли жёны жить в одном отеле с игроками».

Эспозито: «Мой брат не хотел, чтобы жёны ехали в СССР. Я думал, Тони не прав, но он был прав, чёрт побери. Лучше бы мы не везли их, потому что девочки там фактически голодали. Нам приходилось пробовать украсть для них еду. У нас должно было быть с собой 350 ящиков молока, 350 ящиков газировки, 350 стейков, 350 упаковок пива. Но на месте осталась только половина всего. Кто забрал остальное? Никто не знает».

Смит: «Для болельщиков это стоило 649 канадских долларов. В эту цену входили перелёты туда и обратно, 10 дней в отеле, питание, четыре билета на игру, билеты в цирк, на балет и экскурсия по Москве. Так что это было выгодное предложение. И там можно было покупать водку по 90 центов за бутылку».

Водный лыжник и хоккейный болельщик Пьер Плуфф: «Думаю, практически все летели из Монреаля, так что вечеринка началась там. Там было 3000 канадцев, и вечеринка началась там. У нас не было языкового барьера, это были канадцы, которые собирались доказать миру, что это наша игра».

Смит: «Мы знали, что неприятности будут. Мы везли буйных фанатов в тоталитарное государство, где никому не позволялось уходить вразнос. И все они были причудливо одеты, в то время как советские люди носили коричневое и серое. Помимо билетов и логистики, главной задачей посольства было договориться с советской полицией, чтобы те были помягче с канадскими фанатами».

Плуфф: «Я привёз с собой горн и играл на нём, высунувшись из окна номера. Так что довольно скоро ко мне постучалась полиция и сказала, что мне нельзя на нём играть. Горн был символом революции или что-то такое».

Смит: «Лёд в Москве был слишком тёмным, шайбу на нём плохо было видно, и ТВ-камеры считали его слишком тёмным. Советские чиновники привезли сотни коробок сухого молока, которое размешали с водой и высветлили лёд».

Пятый матч

Смит: «Дети выехали на лёд и подарили всем игрокам маленькие букеты гвоздик. Кажется, один из лепестков упал на лёд».

Эспозито: «Девочки подарили нам цветы. Думаю, я слишком сильно сжал цветок, так что с него отвалился лепесток. Когда меня представляли, я наступил на этот листик и полетел вниз. То ли смеяться, то ли плакать. Помню, что я поймал взгляд Леонида Брежнева. Он посмотрел на меня, а я послал ему воздушный поцелуй. Люди вокруг него засмеялись, но он посмотрел на них, и они заткнулись. Я переборщил, но не знаю. Мне кажется, это сняло напряжение с канадцев, которые были на арене».

Драйден: «Когда им что-то не нравилось, они не гудели, а свистели».

Плуфф: «Мы пришли с нашими флагами. Я взял свой горн».

Хендерсон: «Я получил сотрясение в первом матче. Кто-то поставил мне подножку, и я спиной влетел в борт. На самом деле меня нокаутировало, и мне потребовалась помощь, чтобы уйти со льда. Моя жена была на трибунах и думала: «Давай же, вставай. Я не останусь одна в этом номере отеля. Ну пожалуйста, Пол».

Рон Эллис: «Пол влетел в борт шеей и спиной. К счастью, на нём был шлем, но я не сомневался, что он получил сотрясение. Все мы были обеспокоены».

Хендерсон: «Доктор Джим Мюррей осмотрел меня и сказал: «Пол, у тебя сотрясение. Тебе нельзя играть. Снимай амуницию». Полагаю, он сказал об этом Гарри Синдену. Я лежал на столе, голова раскалывалась пульсирующей болью. Гарри сказал мне: «Джим сказал, у тебя сотрясение и тебе надо снять амуницию».

Я ответил: «Гарри, не надо так со мной. Я сам о себе позабочусь. Пожалуйста, позволь мне играть». Помню, как будто это было вчера, как он посмотрел на меня и сказал: «Пенни, ты нам чертовски нужен. Если ты хочешь играть, я не буду тебя останавливать». И вышел».

Смит: «Мы вели 4:1 за четыре с небольшим минуты до конца, и они забили четыре гола и выиграли 5:4. Так что мы были совершенно подавлены. Мы проиграли три матча, один свели вничью и один выиграли. Больше проигрывать было нельзя».

Хендерсон: «Мы проиграли тот матч, но впервые почувствовали, что были лучше них по игре. Мы осознали, что у нас – команда. Понимали, что боролись на равных, и начали входить в форму».

Эллис: «Мы серьёзно подкорректировали свой стиль игры. Русские не любили играть через заброс, вместо этого они откатывались назад и перегруппировывались. Мы к этому были непривычны. Так что мы больше не ждали их на своей синей линии, а ехали на них, когда они перегруппировывались. Нам потребовалось время, чтобы изменить игру и контратаковать, но в итоге мы это сделали, а русские в своей игре ничего не меняли».

Хендерсон: «Мы должны были стоять на синей линии и слушать гимн победившей команды. Гимн СССР — прекрасное музыкальное произведение, но слишком длинное для проигравшего. Стоишь там, весь опустошённый, что снова проиграл. Потом мы поехали со льда, и 3000 канадцев стали аплодировать нам стоя. Они стояли на ушах. Это был паршивый вечер в Москве. Через час мы вернулись в отель, вышли из автобуса, и на улице стояли по меньшей мере 1000 канадцев. Они снова как ошалелые приветствовали нас, пели гимн Канады, и это было потрясающе».

Шестой матч

Смит: «Шестой матч был ожесточённым, много стычек».

Хендерсон: «Я забил победный гол во втором периоде. Вырвался вперёд, передо мной были два защитника. Я только пересёк синюю линию и решил, что брошу из-под защитника. Шайба прошла между ног соперника, думаю, Третьяк увидел её, только когда она уже была в воротах».

Смит: «Затем был знаменитый инцидент, когда Бобби Кларк врезал клюшкой по лодыжке Харламову. Он подъехал сбоку и нанёс рубящий удар по его лодыжке».

Эспозито: «Меня злит только то, что он не сделал этого в первой игре. Я ему об этом так и сказал: «Кларки, тебе надо было сделать это ещё в первом матче». Он просто улыбнулся. Послушайте, это война. Мне говорили, что становилось всё более очевидно, что благодаря этой серии они хотели отвлечься от коммунизма».

Эллис: «Было много эмоций. От стресса игроки делали вещи, которые обычно не стали бы делать. Не говорю, что это было правильно, но так бывает. Признаюсь, я делал такое, что никогда не делал в карьере НХЛ. Просто от отчаяния, и я этим не горжусь».

Смит: «Кларку дали дисциплинарный штраф. Харламов доиграл шестой матч, но в седьмом его не было. Он вернулся на восьмой матч, но уже и близко не показывал того, что в предыдущих матчах серии.

Канадская сторона была в ярости от того, что немецкие судьи давали много удалений сборной Канады, а советская сторона была в ярости из-за удара Кларка на Харламове. Напряжение было огромным».

Плуфф: «После победы во втором матче я поехал в отель игроков праздновать с ними. Пит Маховлич сказал: «Пьер, пойдём выпьем в баре». Я пошёл в бар, но меня отказались обслуживать. Я немного вышел из себя, говорил: «Да я тут каждый вечер бываю», пытался объясниться, но меня всё равно не обслужили.

Тогда я слегка ударил по бутылке, которая стояла на стойке бара. Она завертелась, влетела в бокалы и разбила их. Девушка стала орать. Я отошёл назад и задел стол. Ещё несколько бокалов упало, девушка начала свистеть. Пришёл какой-то здоровяк, вышибала, и схватил меня. Я был молодым и тупым. А сейчас, наверное, просто тупой. В общем, я ему двинул. Боже мой, да моему кулаку было больнее, чем ему».

Смит: «В общем, его арестовали. Он устроил скандал в баре и подрался с охранником».

Плуфф: «Дело было плохо. Меня посадили в камеру, но я был молодым и дерзким. Мне было всё равно. Самое тяжёлое, что ты теряешь ощущение времени. В камере над дверью горели лампочки. Я заснул, сколько я проспал? 15 минут, час, два? Свет горел круглые сутки, так что я не знал, который сейчас час. Психологически это тяжело».

Смит: «Среди канадцев ходили слухи, что ему обрили голову и сделали татуировки на пятках. И внезапно болельщики решили, что лучше остерегаться. Это их остудило. Плуффа обвиняли в хулиганстве, ему грозило от года до пяти каторги в Сибири. Я вёл переговоры по выделению билетов на матчи и выкроил около 250 билетов для нужд посольства. Часть этих билетов пошла на то, чтобы отмазать Пьера в полиции».

Плуфф: «Меня отвели на последний матч. Я сидел во втором или третьем ряду между двумя копами. Они мне сказал: «Не кричать. Не показывать радость. Не хлопать, ничего такого».