Николай Хабибулин: в детстве хотел быть Третьяком

Олимпийский чемпион, обладатель Кубка Стэнли, тренер вратарей нижегородского "Торпедо" Николай Хабибулин, которому в пятницу исполнилось 50 лет, в интервью ТАСС рассказал о впечатлениях от работы в клубе, выразил сожаление, что не сыграл на Олимпиаде 1998 года в Нагано, и вспомнил, против кого из нападающих Национальной хоккейной лиги ему было тяжелее всего играть.

— С какими чувствами вы встречаете юбилей? Насколько для вас значимая дата?

— Я себя не ощущаю на 50 лет, чувствую себя намного моложе. И нахожусь еще где-то между тем, что я игрок и что я тренер. То есть игроцкое прошлое из меня не совсем ушло.

— Как вы можете охарактеризовать для себя прошедший год, учитывая, что вы впервые работаете в клубе, который уже стал открытием сезона в КХЛ?

— Раньше я на постоянной основе нигде не работал, поэтому изначально было немного страшновато. Я понимал, что будет немного тяжело, осознавал, что это все займет какое-то время и потом пойдет уже все нормально. Очень приятно, когда ты попадаешь в клуб и работаешь с ребятами, которые слушают, доверяют тебе. И самое главное — когда видишь отдачу и результат, это воодушевляет и хочется делать больше.

— Как вы получили предложение от "Торпедо"? Были ли у вас еще какие-то варианты?

— Мне позвонил Игорь Ларионов (главный тренер "Торпедо" — прим. ТАСС), который сказал, что собирает команду. Он все объяснил, спросил, интересно ли мне это. Я сказал, что да, интересно, практически не раздумывал.

— Приглашение от Ларионова было важным моментом при принятии решения?

— Мы же вместе работали в молодежной сборной, поэтому я уже достаточно был с ним знаком. Мы играли вместе и в сборной, и против друг друга. Но еще раз скажу: поскольку мы работали в сборной, то решение не было тяжелым и даже, скажем так, довольно легким.

— Вас не расстраивает, что вратари "Торпедо" Иван Кульбаков и Адам Хуска не находятся среди лидеров по статистическим показателям?

— Во-первых, у нас играет не один вратарь, как это бывает в ряде клубов. Во-вторых, как я проверял, Иван сейчас седьмой по проценту отраженных бросков в КХЛ и не сильно отстает от первого места.

— То есть вы не придаете особого значения статистике?

— Для нас главное — это выиграть матч, а для этого нужно, чтобы вратари играли хорошо, потому что наш игровой стиль подразумевает достаточно много моментов у наших ворот.

— Насколько ваши вратари разные по манере игры?

— Они разные по габаритам. Иван поменьше, но более подвижный, быстрый, резкий. Даже совершив определенные ошибки, за счет своей физической формы и быстроты он может вернуться на позицию и спасти ситуацию. Адаму же нужна позиция, спокойствие, и когда он занимает правильную позицию, ему тяжело забить.

— Хуска как раз говорил, что пришел в "Торпедо" в том числе и ради возможности поработать с вами.

— Да, я слышал об этом, и это приятно узнать. У нас с ним хорошее взаимодействие, и я вижу, что когда мы что-то разбираем на видео и потом обсуждаем что-то на тренировке, он сразу пытается это пробовать сделать. Мы с ними обоими находимся в диалоге, и, если что-то мне не нравится, я предлагаю другой вариант решения проблемы. Если им это подходит, они начинают это использовать. Если что-то не то, то мы отходим от этого.

— Можно ли говорить, что ваша работа тренером вратарей в системе сборных России была более масштабной, хотя вы там больше консультировали?

— Не думаю, что она была такой масштабной. Да, вратарей проходило больше, я много их видел, но возможностей что-то сделать было намного меньше по одной простой причине — ты приезжаешь на сборы, которые могут идти от двух до семи дней. Самый большой сбор был перед молодежными чемпионатами мира в Остраве и Эдмонтоне — по три недели. А так мы часто собирались, тренировались, на следующий день уехали, а потом игра. Просто подсказываешь какие-то тактические вещи.

— Насколько такой опыт помог вам сейчас?

— Думаю, самая большая помощь в том, что в течение всех этих турниров смотришь не только своих вратарей. Например, играешь с финнами, смотришь на них, как они делают некоторые вещи. То же самое касается и шведов, американцев, чехов и словаков. Все играют по-разному, все зависит от того, как они физически готовы, запоминаешь у них какие-то вещи.

— На тренировках вы своим подопечным стараетесь больше объяснять или все же сами показываете?

— У нас все вперемешку. Иногда просто мы можем изначально делать какие-то вещи, потом я что-то увидел в тренировке, что мы можем обсуждать 5–10 минут. После тренировки можем обсуждать что-то даже с прошлой игры.

— На какие нюансы при игре вратарей вы обращаете внимание на тренировках больше всего?

— Нужно, чтобы вратарь всегда знал, где, в какой части площадки находится шайба, в том числе когда перед тобой трафик. Важно, какую позицию занимает вратарь по отношению к тому, что происходит. Вот это то, что можно быстро поправить через тренировки, это быстро доходит до взрослых ребят, если им это объяснить. И им заходит то, что они слышат.

— Вы говорили, что захотели играть вратарем, поскольку видели, как играл Владислав Третьяк. Обращали ли вы внимание при этом на какие-то детали в его игре?

— Честно говоря, я уже не помню, как он играл, но у меня родители были от его игры в восторге. И когда он закончил, мне было всего 11 лет, и я скорее помню, не как он играл, а рассказы родителей. Скажем так, я хотел быть Третьяком.

— До того как вы стали постоянно стоять в воротах, вам пришлось в школе два-три месяца играть в обороне. Пригодились ли вам впоследствии навыки игры защитником?

— Я не думаю, что пригодились, потому что только начинал кататься и что-то делать с клюшкой и шайбой. Может быть, для катания эти навыки пригодились, но точно не для игры клюшкой, потому что до того, как поехать в НХЛ, я особо клюшкой за воротами не играл.

— В СССР такой специализации, как тренер вратарей, не было. Можно ли говорить, что вам приходилось многому учиться самому?

— Я думаю, тут сложились два фактора. Все, что я мог подсмотреть у других вратарей, я пытался пропускать через себя. Тут мне что-то нравилось, а что-то нет. Когда у меня появилась возможность быть во Дворце спорта при приезде команд на матчи с "Автомобилистом", я пытался попасть на все их тренировки и посмотреть, что они делают. То есть я что-то запоминал визуально, мне это удавалось. Другой фактор таков, что моему первому тренеру Виктору Борисовичу Кудрявцеву — не знаю, по какой причине — было очень интересно что-то узнавать новое. Я помню, какие он давал упражнения, о которых я понятия не имел и которые мне помогли в будущем.

— Было ли для вас большим подспорьем, что в НХЛ в то время уже были тренеры голкиперов?

— Конечно. Подсказки — это раз, тренировки — это два. Ну и все равно это дает какую-то уверенность. Когда что-то пойдет не так, у тебя есть старший товарищ, который может тебе что-то подсказать, показать. По ходу самой игры — нет, поскольку тренеры вратарей на лавках не стоят, но уверенность в том, что тебе дадут совет, поправят, есть.

— Известно, что незадолго до седьмого матча финала Кубка Стэнли 2004 года с "Калгари" работавший с вами еще в "Виннипеге" Игорь Куперман, чтобы снять с вас нервное напряжение, пел гимн России, а потом вы вместе вспоминали "Повесть о настоящем человеке".

— С Игорем я очень много общался, он мне много помог и в мои первые годы в НХЛ, и потом мы уже подружились. Когда я уже играл в других клубах, мы с ним созванивались, и перед каким-то важным матчем он меня подзадевал, знал, на какие кнопки надо надавить. Он мог мне рассказать разнообразные вещи: от гимна России и повести до того, чтобы взять какую-то вырезку из статьи, где написано вроде того, что тебя называли земляным червяком (смеется). Всю мою карьеру он находил слова, чтобы меня немного взбодрить, позлить, еще что-то сделать. У него это получалось лучше всех.

— И когда прозвучала финальная сирена того матча в далеком 2004 году, что первым делом почувствовали?

— Чувство удовлетворения, было интересно. Просто сначала вообще не верилось, что такое возможно, а потом начинаешь понимать, что после долгих лет работы что-то получилось. Мне тогда был 31 год, и 22–24 года я к этому шел.

— Если поговорить об Олимпиадах, Игорь Ларионов отказался сыграть в Нагано в 1998 году, и потом ему приписывали, что он об этом сожалел. Не было ли у вас похожего чувства, когда вы смотрели тот олимпийский финал между россиянами и чехами (сборная России уступила в финале со счетом 0:1 — прим. ТАСС)?

— Есть такое сожаление. В то время мне казалось, что я принимаю правильное решение, но сейчас кажется, что надо было и в Нагано поехать, и была возможность сыграть на нескольких чемпионатах мира, а я отказался. Опять же, в тот момент мне казалось, что я устал и в хоккей мне вообще не хотелось играть. А сейчас, когда все прошло, я думаю, ну поехал бы, сыграл.

— Тут можно заметить и то, что вы и другие российские звезды НХЛ справедливо критиковали организацию приезда в сборную России со стороны Федерации хоккея России (ФХР), особенно на Кубке мира 1996 года.

— Согласен, все шло с того турнира. То есть мы хотели донести свою какую-то позицию, что-то поменять, но в итоге, скорее всего, ничего не поменяли. Ту Олимпиаду мы пропустили, много кто отказался, и, если бы все приехали, возможно, взяли бы золотые медали.

— Нельзя не отметить, какие условия для игроков всех сборных ФХР создает сейчас.

— Условия, конечно, лучше в плане организации всего. Все, что около хоккея, — это небо и земля.

— Перед Олимпиадой в Нагано вы не стали разговаривать с Александром Стеблиным и Владимиром Юрзиновым (президент ФХР и главный тренер сборной России — прим. ТАСС), которые приезжали на один из матчей с вашим участием. Потом были ли у вас мысли, что зря отказались?

— Нет, просто было немного страшновато с ними общаться. Они все-таки авторитетные люди, я уже принял такое решение и боялся, что меня каким-то образом переубедят, не был к этому готов и поэтому ушел через другую дверь.

— Насколько значимым для вас было то, что в Солт-Лейк-Сити перед первым матчем на Олимпиаде вам вручили золотую медаль Игр 1992 года (золотая медаль, предназначенная ему, по инициативе тогдашнего президента Международного олимпийского комитета Хуана Антонио Самаранча была вручена главному тренеру Объединенной команды Виктору Тихонову как выигравшему в качестве тренера три Олимпиады — прим. ТАСС)?

— Было невообразимо приятно, что Вячеслав Фетисов (главный тренер сборной России на Играх 2002 года — прим. ТАСС) нашел возможность, как это сделать. Тем самым наш тренер показал, что он горой за хоккеистов, и меня впечатлило отношение ко мне как к человеку. Мы, когда с ним встречались до Олимпиады, про эту медаль вообще не говорили. Это был для меня сюрприз, его инициатива, и я понятия не имел, что так случится. Кажется, после тренировки, первой или последней перед игрой, в раздевалку при всех зашел Рене Фазель (президент Международной федерации хоккея в 1994–2021 годах — прим. ТАСС), он вручил мне медаль.

— Как вы объясните, что российская команда пропустила в полуфинале той Олимпиады от американцев три шайбы в первых двух периодах (сборная России уступила американцам со счетом 2:3 — прим. ТАСС)? Могли ли игроки перегореть?

— Мне тяжело сказать, что произошло. Реально два периода мы были полустоячие, а в третьем вдруг что-то поменялось, все побежали, играли только в чужой зоне. Забили два гола, могли и больше.

— Возможно ли, что могла сказаться эйфория после победы в четвертьфинале над чехами (россияне выиграли со счетом 1:0 — прим. ТАСС)?

— Эйфории, наверное, нет, но могла добавиться уверенность. Мы обыграли реально хорошую команду. Но, опять же, я не пойму, что происходило с нами первые два периода в полуфинале.

— Можно найти что-то похожее в тех победах — в 1/4 финала Олимпиады с чехами и седьмом матче финала Кубка Стэнли? Возможно, к ним вы долго шли.

— Не сказал бы так, потому что в НХЛ вы работаете весь сезон, чтобы попасть в плей-офф, а потом еще играешь, бьешься за выход в следующий круг. И для тебя последний матч — это и есть последний матч. Да, на Олимпиаде мы обыграли чехов и попали в медальный раунд, но мы же рассчитывали идти и дальше. Удовлетворения такого не было.

— Запомнилось то, как на последних секундах игры с чехами уже и партнеры по команде заезжали в ваши ворота, с учетом напора соперника.

— Да, помню. Помимо меня там и еще у нас вратари были (смеется). Просто ребята понимали, что происходит, и, если бы кому из них шайба летела бы в лицо, никто не отвернулся бы.

— После молодежного чемпионата мира 2020 года, где вы были тренером вратарей сборной России, вы говорили, что голкиперы у нас должны штамповаться чуть ли не на конвейере, чтобы было из кого выбирать на международных турнирах, где мы сейчас играть не можем. Есть ли сейчас кадровые проблемы среди наших вратарей?

— Я остаюсь при своем мнении, что у нас есть один-два очень хороших вратаря на молодежном уровне, три — это вообще максимум, а потом идет большой провал. Для примера, с кем я работал, у нас были ребята из команды 2000 года рождения и позже — [Ярослав] Аскаров, [Амир] Мифтахов, [Даниил] Исаев, а помимо них особо не из кого было выбирать. По команде 2001 года у нас были Аскаров и [Артур] Ахтямов, и дальше тоже шел провал. По 2002 году опять Аскаров, [Егор] Гуськов и дальше тоже ничего. Если брать 2003 год, то там особо никого нет, 2004 год — только два человека для сборной. То есть нет такого, чтобы выбрать троих из пяти-семи человек. По первым двум вратарям все конкретно видно. Вот сейчас есть 2005 год, когда ты должен выбирать из пяти-шести человек. То есть вроде бы что-то есть.

— Есть ли что-то в игре выступающих в НХЛ Андрея Василевского, Игоря Шестеркина, Ильи Сорокина, что было присуще вам на льду?

— Василевский вообще человек с другой планеты. Он и больше, и выше, и растяжка у него лучше — мне бы так играть в свое время. Не скажу, что у Шестеркина присутствуют какие-то мои игровые черты, но есть элементы того времени. Сорокин — очень техничный парень.

— А какие это — игровые элементы вашего времени?

— Сейчас вратари стараются садиться вниз, на два щитка, чтобы закрывать ворота. Игорь же старается поймать ловушкой, как в 2000-х годах.

— В ваши годы забастовки игроков в НХЛ были частым явлением, если вспомнить вашу историю, истории Сергея Федорова, Алексея Яшина. Почему сейчас о забастовках вообще не слышно?

— Наверное, потому, что система отношений клубов с игроками немного поменялась. Тогда не было потолка зарплат, и можно было пытаться выбить денег, сколько считаешь нужным, но, конечно, все в реальных пределах. Сейчас же есть потолок, генменеджер говорит тебе о какой-то сумме, и ты либо соглашаешься, либо происходит арбитраж. Игрок либо соглашается, либо уходит в другую команду, то есть все в этом плане отработано. Ну и, наверное, денег больше стали предлагать, поэтому очень часто пытаются переподписать соглашения на стадии действующего контракта.

— Когда у вас из-за забастовки не было игровой практики 1,5 года, не было ли мыслей, что зря бастовали?

— Когда смотришь назад, понимаешь, что все случилось как нельзя лучше. Тебе говорят, не играй, посиди, тебя обменяют в "Тампу", которая занимает последнее место. Деньги ты все свои назад получишь, но при этом ты выиграешь Кубок Стэнли, и получилось как нельзя лучше.

— Назовите трех нападающих, против которых вам было играть тяжелее всего.

— [Илья] Ковальчук, [Яромир] Ягр и [Теему] Селянне. Для меня страшное что? Бросок. У одного хороший кистевой, Селянне очень быстрый. Когда Ковальчук играл в "Атланте", мы играли в "Тампе" против них по шесть раз за сезон, и он почти каждую игру забивал. Найдет всегда шанс, окажется в правильном месте и забьет. У Селянне бросок просто очень быстрый, и, если он выходил "один в ноль", его очень тяжело было остановить. Ягр большой — у него с кистей бросок очень хороший, и он мог с середины зоны практически без замаха хорошо бросить. Ковальчук больше щелкал, но у него и кистевой был хорош, и когда я играл против его "Атланты", то понимал, что "на ноль", скорее всего, я не сыграю.

— Вы играли против и Александра Овечкина, и Уэйна Гретцки. Есть ли в их игре существенные различия?

— Они совершенно разные, можно их сравнить, к примеру, с [Сидни] Кросби и [Бреттом] Халлом. То есть Овечкин — это больше бросок, а Гретцки — больше пас. Во-вторых, когда я начинал играть, то Гретцки было уже за 30, а против него было больше интересно играть, когда он действовал в 1980-х годах.

— Овечкин еще с первых годов в НХЛ был известен своим броском из так называемого офиса (из левого круга вбрасывания зоны атаки — прим. ТАСС)?

— Да. Все же знают, где его "офис", но почему-то туда не ставили игрока, и он делал свое дело.

— Сумеет ли Овечкин догнать Гретцки в споре снайперов за всю историю регулярных чемпионатов лиги?

— Думаю, если не будет серьезной травмы, то однозначно да. Здесь вопрос, сколько это времени займет.