Интервью с израильским шахматистом Борисом Гельфандом по итогам Большой швейцарки – игра Гукеша, молодёжь, хитрость Накамуры
Участник матча за титул 2012 года как-то незаметно стал ветераном. Что он думает о молодом поколении шахматистов?
Глупо отрицать, что за последние 10 лет в шахматах произошла масштабная смена поколений. Даже Магнус Карлсен, который в 2010-х был совсем юным, пресытился титулами и отошёл от активной игры в турнирах чемпионского цикла. Всё больше внимания в новостной повестке уделяется ребятам, которым нет и 20 лет, а уж те, кто выступал в нулевых или раньше, представляются настоящими ветеранами современных шахмат.
Борис Гельфанд в 2012-м играл в матче за чемпионский титул и был очень близок к тому, чтобы одолеть Вишванатана Ананда. В 2025-м Гельфанд всё ещё в деле, но уже редко, и при этом на той же «Большой швейцарке» один из самых возрастных. А что он думает с высоты своего опыта о современной молодёжи?
Читайте в его интервью «Чемпионату»!
«Выросло выдающееся поколение»
– Борис Абрамович, как вам игра на «Большой швейцарке»? Какие эмоции? – Это самый интересный турнир года, самый сильный. Я очень хотел сыграть здесь. К сожалению, где-то сил не хватило, чтобы добиться результата.
– Какие у вас были цели перед этим турниром? Вряд ли вы рассчитывали отобраться на турнир претендентов… – Нет, конечно. Хотел сыграть интересные партии. Я не так часто выступаю, а тут появился шанс сыграть в очень сильном турнире. Мне это было очень интересно, конечно.
– Насколько шахматы изменились за последние годы? Вы можете сравнить, потому что играете уже далеко не одно десятилетие. – Это очень правильный вопрос, потому что, конечно, очевидно, что шахматы очень сильно изменились. Выросло по-настоящему выдающееся поколение, которое играет по-другому, более интенсивно, в другом стиле. И турнир в Самарканде… Когда смотришь со стороны, это не так ощущается, но когда играешь сам, то видишь тот уровень концентрации, разнообразие идей и точности игры. Да, молодое поколение вывело игру на новый уровень.
– То есть вас не удивляет, что сейчас много молодых ребят, которым по 16-18 лет, и они прекрасно проявляют себя на мировом уровне? – Нет, конечно. Я ведь многих из них знаю. Подавляющее число тех, кто сейчас наверху, в той или иной мере были на моих сборах. Я мог предполагать, что тот или иной молодой человек выйдет на самый высокий уровень ещё через год или два, а он сделал это сейчас. Но сути дела это не меняет.
– Каково это – соревноваться с ребятами, которых вы, грубо говоря, сами учили и продолжаете учить, которые выросли на ваших книгах? – Это очень интересно. Для меня вообще важно чувствовать атмосферу, чувствовать игру и не превращаться в старого дедушку, который рассказывает сказки о своей боевой молодости (улыбается).
– Вы больше нервничаете, когда играете с молодыми ребятами? – Нет, я со всеми одинаково нервничаю.
– Всё ещё? – К сожалению, да. Или, может, это и хорошо даже, не знаю. С одной стороны, если бы мог не нервничать, то, наверное, мог бы лучше играть. С другой – если тебе становится безразлично, то зачем тогда вообще играть?
– Вам приятно, что на крупных турнирах до сих пор играют шахматисты из вашего поколения? – Конечно! Это и Иванчук, и Широв. С Шировым мы даже сыграли в Самарканде. Мне приятно видеть, что они, в общем-то, достойный результат показали. Всю жизнь с ними в шахматах прожили, и очень здорово, что они остаются в форме и тоже соревнуются в таком сильном турнире.
– Можно ли сказать, что у шахмат нет какого-то возраста выхода на пенсию? В обычном спорте люди уходят в 30 лет, максимум – в 40, а здесь… – Здесь тоже есть возрастная граница. Из нашего поколения есть только несколько человек. Да и то я играю не так часто, Широв – ну, может быть, чуть больше. Иванчук играет вообще без перерыва, но это скорее исключение, подтверждающее правило. Играть-то можно – уровень держать трудно.
«Я не понимаю нападок на Гукеша»
– В чём вы видите будущее шахмат? Это какие-то новые форматы, онлайн-игра, быстрые шахматы или всё-таки классика? – Мне кажется, что «Большая швейцарка» – самое явное подтверждение того факта, что классика – самый интересный формат. Тут как и везде: кто-то любит слушать музыку Баха или, допустим, Шнитке, а кто-то – рэп. Наверное, рэп слушает большее число людей, однако есть ценители и классической музыки. И в таком деле мне кажется ошибкой мерить всё числами. Большинство хочет так – ну, хорошо. Но большинство людей в мире шахматы вообще не интересуют. Нам что, их отменить?
Хорошо, что есть разные форматы, каждый может найти что-то, что будет интересно именно ему. Пару месяцев назад был турнир в Саудовской Аравии, киберспортивный. Я смотрел, что там в эндшпиле ладья против ладьи сбивали флаг. Наверное, кому-то интересно и такое смотреть. Мне – нет. Для меня гораздо ценнее турниры такого уровня, как в Самарканде.
– Гукеш – чемпион мира, но Магнус Карлсен не играет в классику. На ваш взгляд, кто из них всё-таки сильнейший? – Магнус – сильнейший. Но я не понимаю нападок на Гукеша. Он стал чемпионом мира заслуженно. В истории шахмат были времена, когда были явно доминирующие чемпионы, например, Алехин, Карпов, Каспаров* (внесён Росфинмониторингом в перечень террористов и экстремистов, признан физическим лицом, выполняющим функции иностранного агента), Карлсен – а были чемпионы, которые становились первыми среди равных: Смыслов, Петросян, Таль, Спасский. Нельзя было сказать, что это сильнейший шахматист. Один из сильнейших, который выступил чуть более успешно.
Сейчас у нас такая же ситуация. В этот раз чемпионом стал Гукеш. Может быть, он удержит титул, а может, его выиграет кто-то другой. Но всё равно это будет шахматист сильный, элитный. Так что я бы из этого трагедии не делал.
– Не обидно, что вы так близко подобрались к чемпионскому титулу, но всё-таки не завоевали его, а Магнус легко от него отказывается? – Нет. Всё-таки Магнус уже столько матчей сыграл и столько турниров выиграл, что в какой-то момент, может быть, испытал пресыщенность, усталость от всего этого. Может быть, где-то энергии стало поменьше, чтобы совершать сверхусилия. У каждого человека своя психика, свои приоритеты, так что с уважением отношусь к решению Магнуса Карлсена. Конечно, мне лично было бы приятнее, если бы он играл в классику. Но его выбор надо уважать.
– Титул чемпиона мира – незакрытый гештальт для вас? – Нет-нет. Я в принципе бо́льшую часть карьеры ни первым, ни вторым претендентом не считался. Однако прошёл весь этот путь. Я и в круговом чемпионате мира второе место поделил, не догнав на финише Ананда, потом выиграл Кубок мира, матчи претендентов, вышел на чемпионский матч, который свёл вничью. Да и тай-брейк я играл в тот решающий день по меньшей мере не хуже, но не судьба. Ну что ж теперь поделать?
– Кстати о Гукеше. У него в Самарканде было три поражения подряд, два – от 16-летних ребят. Это катастрофа для чемпиона мира или просто сбой? – Мне кажется, это подчёркивает то, о чём мы говорили в начале. Молодое поколение играет невероятно рискованно. В нашем поколении я, возможно, был одним из самых рискованных, но и то не играл так. А они – вот до конца, до победы в каждой партии. И в такой ситуации, конечно, можно где-то перегнуть палку и проиграть. И для Гукеша это будет уроком. Однако он ещё ищет себя, ведь он рано стал чемпионом мира и продолжает прогрессировать, совершенствоваться, много работает над шахматами и ищет эту грань, которую уже нельзя переходить. Вчера проиграл, сегодня выигрывает – ничего страшного. Для него, в отличие от всех, этот турнир – тренировочный, как и все турниры в ближайшие два года. Поэтому он имеет счастливую возможность брать на себя риск, экспериментировать и смело искать свою игру.
«Накамура нашёл дырку в законе»
– Что вы думаете о ситуации с Хикару Накамурой, который сейчас пробивается в турнир претендентов через чемпионаты штатов? – В каждом законе есть лазейки. Их закрывают, но всегда будут появляться новые. Мне кажется, самое разумное – отказаться от этого места в турнире претендентов по рейтингу и передать его или в Кубок мира, или в «Большую швейцарку», или в FIDE Circuit. Это гораздо разумнее, чем рейтинг, мне кажется. Там люди играют в турнирах всё-таки. Было такое, что Дин [Лижэнь] добирал партии, Алиреза [Фируджа] тоже так делал. А теперь Накамура нашёл дырку в законе.
– Вы уже давно живёте в Израиле. Какая ситуация с шахматами сейчас в стране? В топе не так уж много израильских игроков. – Это так. Сейчас в топе только я и Макс Родштейн, который тут очень хорошо сыграл, и в женских турнирах Марсель Эфроимски играет – трое.
Плохие годы для шахмат в Израиле. Раньше в числе лучших были минимум пять игроков, сборная медали брала регулярно, ниже пятого места не опускалась. А потом, к сожалению, мелкие, ничтожные деятели разрушили всё. Кроме мелких интриг, кроме того, как урвать что-то себе, сыну или другу – ничего не интересует. Вот так и пришли к тому, что молодых шахматистов больше не стимулируют. Есть талантливые ребята, но их, наоборот, пытаются отвадить от того, чтобы пробовать чего-то добиваться. Очень печальная ситуация, у меня уже 10 лет как нет отношений с этими людьми.
– Ситуация может измениться в ближайшее время? – Маловероятно. Это разрушать легко, а строить — трудно.
– Недавно с израильскими шахматистами произошла неприятная история на турнире в Испании, где им запретили играть. Что думаете об этом? – Я мало знаю. Из того, что слышал – это случилось из-за группы наглых, шумных активистов, которые запугали организаторов, угрожали им. Слышал, что было так, но не знаю точно. Ребята переживут, мы переживём, а турниру позор навсегда, что ж поделать. Пусть играют в свои грязные игры.
– Шахматист из Израиля когда-нибудь сможет стать чемпионом мира? – Практически невероятно. На уровне статистической погрешности. В принципе, понятно, что сейчас в шахматах Азия доминирует: есть Индия, Узбекистан, Казахстан поднимается, Китай, в Иране много сильных шахматистов. Ну и у американцев тоже прекрасное поколение, но тоже большинство азиатского происхождения. Это серьёзный сигнал.
– Будущее мировых шахмат – в Азии? – Это уже настоящее. Мне кажется, что лет на 10 этот тренд сохранится. А дальше… Такие изменения в мире идут, что никто вообще не знает, что будет.
