«Пришел к онкологу — сразу почувствовал, что все не очень хорошо». Боец ММА услышал страшный диагноз, но победил
Начинал с метания диска, тренировался с Алексом Волкановски и пережил непростую операцию — история Олега Оленичева. Олегу Оленичеву 31 год, он выступает в лиге АСА и подерется в четвертьфинале Гран-при полутяжеловесов с Михаилом Мохнаткиным. С одной стороны, вы имели все основания ничего не знать об этом бойце; с другой — по меркам российского ММА Оленичев очень крепкий середняк, побеждавший Виталия Слипенко и Дмитрия Арышева (сейчас чемпионы в двух организациях), непобежденных на момент боя с ним Азамата Амагова и Владимира Селиверстова и перспективного бойца из зала Шлеменко Александра Подмарева. Оленичев тренируется и живет в Екатеринбурге и когда-то выбрал для старта очень необычные виды спорта. — Начал я с того, что стал качаться в зале, а потом мне предложили заниматься в секции, сказали, что там ничего платить не надо будет, в том числе и за зал. Узнал, что за спорт. Оказалось, что это толкание ядра и метание диска. Стал толкать и метать. Шесть лет прозанимался. Результаты не скажу, что были большие: ездил на Спартакиаду, пару раз выигрывал УрФО, на России ничего не занимал, там конкуренция была большая, ребята крупные были, почти великаны. — Всегда было интересно: в этих видах можно прийти и пометать диск для себя, когда заканчиваешь тренироваться? — Я ни разу не метал. В последний раз выступал, наверное, на чемпионате вузов в 2011 году. Согласен насчет «метать для себя», это еще такая нагрузка, что ты не сможешь просто взять и метнуть диск, потому что очень специфическое движение совершаешь. — Как думаете, на сколько вы сегодня отстанете от личного рекорда, если попытаетесь метнуть? — Думаю, я сейчас могу и дальше метнуть, я же стал физически сильнее и взрослее, а там все равно я был в юношах или юниорах. Если попрактиковаться, можно было бы даже личный рекорд обновить. — Почему вы перешли в единоборства? — Условий для развития не было: мы занимались в баскетбольном зале. Вместо ядер толкали мешки, бросали их же вместо дисков. В таком виде спорта надо постоянно работать со снарядом. Занимаясь метанием, я в какой-то момент три раза в неделю начал ходить на рукопашку, а после легкой атлетики — на грэпплинг и тайский бокс. ММА тогда и не было почти. На улицах я уже особо не дрался, в 17 лет весил 115 кг, ко мне мало кто подходил. Я был крупный. Могло быть такое, что на тренировках кто-то даже меньшего размера хотел себя проверить: у нас в зале был парень, он постоянно подходил, говорил: «Поспаррингуемся? Поспаррингуемся?», а потом я по лапам или по мешку начинал бить, и все как-то… Он говорил: «Ты тяжелый и быстрый такой при этом. Давай спарринг не сегодня». Были всякие люди, были, которые ничем не занимались, но он стоит перед тобой, говорит: «Да я… даже спортсменов ломал». Но как-то ничем это не заканчивалось. — Вы говорили: «Мне друг купил билеты в Таиланд, и я поехал на сборы». Как выглядит друг, который может купить билеты в Таиланд? — Мы и сейчас общаемся, а в то время вместе занимались грэпплингом, и я хотел выступить в ММА. Когда выступил, он мне говорит: «Как ты дальше планируешь развиваться в Екатеринбурге?». А зал «Тайгер» на Пхукете как раз проводил отбор в команду. И он говорит: «Я сам твою анкету отправил, если они тебя возьмут, я тебе куплю билеты». И меня выбрали. А у него была возможность купить, я не скажу, что это богач какой-то, просто имел возможность это сделать, да и билеты стоили дешевле, я из Екатеринбурга до Бангкока мог долететь за семь тысяч рублей. В Таиланде я, кстати, проходил отбор вместе с Алексом Волкановски, его тогда мало кто знал (сейчас чемпион UFC в полулегком весе, один из лучших бойцов вне зависимости от весовых категорий — «Матч ТВ»). А сам я отбор прошел, когда у меня огромный фурункул выскочил на ноге, и я с ним все равно сумел отобраться. Про меня организаторы говорили, что это я показал настоящий русский характер. — Волкановски как-то выделялся? — Он весил 96-98 кг и пришел из регби. В ММА вроде как в австралийской лиге он был чемпионом в трех весовых категориях. Наверное, он был самым возрастным из тех, кто прошел в команду, его даже вроде брать сначала не хотели. Мы с ним не спарринговали, но боролись. В стойке у него чувство дистанции было хорошее, в принципе он и в то время был хорош; все, что у меня получилось с ним сделать, это один раз я его смог задушить «гильотиной». А потом мы в UFC его увидели. У нас еще там была бочка со льдом, мы с ним постоянно в ней сидели, он как-то мне пытался объяснить, что русские любят прорубь, а он сам хотел бы окунуться. Классный парень, думаю, что с ним бы любой нашел общий язык. — Как выглядела ваша самая бедная неделя в Таиланде? — Там ты без денег себя сразу уязвимым чувствуешь, потому что не можешь просто пойти хоть на какую-то работу устроиться, чтобы себе на кусок хлеба заработать. Ел рис, дошираки их острые, но мне обычно помогали или Саят (Абдрахманов, сейчас менеджер Петра Яна, Армана Царукяна и сотрудник зала Tiger Muay Thai — «Матч ТВ»), или родители, друзья. — Тренировали туристов? — Нет. Но было такое, что спарринговали, даже пару раз избивал туристов. Объясню — было такое, что человек приходит, встает с профессиональным бойцом и думает, что раз я профессиональный боец, то он может бить любые удары, я все стерплю. Я перевел парня и начал ему просто локтями бедра отбивать. Он сразу стал смешно тренеру кричать, что я его убить хочу. — А обратного эффекта не было, чтобы приходил типичный турист, а оказывалось, что это давний мастер спорта по боксу или по борьбе? — Такое бывало, но в Таиланде специфический климат, там даже международник по боксу, физически не сможет скакать пять минут, если он прямо с пляжа зашел. Там очень трудный климат — быстро устаешь от жары и влажности. Но был случай, зашел парень, на вид обычный толстый мужик, и так плотно мне попал в спарринге. Стали общаться, он говорит: «Так я мастер спорта по боксу». Но опять же потом мы спарринговали, и видно, что после минуты ему тяжело, он устает: лишний вес плюс климат. — Первое поражение в карьере вы потерпели от Ярослава Амосова (12 декабря 2014 года), который сейчас чемпион Bellator, не проигравший ни одного профессионального боя. Чем он вам запомнился? — Он уже тогда вроде бы задушил Шамиля Завурова, а я его как-то даже недооценил. Могу сказать, что у него просто какая-то нереальная борьба. Не знаю, где он так научился бороться, но это очень круто. Мы боролись в весовой категории 82 или 84 кг, я вроде поначалу вязал хорошо, но потом он так включился, что я уже не мог ничего сделать: он хорошо работает своим весом, нагружает тебя постоянно. Тебе тяжело, а он как будто отдыхает. — В двух ваших интервью упоминается, что вы победили рак, но вы там же уточняете, что это была фиброма. Что было в итоге? — Это началось в 2010 году. Пришел на тренировку. Там был еще один парень, по образованию медик, кстати. Причем он как атлет — самородок, может, не тренируясь, прийти и сделать 30 подтягиваний или 10 выходов на турнике, бегает отлично. Он пробил мне ногой в голову, я успел заблокировать удар, и у меня появилась шишка вот тут (показывает самый верх трицепса в районе плеча на правой руке — «Матч ТВ»). В больнице мне сначала сказали, что ничего страшного. Через какое-то время был турнир по грэпплингу, и я тогда обратил внимание, что вес почти не гонял, а в категорию уложился, будто само ушло. Потом я стал замечать, что у меня чуть-чуть температура повысилась, вроде 37 или 37,2. Шишка выросла до размеров маленького мобильного телефона. А чувствую себя хорошо. Мама у меня в физкабинете работала, я как-то пришел к ней на процедуры, а там была ее коллега, врач, мама показала ей мою шишку, та посмотрела, пощупала и говорит: «Надо срочно обращаться к онкологу, потому что это может плохо закончиться». Пришел на прием к онкологу и там как-то сразу почувствовал, что все не очень хорошо. Он, с одной стороны, говорил мне «без паники», а с другой — назначил разные обследования. И там они, во-первых, не могли никаких гарантий дать по дальнейшему, а во-вторых, даже четкий диагноз не сумели поставить. По МРТ и УЗИ все было нормально, а потом они сделали биопсию и сказали, что это онкозаболевание. Хотя вроде она год росла, я этот год с ней жил, а они не говорили, когда это превратится в полноценный рак. У таких заболеваний еще опасность в том, что в 70 лет ты можешь с ней спокойно жить, а когда тебе 20 и организм пышет здоровьем, у тебя неделя-две, а потом метастазы начинают тебя просто съедать. — Как родители реагировали? — У нас в городе сложно попасть в онкоцентр, он весь забит, но у меня мама медик, она договорилась, чтобы меня приняли и прооперировали. — Мама плакала? — Да все плакали, и я плакал. Там же еще по ходу всего этого такая атмосфера: в коридоре встречаешь кого-то, а он говорит: «Мне доктор сказал, осталось два месяца». Начинаешь на себя это примерять — отношение к жизни меняется кардинально. Суицидальных мыслей, честно скажу, не было. Я чувствовал себя нормально и думал, что раз я с ней год прожил, значит все будет хорошо. — Между первым приемом у врача и операцией вы хоть на одну тренировку сходили? — Ни на одной тренировке не был. Сил не остается, ты сразу же как-то хочешь всю энергию тратить на лечение. И физически сразу слабость ощущается. — Сколько времени прошло между первым приемом и операцией? — Около двух недель. Неделю я прообследовался, в конце второй недели мне поставили диагноз, меня положили… И то все было через знакомства, потому что у некоторых людей это занимает несколько месяцев, за которые нужно собрать кучу бумаг. Люди приходят в больницу и ночуют там на первом этаже на скамейках, ждут, когда освободится койка, чтобы лечь и прооперироваться. — Были люди, с кем вы познакомились там? — Там люди очень быстро уходят. Я в столовой ел, и мне женщина говорила: «Поток людей, которые умирают, очень быстрый». Лежал парень, ему сделали 3-4 операции, он прошел 6-7 курсов химиотерапии, а шансов особо не было, хотя у него и деньги были. Был дядька взрослый, Александр Иванович, он мне все советы давал: «Олег, ты нормальный парень, не занимайся этой ерундой (единоборствами — «Матч ТВ»)». Видел много ребят, кто даже младше меня, у кого-то руки, у кого-то ноги. И я понимал, что меня может ждать то же самое. — Почему? — Моя опухоль приросла к кости. Врач до операции мне говорил: «Если я вскрою и увижу, что у тебя там злокачественная опухоль, то мы удалим полностью руку». До операции подписываешь бумагу с согласием на это, и получается, что, когда просыпаешься после наркоза, тогда и узнаешь, с рукой ты или нет. У меня был диагноз «агрессивный фиброматоз». То есть там была фиброма, мне сделали биопсию, достали кусок плоти, и в нем были злокачественные клетки. И в итоге врачи не знали, где именно граница доброкачественных и злокачественных. Соответственно они удаляют образование и с ним еще около 2 см живой плоти, чтобы все корешки тоже удалить. — Правда, что люди в стационаре кричат от боли? — У меня не было такого, видимо, все равно дают специальные препараты для обезболивания. Вот когда я с ковидом лежал, там люди орали, некоторые вообще трэш творили какой-то. У меня сначала родители заболели, и у них был большой процент повреждения легких. Меня тоже закинули в больницу, хотя у меня все три теста были отрицательные, КТ была хорошая. В общем, меня неделю подержали в больнице, кололи антибиотиками, а потом пришел какой-то самый точный тест, и мне сказали: «Ладно, ты здоров, иди домой». А я там лежал с людьми, которые задыхались, которым маски давали с кислородом. — Что вы первое поняли после наркоза? — Мне вроде дали чуть больше наркоза, я открыл глаза, увидел лампы, схватил медсестру, стал спрашивать, где я и кто. У меня истерики были: я орал, ревел, хватал за халаты, я видел, что рука на месте, но она болела. Помню звук, как оторванная пуговица с халата у медсестры полетела. Они даже смеялись, я вроде там что-то под наркозом говорил. — После этого есть химиотерапия? — У меня была лучевая терапия, и я остался удивлен тому, как много курильщиков с раком гортани — там их толпы были со мной. По идее, мне теперь раз в год нужно проходить обследование, делать снимок, ходить к онкологу. В первые несколько лет я ходил, мне запретили выезжать за границу, но я ослушался и поехал в Таиланд на свои первые сборы. — Рука сильно ослабла? — У меня стали расти другие мышцы и в итоге наросли, что я даже большой разницы не ощутил. — Какой была первая тренировка после операции? — Помню, что я боролся на турнире по бразильскому джиу-джитсу, взял человека за куртку, дернул — и такой звук был, будто простыня под мышкой порвалась. И я подумал: «Блин, еще рано, наверное». Видимо, мышцы нарастали, срастались по новой, и надо было еще разрабатывать. — Вы как-то специально закачивали руку? — Нет, специального ничего не делал. С гантелей только делал какие-то упражнения. — Когда начали полноценно спарринговать? — Сначала боролся, когда понял, что там тоже рука уже подвергается воздействию, что я могу где-то на нее жестко упасть, и все нормально, стало проще к ударам привыкнуть, и я начал проводить спарринги (после операции и восстановления Оленичев дебютировал в ММА в 2013 году, провел 24 поединка, из которых выиграл 17 — «Матч ТВ»). — Вы начинаете драться в Гран-при полутяжеловесов (до 93 кг) АСА, где можно выиграть 200 тысяч долларов. Что сделаете, если вам их дадут сейчас? — Квартиру куплю в Екатеринбурге. Мне пока есть где жить, но хочется улучшить. *** «Матч ТВ» покажет UFC Vegas 74 в прямом эфире 4 июня с 03:00 по московскому времени, на «Матч! Боец» и сайтах matchtv.ru и sportbox.ru трансляция начнется в 00:55.
