Интервью с Андреем Цыганом Чеботарёвым, кулачные бои, Hardcore, RCC, карьера в кулачке
Цыган — о трудном детстве, драках на улице и планах покорить лигу Конора.
В лиге RCC Hard много ярких бойцов, выступающих на голых кулаках. Один из самых интересных представителей индустрии – Андрей Чеботарёв, который взял себе прозвище Цыган. Он выдал яркий отрезок карьеры и успел получить приглашение в лигу Конора Макгрегора – BKFC. Правда, пока не успел там дебютировать из-за тяжёлой травмы. Но продолжает амбициозно смотреть в будущее. Мы поговорили с Андреем и узнали больше – о тяжёлом детстве, Суворовском училище, попадании в профессиональный спорт и первых гонорарах. А ещё Чеботарёв рассказал о планах и целях в кула́чке.
— Цыган — это определённый образ в индустрии кула́чки. Откуда он взялся? — У меня раньше был образ такого… другого человека. Когда я выступал в Hardcore, то был более хулиганистым, что ли. Грубо говоря, несерьёзным. Сейчас, в RCC, у меня более серьёзный подход. Но этот шлейф идёт за мной. Понятно, что я «газую» иногда, и в принципе, когда меня задевают, не могу молчать. Но я добрый, отзывчивый человек, который всегда готов помочь другому, если нужно.
— Ты часто говорил о своей юности, что она была уличной. Как ты вообще смог добраться до профессионального уровня в спорте? — У меня в жизни был такой момент, когда всё встало на паузу. Не только спорт, если вы понимаете, о чём я. И пауза была долго. После этого у меня образ жизни в принципе поменялся. Я уже стал работать, более серьёзно думать о будущем. Знал, что в 25 лет я хочу жениться, мне нужна семья, дети. А до этого я был близок к такому понятию, как беспредельщик.
— Это время сильно на тебя повлияло? — Закалило характер по-любому. Я 17 лет живу один. И меня просто жизнь заставила, можно сказать. Не знаю даже, как обойти это. Если честно, мне кажется, когда человек растёт в такой среде, как я, хочешь не хочешь, ты по-любому где-то что-то допускаешь подобное.
Кстати, не считаю, что у меня жёсткий характер. Кто меня знает близко, мои знакомые, родные, они все говорят, что я очень добрый. А так, то, что характер, наверное, да, это, конечно, с детства идёт. В детстве я часто видел, как дрались. Надо было защищать себя, надо было отстаивать себя постоянно.
Я учился в Суворовском училище после восьмого класса. Три года. Это как раз те годы, когда пацан становится уже мужчиной. Когда, считай, с восьмого до 11-го класса ты уже такой – взрослеющий. Там, представляешь, ты учишься с пацанами, у тебя 100 человек на курсе, все пацаны. Я маленький, можно сказать. И постоянно же с кем-то цепляешься, надо доказать, кто сильнее. И приходилось постоянно драться.
— А почему ты вообще попал в Суворовское, так скажем? — Я сам захотел. Мы с одноклассником решили поступать в Черкасское Суворовское. Так получилось, что у нас комиссия приехала в Астрахань, и мы поехали с ним сдавать. В итоге он не сдал, а я сдал экзамены. Я, в принципе, учился всегда хорошо. Даже учителя говорили, блин, если бы ты учился, то… Но я, как всегда, был хулиганом. И в итоге мы поступали, я поступил, а он – нет. И я подумал, что один поеду. Прихожу домой, и мне бабушка говорит, что газеты напечатали, что Суворовское открывается в Астрахани. У нас была школа милиции, её закрывают, и открывается Суворовское училище.
И я, получается, поступаю опять со своим одноклассником, который не поступил. Он опять не поступает, а я поступаю. И всё. Мне, в принципе, нравилось. Раньше смотрели же фильм «Кадетство». Вот оттуда пошло всё. Было всё интересно.
— Ты, получается, был всегда уличный и вот зашёл с систему с жёсткой дисциплиной, где ты шесть дней в неделю находишься под надзором. Как ты вообще смог перестроиться? — Это самые лучшие года в моей жизни. Даже несмотря на то, что был устав. Но это самые лучшие года по сей день. Я общаюсь с парнями, которые в ОВД работают, в структурах. Я с ними дружу, и мы вспоминаем. Не заменить эти годы. Там, не знаю, какая-то своя атмосфера, своё братство, знаешь. Вот маленький круг, и всё, ты живешь. Не знаю, это, короче, не передать словами. Я вот вырос, у меня будет сын, я бы очень хотел отдать его в Суворовское училище. И вообще пожелал бы многим родителям, если у кого есть дети, сыновья, именно отдавать именно в Суворовское. Это такая школа, которая меня закалила. Из какого-то хулигана сделала более серьёзным человеком.
Потом, когда мы выходили в увольнение, допустим, мы уже со своими общаться не могли, потому что у нас интересы разные были. Мы выросли намного быстрее, чем они.
— Можешь вспомнить несколько историй из того времени? — У нас была форма полевая и военная. И мы, когда в увольнение шли, иногда уходили в полёвке. А она очень похожа на полицейскую форму. Не дай бог меня пацаны там увидят в этом. В военной форме нет проблем, а здесь я переживал. Я потом научился: я выходил за ворота, переодевался в гражданку за гаражами, одежду складывал в портфель, портфель – в ящик хранения в магазине, и шёл гулять. И у нас пацан один услышал об этой схеме, но подробностей не знал. В общем, он оставил портфель за гаражами, возвращается, а там уже бездомный в его форме ходит.
— Кто тебя вообще привёл в спорт? — Сам пришёл. Получается, у нас старшие братья, они нас заставляли драться. Я, мой брат ещё был там, друг у меня был, Руслан, он на два года старше нас был. Он тогда уже был чемпионом Дагестана по боксу. Он тренировался. И получается, мы, когда дома собирались, нас братья стравливали, чтобы мы дрались. И мы брали дутые зимние куртки с синтепоном, натягивали на кулаки и боксировали. Именно бокс был. И получается, один раз меня Руслан уронил при братьях. А я-то вообще боксом не занимался, чисто так на характере. Мне тогда стыдно стало. Я сразу сказал: «Пойду с тобой на бокс». Пришёл, после первой тренировки заболел. Но потом ходил регулярно, даже Русик бросил, а я остался.
— Как думаешь, почему ты зацепился за занятия боксом? — Я так скажу. У меня по сей день идёт такое, что если я падаю в нокдаун, то мне не больно, мне стыдно. Это идёт с того самого момента, когда я упал перед братьями. И до сих пор я держу это в голове.
— Ты уже рассказал историю про то, как тебя ставили в два наряда подряд из-за тренировок. Чем ты занимался в училище? — Да, там я по всем видам спорта выступал. Я и гири там поднимал на количество, и в футбол, в баскетбол играл, потом бокс, рукопашка была, самбо было. Стрелял я хорошо, был вторым всегда. Первое место занимал пацан, который именно в стрельбе развивался. Разбирал и собирал оружие быстрее всего. Калашников за девять секунд разбирал, за 11 секунд собирал. ПМ разбирал за три секунды, за четыре собирал.
— Как выглядела твоя жизнь после суворовского училища? — Я хотел пойти учиться на опера, хотел в МВД работать. Мои знакомые и друзья офицеры так и говорили, что я чисто опер. Говорили: «Тебе пойдёт эта работа». Я до сих пор так думаю. Но так вышло, что я не доучился из-за конфликта с другим учеником. Я закончил вечёрку, сдал ЕГЭ и поступил потом на юриста. Бабушка тогда сказала в армию идти, потому что не смогу поступить. Однако я на характере чисто всё сделал. Но потом жизнь заставила меня отступить от этой линии. Наверное, если бы у меня была другая жизнь, я бы не занимался тем, чем занимался.
— Ты рассказывал, что Пётр Ян повлиял на твоё решение перейти в профессиональный спорт. — Да, я, когда начал тренировался, то никогда не бросал. Как бы ни менялась жизнь, я всегда двигался на спорте. Я помню, что Пётр тогда дрался ещё в ACB, он ещё не был чемпионом, только начинались его бои. Я ему написал тогда с каким-то вопросом. И он мне, посоветовал: «Иди вперёд, не сдавайся». Я уже дословно не помню. И всё, и как-то всё пошло. Вот он мне посоветовал, ещё кто-то из бойцов посоветовал то же самое. Ну, в принципе, плюс-минус они все одно и то же советуют. Просто говорят: «Тренируйся, и всё придёт, короче». В меня никто не верил вообще. Я тренировался, я ездил по любителям, у меня же нет такой любительской карьеры хорошей какой-то. И я ездил, набивал опыт чуть-чуть, параллельно работал поваром пять лет. И я постоянно проигрывал. И всё равно продолжал, у меня было в голове чёткое видение, чего я хочу.
— Где ты тренировался, когда стал профессионалом? — Мы с женой решили однажды, что надо переехать. Москву я не люблю, в Краснодаре у меня был знакомый пацан. И мы просто переехали в Краснодар. И я написал пацанам в зал в Кузне и бывал там на сборах. Хотел выступать по правилам ММА, ездил на соревнования. У меня был фирменный удар, я вырубал всех. И мне друг, который меня знает ещё по улице, посоветовал написал в Hardcorе. Сказал, что кула́чка – это моё. В итоге я отправил нарезку трёх нокаутов, мне перезвонил матчмейкер, и дали в соперники Бодрова. Было 10 дней на подготовку.
За 10 дней мы чуть-чуть накидали лапы и поехали. В итоге хороший бой показали. Кровавый прям бой. В моём стиле. Я помню, Марина Мохнаткина комментировала бой. Она в восторге была.
— А какие у тебя были ощущения вообще после этого боя? — Я помню, когда он меня в нокдаун уронил, я сижу, я только в конце лампочку увидел, просто больше ничего не видел. Чувствую, что не хочу вставать, вообще, ну, не хочу просто вставать, но надо. Я встаю, у меня с носа кровь идёт. И ко мне врач подходит, будешь продолжать? Я говорю: «Как тренер скажет». Я надеялся, что тренер скажет, всё, не надо. А он сказал: «Пускай продолжает». И мы по сей день говорим: «Хорошо, что мы продолжили». Тем самым мы о себе хорошо заявили. Зашло мне. Я начал даже чисто по боксу тренироваться. Второй бой я выиграл. Лучший бой вечера получил, бонус Галустян вручил.
— Сколько ты зарабатывал в первых боях? — Первый бой был… Я в минус ушёл, потому что я себе и тренеру оплатил перелёт, проживание в Москве. 35 тысяч я получил за Бодрова. За второй бой – тоже, но уже перелёт и проживание мне оплатили. И где-то четыре-пять боёв так было. И мы как-то сидели, смотрели гонорары Марифа, Пираева и ещё кого-то. Мы читаем — восемь миллионов. И я жене говорю, просто подождите чуть-чуть, всё будет нормально. Сейчас, говорю, я буду получать больше. В итоге сейчас мы вспоминаем те моменты, я уже получаю намного больше. Я знаю, что это вообще не предел, что намного больше буду получать, похоже.
— Какой твой уличный рекорд в боях? — Блин, это очень много, я не знаю. Я даже не могу сосчитать. Постоянно дрались. Реально дрались постоянно. И на улице, и в Суворовском. Я почти с каждым на курсе дрался.
— Это какой-то поиск справедливости? — Нет, я никогда не мог никому подчиняться. Вот никогда. Мне кто-то что-то скажет, я сразу в агрессию. Я не знаю, почему это, откуда вообще это идёт. И по сей день я не могу, наверное, подчиняться никому. Я поэтому ни на кого не работаю. И я не понимаю, чтобы моя жена на кого-то работала, и у неё там был начальник мужчина, допустим. Потому что я мужчина для неё один.
— Ты говорил, что был поваром. Есть любимое блюдо, которое ты готовишь для семьи? — Я сначала барменом работал, а потом оттуда перешёл на повара. Повар мне интереснее был. Я же вообще к алкоголю всегда так относился. Я 11 лет вообще даже алкоголь не пил, не пью, даже глоток не делал. Готовил роллы, в первую очередь их научился крутить. Потом уже всю остальную кухню.
— А ты реально себя ощущаешь вот звездой в своём городе? — Блин, честно… Отчасти да, потому что меня узнают часто, фоткаются. Но я всегда максимально простой, максимально отзывчивый, поговорю, сфоткаюсь. Я к этому шёл, чтобы ко мне подходили, общались, задавали какие-то вопросы. Я к этому шёл, и мне это нравится. Поэтому я никогда не скажу, что меня кто-то замучил. Вот будет 10 человек, 20, без разницы.
— Как состоялся твой переход из Hardcore в RCC? Потому что это абсолютно другая организация. — Вообще. И меня в RCC по-другому даже раскрыли. Я думаю, все уже заметили, все мне об этом говорят. В RCC я попал благодаря Войсу, он первым сказал, что есть возможность подраться с Гроссмейстером. Но когда идут такие разговоры, когда нет конкретики, то и тренируешься не особенно хорошо. В итоге я думал, что боя не будет. И вот я еду в кальянную, мне звонят – шесть дней до боя. Я уточнил гонорар и согласился.
И всё. Я приезжаю в кальянную, включаю, короче, бои Гроссмейстера. У него четыре боя было на тот день. Я включаю его бои, и я смотрю, ну, этот мальчик не моего калибра. Тех ребят, с которыми я дрался, он даже во сне, наверное, не видел. Ну, реально, какой опыт у меня есть, с кем я дрался, с какими волками, я понимаю то, что я сильнее.
— RCC отличается от других лиг? В лиге особенный ринг, как я понимаю. — Ринг мягче, чем в Hardcore. От этого ноги забиваются сильнее. Потому что я работаю всегда на другом ринге. И в RCC он прям мягче, намного мягче. И по-другому ноги работают. И я знал куда иду, знал, что в лиге упор больше не на хайп, а на спорт. Я хотел доказать, что я могу на таком уровне выступать.
У меня такая карьера была. Я скажу, что сам свою карьеру загубил. Я просто гнался за деньгами, соглашался на все бои. Но в то же время я понимал, что если не буду драться с такими именами, то не сделаю своего. И сейчас свою карьеру переписываю.
— Ты говорил, что ты будешь подписан в BKFC, вышел с русским флагом, но получил страшную травму. Насколько ты воспринял вообще этот перелом ментально? — Я перелом воспринял очень легко. Если это случилось, значит, у бога на меня свои планы. Намного интереснее, намного лучше, ярче. Я прям вот по сей день уверен, даже вот я говорю, у меня мурашки, потому что на самом деле я искренне уверен в этом, то что у меня будет намного интереснее всё.
Когда сломал руку, сразу написал матчмейкеру BKFC, с кем я общаюсь. Они нормально отреагировали, мы на связи, будут ждать, пока залечу травму, вернусь.
— Ты должен был выступить в Дубае? — Да, и когда я увидел, что там дерутся наши бойцы, был очень рад. Они красавчики, но я знаю, что я стрельну так, что обо мне будет говорить весь мир.
— Есть прогнозы по полному выздоровлению? — Мне врачи сказали, что мне нельзя будет выступать полгода-год. Я когда выписался, сразу начал есть хаш, кушать витамины, кальций пить и так далее. Чтобы рука заживала. Мне выступать надо, мне бабки нужны. И получается, я через месяц прихожу на контрольный снимок, и врач говорит, что мозоль наросла в два раза быстрее, чем у обычного человека. В два раза быстрее срослось всё, и можно драться в мае.
Я говорю, вера в бога, знаешь, всегда помогает. После боя с Гроссмейстером у меня был сломан палец. Я прям переживал. И мне жена говорит: «Андрей, ты когда веришь, у тебя всё сразу проходит секундой». И я пошёл к врачам: «Короче, снимайте пластины, никакие спицы мне не нужны, через месяц я приду, у меня всё заживёт». Они: «Ну, нельзя, надо спицы поставить». Я говорю: «Нет, снимайте». Я просто снимаю, прихожу через месяц, врачи говорят: «Да ладно?» Всё срослось, как будто оригинал. С рукой я сразу себя настроил, что всё хорошо. Значит, бог мне даст больше, чем взял в этом поединке.
— Как сейчас будет развиваться твоя карьера? То есть ты должен подраться за титул чемпиона RCC Hard или ты подписываешься в BKFC? — Я всем говорил, что для меня RCC важнее, чем BKFC, вот честно. Я так взвешивал всё. Ну, в BKFC что? Ну, кому ты нужен там? Ты нужен здесь, ты нужен в нашей стране, по сути, реально же. Поэтому для меня приоритет RCC в любом случае…
BKFC мы посмотрим, когда будет турнир. Я буду совмещать где-то BKFC, где-то – RCC, чтобы друг другу не мешали. И буду выступать и там, и там. Я думаю, RCC не будет против BKFC. Я просто им скажу сразу, что мне долгосрочный контракт не нужен. Разовый. Хотите, чтобы я вам шоу делал? Значит, давайте разовый контракт, и всё.
В любом случае в RCC останусь. Сейчас там вроде Баталов разыгрывает титул с Джияновым. Следующий бой можно проводить за титул. Ну а там посмотрим. Вообще, по поводу всех боёв решает менеджер. Он там сам решит, с кем подраться, когда. Сейчас я в это вообще не лезу, я ему полностью доверяю
Конечно, хочу стать чемпионом в любом случае, чтобы у меня был пояс, заработать. Планирую открыть своё дело, чтобы был доход. Планирую выступать ещё года три максимум, думаю. А там – как будет душа просить. Просто хочу, чтобы дочь моя ни в чём не нуждалась. Я для этого работаю. У меня жена не работает. Я хочу просто, чтобы они ни в чём не нуждались, чтобы не думали за деньги.
— Сейчас идёт серьёзная трансформация всей индустрии единоборств. Ты это сам наблюдаешь, за этим следишь. Как ты думаешь, какой будет индустрия единоборств через три года? — Я думаю, что в России останется пара лиг. И мы знаем, кто это будет.