— Леонид Аркадьевич, пять лет назад вы давали юбилейное интервью ТАСС своей дочери, которая тогда была корреспондентом в нашей редакции. За эти пять лет очень многое изменилось и в мире, и в стране. Какие основные изменения произошли у вас?
— Я работаю с утра до вечера. И это единственное счастье, которое есть. И у меня в этом смысле изменилось только то, что я сейчас заканчиваю пятую книгу. Я сыграл в двух спектаклях. Я написал два сценария. Слава богу, за исключением мелких шероховатостей, которые, естественно, есть у каждого, все нормально.
—Тогда в интервью вы говорили, что 75 лет очень сложно ассоциировать с собственной личностью. Сейчас как вы воспринимаете себя накануне дня рождения? Как вам эта будущая новая цифра?
— Да я сейчас не понимаю, о ком идет разговор (смеется). Все так быстро проскочило, что у меня нет ощущения изменений. Это какие-то цифры странные. Я не понимаю этого вообще. Я по-прежнему, повторяю, работаю. Я тренируюсь три раза в неделю. Я летаю. У меня нет ощущения, что что-то изменилось чисто физически. А из-за этого, следовательно, я себя замечательно чувствую. Голова работает, а мне больше ничего не надо.
—Многие любят симпатичные круглые даты отмечать, условно, в Доме Союзов, собирать друзей. Поскольку вы человек телевизионный, может быть, вы будете отмечать со зрителями?
— Нет. Во-первых, я увожу семью. Мы на семейном совете приняли решение убежать из Москвы и ничего этого не отмечать. Другое дело, что мы на Первом канале запланировали большое праздничное мероприятие, которое должно состояться в Цирке на Цветном бульваре приблизительно 15 октября. Транслироваться оно будет 25 октября, по всей вероятности. Это мероприятие будет посвящено тройной дате: 30-летию Первого канала, 35-летию "Поля чудес" и 80-летию ведущего. Ну вот тогда, быть может, и отметим. А так день рождения отмечать не собираюсь. Не собираюсь по многим причинам. В том числе и потому, что за последние пару десятков лет, а может быть, и больше, я убедился, что мы перестали вообще устраивать праздники.
—А почему решили такой зарок дать?
— А потому что это неинтересно. Я потерял такое количество дорогих и близких мне людей за это время… У меня практически вычеркнуты две трети телефонной книжки. И это ужасно, меня огорчает безумно. Это, пожалуй, единственное, что меня действительно огорчает. И я грущу по этому поводу, хотя понимаю безысходность ситуации.
—Если все же говорить о хорошем. Совсем недавно вы получили "ТЭФИ" с "Поле чудес" в номинации "Легендарные телевизионные программы". Сами про себя можете сказать, что вы легенда?
— Да ну ладно, это все ярлыки. Дело не в этом. Я, сказать вам честно, настолько растерялся во время награждения… У меня был ком в горле. Я не знал, что говорю. Что-то со сцены понес, чушь какую-то говорил. И дело даже не в награде. А дело в том, что, когда я вышел, зал встал. Это были свои. А дороже оценки своих на свете нет ничего. Никогда и ничего не было и нет. И поэтому я так растрогался, как дурак, чуть не заплакал. У меня прямо слезы навернулись. Это запоминающаяся история. Все остальное — ну да, хорошо, ну ай-яй-яй. Ну и все.
—На съемках "Поля чудес" бывают моменты, которые вас по-настоящему трогают? Или профдеформация все же есть?
— Послушайте, 35 лет я работаю без сценария, которого не было никогда. 35 лет совершеннейшей импровизации, потому что я никогда не знаю, кто из участников приедет на передачу. А задание мне выдают за минуту до начала, когда я уже стою в студии перед зрителями. А в этой тетрадочке, в этой папке, кроме задания, еще короткая информация о том, кто стоит за барабаном. Повторяю, я понятия не имею, что будет ровно с момента начала записи. В этой связи для меня каждая программа как будто новая. И так было все 35 лет. Я из-за этого еще и не смотрю никогда эту программу. И мои домашние никогда не включают эту программу. Каждый раз все по-новому.
— Наверняка вы видели десятки пародий на "Поле чудес", как к ним относитесь и в принципе как воспринимаете критику?
— Во-первых, я ни разу не видел более-менее симпатичные пародии на программу. Это неинтересно. Это вся такая вялая какая-то самодеятельность. И кстати, не смешная. Что касается критики, я ни разу не встречал профессионального разговора о некоем эффекте программы, которая 35 лет держит прайм-тайм. И конечно, мне было бы безумно интересно, если бы на эту тему рассуждали бы какие-нибудь психологи. За счет чего она держится. И не надо говорить, что за счет ведущего. Ничего подобного. Каким-то образом склеилась в том числе и роль ведущего. И получилась такая домашняя атмосфера. Я сам много раз думал об этом. Но я не могу быть объективен по вполне естественным обстоятельствам. А все остальное... До такой степени ничтожно и глупо. Особенно то, что публикуется в интернете, еще где-то. Это неинтересно совсем. Я бы с большим интересом рассмотрел бы какие-нибудь серьезные, профессиональные работы. Взгляд со стороны.
Это касается не только "Поля чудес". Это касается долгоиграющих программ. Ну, например, КВН. Или программы, которую ведет Лена Малышева, — "Здоровье".
—Как думаете, сколько еще проживет "Поле чудес"? Есть ли, на ваш взгляд, цифра, после которой стоило бы программу закрыть? 50 лет, 100?
— Никаких сослагательных наклонений здесь быть не может. Все только опыт и практика. Как только она перестанет приносить интерес зрительский, ее надо будет закрывать. Но КВН держится раза в два дольше, чем "Поле чудес". На самом деле я не могу дать ответ. Я сейчас могу предложить свои собственные соображения, но они субъективны. Есть вещи, которые, по всей вероятности, относятся к категории каких-то человеческих эмоций, о которых, конечно, стоит рассуждать. Это то же самое, как люди привыкают к своему дому, к тому, как стоит мебель, как пахнет кухня бабушкиными котлетами. И может быть, еще раз повторяю, было бы интересно, чтобы кто-нибудь проанализировал этот процесс. С точки зрения профессиональности — не потому что там все отвратительно или все замечательно. Это было бы забавно, это было бы интересно.
—Многие телевизионные люди говорят, что совсем не смотрят телевизор. Как оцениваете телевидение в 2025 году?
— Что-то нравится, что-то не очень. Я телевизор смотрю редко. В основном новости. Кстати, залезаю также, предположим, в "Дзен" каждое утро. Это, пожалуй, единственное, что меня интересует. Кроме всего прочего, я смотрю хорошие фильмы. Это то, что мне интересно. Старые хорошие фильмы. Это как старые хорошие книжки в переплетах, а не те, которые в телефоне. Я не могу их не читать. Я могу читать только настоящие книжки. Что я, собственно говоря, по ночам и делаю довольно часто.
— Но при этом вы активный пользователь интернета? Не сторонитесь новых технологий?
— Нет, я совсем не активный пользователь. Всем занимается либо моя жена, либо моя дочь. Я понятия не имею, как это делается. Какой-то блог ведет мой концертный директор. Замечательный совершенно. Единственно, у меня есть прекрасный компьютер. Он дал мне возможность заменить мою пишущую машинку на клавиатуру. Больше я не умею ничего. И это хорошо. Кстати, меня это во многом спасает от чтения идиотских сообщений, какой-то чуши собачьей. Мне всегда интересно было не то, что они там пишут, а как это вообще могло прийти в голову. Я не говорю, что это остроумно или умно. Глупости, конечно. Но они такие странные, что я даже не представляю себе, как это выдумывают. Это надо как-то иметь специальную соображалку, чтобы такое придумать. Такую ерунду. Но пусть себе на здоровье развлекаются.
—Мы как раз подошли к следующему вопросу. Понятно, что ваше лицо знают практически все люди, живущие в России. Такая популярность не утомляет? Не раздражает, когда люди подходят и говорят: "Леонид Аркадьевич, крутите барабан", и т.д.?
— Нет, так никто не говорит. Это уже как привычка. Это как загар. Он есть и есть. Есть моменты, когда это немного царапает. Особенно когда ты где-нибудь с друзьями сидишь в ресторане. Я могу сказать: "Подождите, ради бога, дайте доесть". А все остальное меня совершенно не смущает. Пожалуйста, на здоровье.
—Но это не высасывает энергию? Успеваете потом восстановиться?
— Есть несколько людей, и в моем окружении тоже, которые, действительно, энергетические вампиры. Но я стараюсь их избегать, и иногда, когда встречаюсь, я жутко устаю. Чудовищно, это просто невозможно. Казалось бы, ничего особенного, но я теперь точно знаю, хотя раньше не верил в это никогда. Но такие люди есть, такие энергетические вампиры. Они не хорошие, не плохие — просто они такие. И это очень тяжело.
—Помню, что выофицер запаса военно-транспортной авиации, бывали и работали в горячих точках. Сейчас много таких областей — турбулентных и непростых. Не хочется поехать в зону СВО, выступить?
— Ну, во-первых, не не хочется, а не можется. Дело в том, что 30 лет тому назад я двигался быстро, легко перемещался из пункта в пункт. Я бывал в разных обстоятельствах, как вы правильно говорите. Но сейчас мне 80 лет, и я не хочу быть обузой для кого-то. А мне не хочется людей отвлекать от дела. Это неправильно. Я встречаюсь здесь, в госпиталях. Это никого не утомляет. Мне звонят, я приезжаю, сам по себе побродил по палатам, раздал свои книжки, пофотографировался, уехал. А для того, чтобы поехать в сложную какую-то ситуацию, тем более в район боевых действий, надо кого-то отвлекать. Я больше 40 раз был в таких командировках. Люди заняты делом. Ездить туда просто так, отвлекая людей от дела, просто пиариться, чтобы показать, какой я храбрый, я не хочу.
—Вы обронили фразу, что по-прежнему летаете. Сами управляете самолетом и вертолетом? Не оставили эту историю?
— Вероятно, я уже до конца жизни не оставлю. По мере возможностей. Другое дело, что каждый раз для того, чтобы считать себя профессионалом, мне надо проходить так называемую ВЛК — врачебно-летную комиссию. Я перешел из категории профессионала в любители. И честно всем объявил об этом. Но другое дело, что я нашел себе некое замещение: когда не могу по каким-то причинам поехать на аэродром и подняться в воздух по-настоящему, хожу на тренажер "Боинг" и замечательно провожу там время, не теряя профессиональной пригодности. Если мне удается вылететь куда-нибудь, я, естественно, бросаю все дела и еду туда. Летаю с удовольствием день-два-три. Это как некая форма наркомании. Без этого жить нельзя. Ну что сделаешь.
—Для многих театр — это тоже наркотик. Вы были очень успешны как театральный актер, нет ли новых пьес или ролей в театре Эдуарда Боякова?
— Видите ли, к сожалению, с театром Боякова что-то происходит. Спектакли больше не идут. Мне очень жалко, потому что над "Скупым" я работал почти полгода. Все переводы Мольера меня не устраивали, я переписал практически его по-другому. Я написал несколько монологов. И был очень доволен спектаклем. Но что поделаешь, это судьба актерская. Она невероятно жестока. Какой бы ты ни был гениальный, какой бы ни был талантливый, все зависит от случая. К этому надо относиться привычно, снисходительно, но и терпеливо. По всей вероятности, где-то когда-то будет по-другому. Пока у меня нет возможности работать в театре. Но предложения есть, и две мои пьесы отданы в несколько театров. Но пока я сейчас работаю над пятой книгой.
—Про что она?
— Это будет второе переработанное издание "Праздников на каждый день". А потом будет еще серия рассказов, которые я обозначил как "По миру". Я просто объездил почти весь мир. Есть мои замечательные ощущения от людей, с которыми я встречался. В разных точках земного шара. Вот об этих людях мне и хочется рассказать. Количество замечательных людей, с которыми я виделся, даже перечислить не могу. Это светлые воспоминания.
—А есть у вас какой-то горизонт планирования, понимаете, когда сможете закончить, или вы не торопитесь в этом смысле?
— Закончить жить?
—Нет! Закончить книжку.
— Я очень люблю поэзию, я очень люблю джаз. И есть одна замечательная фраза. Кстати, это единственное, о чем мечтал и мечтаю.
—Давайте все-таки про жизнь. Я с вами разговариваю и никак не могу понять. Какой вы на самом деле? За годы работы на телевидении маска весельчака, человека, который поможет и приободрит, — она насколько к вам приросла?
— Я вам хочу довольно странную штуку сказать.Только не сочтите это какой-то фальшивой нотой. С серьезной точки зрения я ведь не артист. Я никогда этому не учился. Это все случайность. И я, по всей вероятности, — хорошая самодеятельность, с большим опытом работы, вот так скажем. Единственное, что меня спасало все эти годы, — это то, что я не играл никогда. Вот я такой, какой есть. И я с удовольствием общаюсь с людьми, которые приходят. И пока это мне доставляет удовольствие. Бывали случаи, когда я раздражался безумно. Меня очень злит, когда кто-то во время работы относится к ней не так, как я. Я фанатик работы. И любой человек, который к этому так не относится, раздражает меня безмерно. К счастью, у нас собралась группа, которая думает и действует точно как я.
—И во время записей эфиров всегда все благостно и как по нотам?
— Конечно, во время записи может быть всякое. Но я бы никогда не продержался столько времени, если бы надел на себя какой-то образ. Во-первых, это надо уметь делать. Во-вторых, это надо роль играть все время. Бесконечно. Поэтому я с самого начала решил, что не буду играть. Вот я с вами разговариваю так, как разговариваю с теми, кто приходит в студию. Нет у меня никакого образа. Никогда не было. Бог подарил мне умение импровизировать. И, слава богу, я этим пользуюсь по мере сил. Не больше и не меньше. Может, покажется странным, но это правда. Это могут подтвердить все.
—Я вам верю. Получается, вы и телеведущий, и артист, и прозаик, и летчик. Есть еще что-то, что зрители про вас еще не знают, но вы были бы готовы им показать? Какая-то грань, которая на данный момент еще пока не известна нам?
— А кому это может быть интересно? Просто так случилось, что моя профессия публична. Но это совсем не значит, что я стою на голову выше токаря, слесаря, пекаря, ученого. Ничего подобного. Просто моя работа на глазах у всех, а про кого-то, кто стоит в сто раз выше меня и приносит пользу в тысячу раз больше, никто ничего не знает. Просто так случилось. Поэтому что об этом говорить? Все есть, какое есть. Я совершенно нормальный, обычный, со своими плюсами и минусами, со своими восторгами и капризами, человек.