Крис Эверт: в детстве я ненавидела теннис

Крис Эверт – одна из сильнейших теннисисток за всю историю этой игры. Она стала профессионалом в 16 лет и уже на дебютном для себя US Open добралась до полуфинала, где проиграла только не менее великой Билли-Джин Кинг. Эверт ни разу за всю карьеру не проиграла на турнире «Большого шлема» раньше третьего круга, а всего в её активе 18 выигранных мэйджоров – больше только у Серены Уильямс и Штеффи Граф. Сейчас Крис – мать троих сыновей, популярный теннисный эксперт и комментатор, а также активный пользователь «Твиттера». В большом интервью для The Wall Street Journal американка рассказала о своём пути в большой теннис и быте знаменитых спортсменов. «Я была таким ребёнком, которого нужно было подтолкнуть. Я была послушна и покладиста, но как только я поняла, что на теннисном корте у меня есть определённые обязанности, успех пришёл быстро. Я всегда держала себя в руках, к несчастью для моих соперников. Пока они думали, что я излучаю спокойствие, на самом деле я подробно изучала их слабости, чтобы победить. У моих родителей было пятеро детей – я была второй по старшинству. Мой отец, Джимми, был профессиональным теннисистом и научил нас всех играть. Когда мне было пять лет, он отвёл меня в теннисный центр Holiday Park во Флориде, который находился в трёх минутах от нашего дома. Сначала мне совсем не нравилась эта идея. Я ходила в детский сад, и мне нравилось проводить время в гостях у подруги – мы плавали и ели барбекю. Вместо этого мне приходилось лупить по теннисным мячам, который папа кидал мне из магазинной тележки. Поэтому инициатива отца меня очень задевала, я ненавидела теннис. Но я довольно быстро научилась получать удовольствие от тренировок, пусть папа и был строгим учителем. Но не тираном. Кроме того, там было много детей моего возраста, так что мне было весело. Снаружи наш одноэтажный дом с тремя спальнями ничем не выделялся среди других. После того как я в 18 лет стала профессионалом, родители надстроили ещё одну спальню на втором этаже – для меня и моей младшей сестры Джен. Она тоже была профессиональной теннисисткой. Мама взяла в свои руки все вопросы, связанные с декором. Ну а так как я 30 недель в году была вдалеке от дома, мне было не особо важно, какого цвета у меня занавески. Моя мать, Колетт, изо всех сил старалась, чтобы вне корта у меня была обычная жизнь. Когда я приезжала домой, мы никогда не разговаривали о теннисе. Она брала меня с собой на пляж или в торговый центр. Она ездила со мной по турнирам и помогала мне расслабиться, снять стресс. Папа тоже занимался важным делом – он оставался дома с детьми. В 60-х все мои друзья были так или иначе связаны с теннисом. Holiday Park был местом, которое привлекало сильнейших игроков штата. Я начала выигрывать турниры во Флориде в 11 лет, и уже скоро борьба и соревнования стали неотъемлемой частью моей жизни. Причина, по которой мне так быстро удалось выйти на высокий уровень, – каждодневные многочасовые тренировки. Ночью после школы под светом фонарей и по утрам и вечерам в выходные. Во Флориде можно играть на отрытом воздухе круглый год, что дало мне преимущество перед теми, у кого такая возможность была только пять месяцев в году. Я избежала травм и в детстве, и уже во взрослом возрасте во многом из-за того, что выросла на грунтовом покрытии – оно самое всепрощающее. Грунт помог мне отточить удары на задней линии и работу ног. Ещё он помог научиться конструировать розыгрыши, думать на корте – стратегически видеть, в какой угол мне нужно направить тот или иной мяч. Самое главное, что дало мне это покрытие – это чувство, что я терпеливее и устойчивее всех остальных. Я знала, что могу измотать моих соперниц, если буду гнуть свою линию и оставаться спокойной. После того как я начала выигрывать национальные турниры, в газетах меня прозвали Снежной Принцессой. Это было то время, когда игроки начали показывать свои эмоции на корте. Они не могли понять, что моя сила в другом – в стойкости духа. Я была больше слушателем, кем-то, кто наблюдал и хорошо фокусировался, но у меня были и «инстинкты убийцы». Тогда мы ещё играли деревянными ракетками, на грунте, поэтому в игре силы было не очень много. Когда я повзрослела, папа перестал подталкивать меня. Он почувствовал, что я сама уже могу отвечать за свои поступки. Для него всё это никогда не было вопросом денег. Он оставался директором в Holiday Park, пока ему не исполнилось 70 лет. В 1997 году центр переименовали в его честь. Моя мама была лучшей теннисной мамой, о которой только можно было мечтать. Она была спокойной и доброй и даже хлопала громче моим соперницам, чем мне. В начале 70-х все сходили с ума по Ивонн Гулагонг. Когда я обыграла её на одном из внутренних турниров, моя мама, которая уже была знакома с Ивонн, сказала после матча: «О, Ивонн, не переживай. В следующий раз ты её сделаешь». Вот такая была моя мама. Сегодня я живу в Бока-Ратон во Флориде. Мои родители живут в получасе езды, а братья и сёстры в 20 минутах. Моя теннисная академия в семи минутах от дома. Иногда, когда я здесь, могу неожиданно прийти на чью-нибудь тренировку. Не так давно я спросила у одной из новеньких девочек, на чью тренировку я пришла, кем, как она считает, я могу быть. «Какая-то женщина», — ответила она. У меня дома корт с покрытием, похожим на то, что используется на US Open. Недавно я играла с одним из моих сыновей – им 24, 21 и 19, — и после моего удара он спросил: «Это что, самый мощный удар, что ты можешь сделать, мам?» Я крикнула в ответ: «Слушай, я была первой ракеткой мира семь лет, имей совесть!» Вот, теперь я просто мама. И я обожаю это».