"За пять суток я присутствовал при отказе от власти двух государей"

Василий Шульгин — русский общественный и политический деятель, писатель, журналист, поэт. Это именно он принял отречение у императора Николая II. ТАСС поговорил о Василии Шульгине с его секретарем — публицистом, поэтом Николаем Брауном. "Василию Витальевичу было 87, мне 27, когда состоялось наше знакомство, перешедшее в дружеские отношения. При этом мы подружились семьями, состояли в переписке, встречались, работали над его статьями и подготовкой очередной книги. Отношения продолжились, несмотря на все препятствия того времени, до его ухода на 99-м году жизни", — рассказывает Николай Браун, личный секретарь Шульгина. "Здесь Шульгин, прилетай" Шульгин и Браун познакомились в Гаграх осенью 1965 года. К тому времени жизнь Шульгина не раз круто менялась: революция, эмиграция, арест в Югославии, депортация на родину, тюрьма, освобождение и даже участие в документальном фильме "Перед судом истории" Фридриха Эрмлера. Браун был выпускником Ленинградского института культуры, библиографом, распространял самиздат. Знакомство с Шульгиным было его мечтой. "Мой отец, известный поэт, отдыхал в Гаграх и позвонил мне в Ленинград. Он коротко сказал по телефону: "Здесь Шульгин, прилетай". На следующий день я был в Гаграх. Когда я увидел Шульгина, он был в курортном легком костюме и шляпе. Состоялся диалог, начатый мною, поскольку представить меня было некому. Так мы познакомились", — вспоминает Браун. Так Николай стал, как он сам выражается, "духовным внуком" Шульгина и его помощником. Тогда Шульгин писал книгу "Годы. Воспоминания члена Государственной Думы". "У нас на юге были каждодневные встречи, мы работали всерьез. Где-нибудь в тени, за столиком с чашечкой кофе, он диктовал, а я быстро записывал", — рассказывает Браун. Записал он и многие эпизоды из жизни. В следующий осенний сезон 1966 года работа продолжилась. Шульгин и Дума В 1907 году Шульгина, 29-летнего журналиста газеты "Киевлянин", избрали депутатом Государственной думы от Волынской губернии. Через некоторое время он прославился как превосходный оратор. При этом он не оставлял увлечение публицистикой: "Он даже подшучивал над собой, что у него графоманическая привычка записывать все то, что в его жизни происходит, хотя времени у него на это занятие почти не оставалось. Он писал по ночам, ему всегда не хватало бумаги, он писал с невероятной скоростью, а его почерк тех десятилетий даже трудно разобрать", — рассказывает Браун. Уже тогда политические взгляды Шульгина вполне сформировались — он называл себя националистом и правым монархистом, поддерживал Столыпина, считая его надеждой монархии. Впрочем, иногда Шульгин шел против своих соратников из числа консерваторов, как в деле Бейлиса. Это скандальное дело получило международную огласку: еврея Менахема Бейлиса обвинили в ритуальном убийстве студента Киево-Софийского духовного училища. Хотя улик против Бейлиса не было, на его виновности настаивали прокуратура, министр юстиции и многие правые консерваторы. "Шульгин выступил против этих обвинений, которые были бездоказательны. Как он считал, на такой основе, которая не имеет никаких доказательств и которая носит провальный характер, нельзя строить никаких обвинений", — говорит Браун. Результатом стало дело уже против него самого. Шульгина тогда приговорили к крупному штрафу за "распространение заведомо ложных сведений о должностных лицах". Еще одной чертой характера, уже тогда проявившейся в Шульгине, стала склонность к мистицизму, в духе которого он истолковал обрушение потолка зала Государственной думы 2 марта 1907 года. "Он думал, это знак, что может рухнуть монархия. И ровно через 10 лет, 2 марта 1917 года, в ходе Февральской революции он вместе с Гучковым отправился к императору, чтобы принять его отречение", — рассказывает Браун. Крах империи 2 марта 1917 года во время Февральской революции император Николай II, ставший крайне непопулярным на фоне военных поражений и тяжелого положения в стране, отрекся от престола. Документ об отречении приняли представители Государственной думы Гучков и Шульгин. Многие монархисты, по словам Брауна, потом не могли простить этого Шульгину и уже в эмиграции отказывались с ним разговаривать. "Я даже в шутку, когда мы подружились, спросил: "Василий Витальевич, подпись императора [на отречении] была всего лишь карандашом, а у вас что, карандашной резинки не было?" Мы шли тогда вдоль берега притихшего Черного моря. Он помолчал и сказал, это я навсегда запомнил: "Процесс отречения был заранее обдуман не нами, он был предрешен. Но при этом присутствовать должен был хотя бы один монархист. Я ведь опасался, что государя могут убить. И хотел быть щитом… ", здесь я привожу прямую речь Шульгина", — вспоминает Браун. Шульгин и Гучков, как и многие монархисты, надеялись, что если Николай уйдет и оставит власть сыну, цесаревичу Алексею, при регентстве младшего брата Михаила, то монархию удастся сохранить. Но Николай отрекся не только за себя, но и за сына, передав власть брату Михаилу Александровичу. Тот в свою очередь также отказался от власти. "Я пять дней не был дома, и за пять суток я присутствовал при отказе от власти двух государей", — передает Браун слова Шульгина о тех событиях. Гражданская война В ходе Гражданской войны Шульгин стал одним из идеологов Белого движения. Он активно участвовал в организации белогвардейских Вооруженных сил Юга России. Он жил в Екатеринодаре, затем в Одессе. Когда большевики заняли Одессу, Шульгин оставался в городе на нелегальном положении и руководил отделением тайной организации белых "Азбука", его едва не арестовали. "Когда он спасался бегством от чекистов, он решил пройти по карнизу дома и перейти из одного окна в другое. Он вылез, пошел по карнизу, но то окно, в которое он хотел попасть, было слишком высоко, и карниз в этом месте заканчивался. И силы заканчивались тоже. Он помолился и сказал, как ему подсказал внутренний голос: "Дайте руку!" Вдруг из окна, до которого он не мог дотянуться, появилась рука ребенка. Она помогла ему подняться, зацепиться за подоконник. Таким образом, жизнь его была спасена", — закончил Браун. В эмиграции Выбравшись из Одессы, Шульгин направился к войскам Врангеля в Крым, а после разгрома белых на полуострове — в эмиграцию, где стал зарабатывать на жизнь публицистикой. В это время многие бывшие белогвардейцы начинали симпатизировать итальянским фашистам и немецким нацистам. Шульгин заинтересовался Муссолини, но его сразу насторожила деятельность Гитлера. А в конце 30-х годов он написал письмо в германский генеральный штаб, в котором призывал не начинать войну с СССР. "Эта "религия" национал-социализма не подходит для Российской многонациональной империи", — приводит Браун слова Шульгина. После начала Второй мировой войны Шульгин, проживавший в Югославии, никогда не сотрудничал с нацистами. "Вопроса о коллаборации для него не существовало", — уверен Браун. В заключении После того как советские войска освободили Югославию, на имя Шульгина был выписан ордер на арест. Бывший депутат Государственной думы был арестован и оказался в советской тюрьме. "Более двух лет он содержался на Лубянке. Это были жестокие допросы. Чекистов НКВД, конечно, интересовало, чтобы Шульгин рассказал обо всех эмигрантских связях. Приговор был суровым: 25 лет тюрьмы", — рассказывает Браун. Шульгина осудили по знаменитой 58-й статье УК РСФСР (контрреволюционная деятельность). Через 12 лет он был освобожден по амнистии. "Ему, когда он сидел во Владимирской тюрьме, был сон — белый конь упал на землю, залитую кровью, и когда он проснулся, он решил, что это сон, посвященный Александру II, потому что он его любил как царя-освободителя. А по радио тюремному вскоре передали, что умер Сталин", — рассказывает Браун. Вновь на свободе После освобождения Шульгин сначала жил в Гороховце, затем во Владимире. В этот период он написал свои "Письма к русским эмигрантам". Оставаясь, по словам Брауна, противником советской власти, Шульгин пытался бороться с угрозой ядерной войны, которая тогда представлялась особенно реальной. "Он пишет, обращаясь к эмигрантам, чтобы они не поддерживали идею атомной бомбардировки Советского Союза. Его это волновало, он надеялся на то, что здравомыслящая часть эмиграции не будет поддерживать новую войну, что такой ценой, атомной войны и уничтожения СССР, мира не будет — будут беженцы, будет кровь, будет всеобщее уничтожение", — рассказывает Браун. Советское гражданство Шульгин так и не принял, антагонистом советской власти быть не перестал. "В конце 60-х я получал пенсию во Владимире для него, 200 рублей, по такому документу, который я видел впервые в жизни, — "Вид на жительство в СССР", зеленый паспорт с золочеными буквами", — отмечает Браун. Однако через несколько лет уже сам Браун был арестован за антисоветскую деятельность. Последняя их встреча состоялась на суде в Ленинграде, куда в качестве свидетеля сотрудники КГБ привезли Шульгина из Владимира. Прощание Следователи, в частности, утверждали, что Браун агитировал одного из бывших идеологов Белого движения против советской власти. "Это сейчас мы можем смеяться над этим", — говорит Браун. А тогда "судья спросила: "Каковы ваши взгляды на сегодняшний день?" Василий Витальевич сказал: "Такие же, как у подсудимого". Он тем самым подчеркнул нашу солидарность", рассказывает Браун. Прощаясь в суде, они понимали, что это навсегда. "У меня был впереди срок 10 лет. Процесс был закрытым, тишину никто не нарушал. Он смотрел на меня, и я, конечно, этого взгляда не забуду никогда, потому что это был взгляд, меня благословляющий на этот долгий путь как младшего единомышленника", — вспоминает Браун. "Безумный больной", а на самом деле — пророк Сегодня, констатирует Браун, наследие Шульгина по-прежнему актуально и достойно выпуска полного собрания сочинений. В своих поздних сочинениях Шульгин предсказал события рубежа XX–XXI веков. В частности, в повести, над которой они тоже совместно работали в Гаграх. "Повесть называлась "Новый Поприщин", это была идея, которую он заимствовал у Гоголя (Поприщин — герой произведения "Записки сумасшедшего" — прим. ТАСС). Поприщин — это такой персонаж, который под видом "безумного больного" говорит то, что думает на самом деле. И вот Шульгин решил, что самое время стать новым Поприщиным. Эта идея пришла к нему еще до Владимирской тюрьмы, в эмиграции," — рассказывает Браун. "Диктуя мне эту повесть, он буквально провидчески предсказал все то, что должно случиться. Он предсказал объединение Германии, разрушение Берлинской стены, изменение коммунистической идеологии на нечто другое, на поиски некоего третьего пути и изменение принципов той социалистической собственности, которая была в течение 80 лет в СССР. В этом произведении Шульгин предстал для меня очевидцем грядущего", — поясняет Браун. Также при взгляде в будущее Шульгин касался перспектив бурного развития техники. По словам Брауна, оно пугало его. "Он еще предвидел невероятные успехи техники, в том числе военной, которые поставят человечество на грань смертельного риска, когда техника может захватить инициативу, стать демоном войны, двигателем человеческой истории, а сам человек с его интеллектом может оказаться управляемым этой техникой", — завершил Браун. Константин Крылов​