Боярский, Лурье и Мигицко о любви к «Зениту»

Петербургский футбольный клуб сегодня, 25 мая, отмечает день рождения. В честь 93-летия сине-бело-голубых мы публикуем отрывки из альбома «"Зенит" – моя любовь», в котором в своих чувствах к команде и игре признаются известные болельщики. Мы выбрали самые интересные отрывки из монологов Михаила Боярского, Ивана Краско, Сергея Мигицко, Льва Лурье и Андрея Хлобыстина. Иван Краско Актер впервые побывал на матче «Зенита» еще в 50‐х, дружил со Львом Бурчалкиным и Павлом Садыриным, поздравлял чемпионов 1984 года от имени Петра Первого, а сейчас продолжает следить за выступлениями команды даже во время своих спектаклей. Я считаю себя коренным болельщиком. Это значит, что я хожу на стадион не ради пиара и не для того, чтобы покуражиться. «Коренной» в моем понимании – это то, что я с детских лет привержен гонке с мячом и понимаю, что это такое. Когда я был мальчишкой, в парке любимых Вартемяг носились мы до изнеможения. Корова шлепнула в одном месте, в другое мы сами принесли – вот границы ворот. Когда я об этом рассказывал актеру Сереге Дрейдену, он шутил, что границы эти были «от добра до добра». Играли мы и когда я был курсантом, в том числе в старших классах школы: нас учили по программе Нахимовского училища. Мячи тряпичные делали сами, перетягивая тряпье шпагатом и добиваясь более-менее круглой формы. Получались они иногда тяжелые, иногда легкие – в зависимости от того, какой материал удавалось добыть. А когда появился мяч с камерой и покрышкой, это была революция! Как мы колдовали над ним, зашивая дырки и прорехи, образовавшиеся в ходе игры! На стадион я впервые попал еще курсантом. Ходил и на Кирова, и на Ленина, который теперь «Петровский». Захожу как‐то на трибуну, там Миша Боярский, как всегда, стоит у губернаторской ложи. Кричит: «Иван, иди ко мне». – «Миша, у меня билет не сюда». – «Все равно иди». Пришел, смотрим вместе. И когда мне показалось, что арбитр ошибся, я закричал: «Судья, наденьте очки!» Громогласно так получилось. Миша: «Какие очки? Да еще на „вы”! Судье надо другое кричать! Иди на свое место!» «Михаил Сергеевич, – отвечаю, – по части боления я признаю вас наставником на всю оставшуюся жизнь. Можно я здесь останусь?» – «Можно, но болей как надо!» Понятно, что это озорство, хулиганство. Но это и есть атмосфера стадиона. Сергей Мигицко Актер познакомился с «Зенитом», когда приехал в Ленинград из Одессы поступать в Театральный институт и впервые попал на стадион имени Кирова. Так одним болельщиком у команды стало больше. Теперь на «Петровском» есть персональное кресло Сергея Григорьевича (на нем висит табличка «одессит»). Футбол был моим любимым развлечением с детства. Помню, лет в десять, у меня была деревянная разлинованная доска с маленькими воротиками, мячиком, сделанным не помню из чего, и я сам с собой проводил чемпионаты каких‐то несусветных команд из несусветных городов и стран. Я часами гонял этот мяч и сам же комментировал. Футбол так прочно засел в моей голове, что у меня вся квартира, вся гримерка были обклеены постерами, фотографиями, вырезками. Эта коллекция у меня до сих пор хранится. Вот так вот я любил и люблю футбол, и собираюсь еще долго любить. Вообще‐то я приехал в Ленинград болельщиком «Черноморца» и СКА – одесской военной команды, команды моего папы. Но вот однажды – точную дату не назову, но помню, что в команде играл Павел Федорович Садырин, – я пришел на стадион имени Кирова, на этот огромный семидесятитысячник, увидел аншлаг, увидел, как кипят страсти на поле и на трибунах! Я был очень взволнован, меня это буквально поразило. И с тех пор стал туда захаживать. В первый раз мы с Боярским поздравили «Зенит» в жанре капустника в 1984 году, когда наш клуб стал чемпионом СССР. Пели песню о болельщике: Пускай невзрачен он на вид, Но без него ничто «Зенит», – Простой советский ленинградец, Что ночью за билетами стоит. На стадион я прихожу, чтобы оставить где‐то там все свои мысли – домашние, рабочие. Чтобы на время забыть свои тексты, которые у меня в голове друг друга опережают, чтобы вышвырнуть их и предаться страсти. Знаете, я ведь всегда представляю себя там, рядом с ребятами, двенадцатым игроком. Мне много лет, а я все мальчишествую. Бегаю с парнями, открываюсь, чувствую себя членом команды. Если она выигрывает, у меня потом несколько дней все получается, если проигрывает – меня лучше не кантовать. Михаил Боярский Актер театра и кино, снявшийся в огромном количестве фильмов и сериа­лов, певец и телеведущий болеет за «Зенит» много лет и редко пропускает домашние матчи. В 2007 году Михаил Сергеевич заявил, что если любимый клуб станет чемпионом, он не будет расставаться с сине-бело-голубым шарфом целый год, и обещание сдержал, появляясь в зенитовской «розе» даже на официальных приемах. В детстве мы с другими мальчишками шли на откровенно рискованные приключения – лазили по заброшенным катакомбам, забирались на крыши домов по пожарным лестницам, ходили по первому льду. Но и в футбол играли постоянно. В любое время, в любом месте – во дворах, в школе на переменах. Мы гоняли мяч, а учителя гоняли нас. Тогда же, во второй половине 50‐х, папа впервые привел меня на стадион. «Зенит» играл со «Спартаком», уверенно выиграл, а я все не мог понять, почему одного из футболистов соперника болельщики называют гусем – оказалось, такое прозвище было у Игоря Нетто. Невероятный шум переполненного стадиона, сумасшедшие эмоции взрослых мужиков – ко всему этому я относился с большим интересом. Футбол – это страсть, а на стадио­не ты попадаешь в другой мир. Это как в баню с мужиками сходить. Здесь особые разговоры, здесь все равны, здесь прекрасная компания и на два часа ты свободен от житейских проб­лем. Я человек азартный, но эмоции во время матча стараюсь контролировать. Особенно после того, как пару раз сорвал голос и играл спектакли охрипшим. Многие актеры составляют расписание своих спектаклей с учетом календаря футбольных матчей. Я из их числа, но иногда накладки все же случались. В таких ситуациях либо Мигицко по телефону счет узнавал, либо мы маленький телевизор в гримерку ставили. А однажды нам назначили спектакль, когда «Зенит» принимал в полуфинале Кубка УЕФА «Баварию». Мы с Серегой долго думали, что делать. В итоге договорились со знакомым милицейским начальником, что нам предоставят машину с мигалкой, спектакль начали раньше и сократили антракт. Успели на стадион вовремя, все голы увидели! Многие актеры из тех, кого я знаю, – болельщики других команд. Никакого антагонизма между нами нет и быть не может. Дружеская пикировка – это максимум. Когда на «Петровский» приезжают те же москвичи и садятся рядом со мной, я знаю, что мы найдем общий язык. Неважно, за какую команду ты болеешь, важно, что ты болеешь за футбол. Лев Лурье Историк и культуролог начал ходить на футбол с десяти лет, а за годы журналистской работы не раз писал о «Зените» как о феномене городской жизни. Вера в казавшуюся чудом победу над именитыми клубами из Москвы или столиц союзных республик в Ленинграде объединяла самых разных людей. И для тех, кто пережил войну и репрессии, стадион был тем местом, где можно было ощутить себя почти свободным. Я не помню точно, как заинтересовался футболом, видимо, в детстве сам играл в него и слышал волшебное слово «Зенит». Мои родители болельщиками не были, но поскольку относились они ко мне хорошо, то давали мне возможность бывать на стадионе. Ходить туда я начал в 1960‐м вместе со знаменитым специалистом по истории старообрядчества Владимиром Ивановичем Малышевым и его приятелем, тоже профессором, фольклористом Борисом Путиловым. Вообще же очень многие из тех, кто пережил сталинское время, например Шостакович, были страстными почитателями футбола – стадион был единственным местом, где тебе никогда ничего не впаривали об ударниках и колхозниках. Когда я пришел на футбол, все уже привыкли к тому, что «Зенит» проигрывает. Все это напоминало отношение публики в маленьком городе к труппе своего провинциального театра. Каждый помнит, что эта актриса, играя Джульетту, однажды потеряла туфлю. А сейчас она играет Катерину в «Грозе» и обуви не теряет никогда – молодец. Футболистов обсуждали, как персонажей комедии дель арте, определяли их как типажи: Востроилов, Дергачев, Николай Рязанов. Рязанова осуждали, но и восхищались им – так выпить любит, а вот смотрите, даже играет! Со временем боление за «Зенит» превратилось в городской психоз – попытку выиграть в заведомо провальном соревновании с москвичами, киевлянами, тбилисцами. Мы могли бы победить в балетном конкурсе, на кинофестивале, в игре «Что? Где? Когда?», в решении олимпиадных задач по математике или в военно-морском сражении. Но почему‐то эмоционально зависели именно от футбола. Футбол был ритуальным занятием, чем‐то родственным рыбалке или выезду на шашлыки. Это было удовольствие для мужчин, вырывавшихся из семейной жизни, чтобы встретиться с приятелями. Долгое время прямо на стадионе работали буфеты со спиртным, к тому же все приносили с собой бутерброды с «Любительской» колбасой, завернутые в газету, и какуюто выпивку в небольшом количестве. Все это разворачивалось в перерыве под солидную беседу. За игрой следили, но не скажу, что так уж пристально. Кричать тогда было позволено только «судью на мыло». Даже «молодцы», «давай гол» или «Зенит» скандировать еще не умели. Но зрелище все равно было сильным – на огромном стадионе собиралось как минимум 50–60 тысяч человек. Поход на стадион Кирова был долгим путешествием, настоящим приключением. Надо было ехать до кольца на забитом трамвае и оттуда два километра пилить по Батарейной дороге. От метро «Петроградская» идти приходилось уже километров пять или шесть. По пути можно было остановиться: старшие офицеры заходили в ресторан «Приморский», который в городе звали «Чванов» – по дореволюционному названию, у народа попроще были свои заветные точки. При этом велись бесконечные футбольные разговоры. То есть день матча был таким огромным мальчишником. Стадион – в известном смысле антимир, где смягчаются правила приличия, действующие на улице, а социальные различия частично стираются. Со временем это становилось, может быть, чуть менее значимым. Но могу сказать, что в хрущевское время, когда я только начал ходить на футбол, а тем более раньше – при Сталине – это было особенно важно. Стадион и тогда воспринимался как территория свободы. Андрей Хлобыстин Художник и историк искусства в детстве начал иллюстрировать книги своих родителей-археологов и профессионально рисовать в экспедициях, путешествуя от Средней Азии до Заполярья. В родном городе будущий ученый секретарь Новой академии изящных искусств Тимура Новикова занимался спортивным туризмом и хоккеем, а после школы играл в футбол вместе с друзьями – хулиганами с Поклонки и Мототрека. В нашем городе, как бы банально это ни звучало, футбол и поддержка «Зенита» являются единственным универсальным способом самоидентификации. Именно наша команда объединяет людей разного уровня образования, профессий, возраста и так далее. Проблемы в футболе такие же, как в искусстве. Здесь остро встают вопросы чести и чувства собственного достоинства. Либо ты становишься работником индустрии, выдаешь продукцию, которая при этом отторжена от тебя, либо ты своим делом живешь. Ты можешь манипулировать или сопереживать – реальное творчество обязательно требует второго. Мне кажется, что в петербургском футболе присутствует анархический дух. Но отсюда и любовь к творчеству, к красоте. Некоторые виды спорта тесно соприкасаются с импровизационными видами искусства, в которых очень многое зависит от душевного состояния. И футбол, особенно петербургский, являет собой очень яркий пример такого вида творчества. Например, как только мы начинаем ощущать, что нам нет равных в российской лиге, мы тут же крепко получаем. И это очень важно! Потому что в том числе и такие удары позволяют нам сохранить себя. Я сам не очень‐то разбираюсь в тактических схемах. Иногда удивляюсь, что мы, оказывается, «держим центр поля». Не всегда могу уследить, как футболисты ловко меняют позиции. Я воспринимаю игру сугубо эмоционально. Мне вообще кажется, что, обладая определенным техническим, если хотите, художественным арсеналом, игрокам важно сохранять задор – именно этого прежде всего и ждут болельщики. Мы ведь ассоциируем себя с футболистами, и, если они смогут выплеснуть наши эмоции в игре, нам не придется выплескивать их самостоятельно, срываться на женах, детях, работодателях и подчиненных – мы выйдем со стадиона спокойными. А это и есть счастье.