Фотограф Фельдман: "За время чемпионата мира проехал 20 800 километров, дома спал всего несколько раз"

Известный фотограф Евгений Фельдман в течение всего чемпионата мира радовал читателей портала "Евро-футбол.ру" своими снимками. За время турнира он посетил 24 матча в 11 городах! Белла Гаургашвили встретилась с Евгением Фельдманом, чтобы услышать много интересных историй о прошедшем мундиале. За время чемпионата мира проехал 20 800 километров — Ну что, сумел отойти от чемпионата мира? — Я наделся отоспаться, но пока не очень получилось, так как на финале залило технику. Теперь приходится большое количество времени проводить в сервисах, где чинят фототехнику, ноутбуки и прочее. А еще мы готовим журнал. После чемпионата началась основная фаза работы над ним: мы выбираем обложки, хотя верстали их на протяжении всего турнира. Изначально у нас было под сорок вариантов, поэтому нужно было выбирать. — Значит, отдохнуть тебе пока не удалось? — За четыре недели я спал дома дважды, а за эти три дня трижды — так что все нормально. — 10 из 11 городов! 14 матчей только на групповом этапе, 24 — в сумме! Как это вообще возможно? Как ты все успевал? — Это было простым следствием одного принципа, которым я всегда руководствуюсь, — стараюсь работать поменьше, но если к чему-то приступаю, то тружусь все время, чтобы потом не было мучительно стыдно. Так получилось, что я на чемпионате мира совсем не собирался работать. Более того, уже покупал билеты на ранних стадиях, когда мне написал главный редактор вашего сайта Константин Евграфов и предложил снимать турнир. Естественно, я согласился. Примерно в этот момент стало понятно, что раз у меня есть возможность увидеть чемпионат мира, то нужно увидеть его максимально полно. Даже если я не буду спать и не появляться дома месяц! Зато потом, после турнира, придет осознание, что я выжал все, что мог. Да и увидеть чемпионат мира было моей мечтой. У меня и раньше было много проектов, сложно организованных с точки зрения логистики, поэтому я примерно представлял, как оптимизировать график. Скажем, мне очень хотелось попасть на матч сборных Аргентины и Исландии, который довольно рано днем начинался в Москве. Предыдущим вечером в Екатеринбурге у меня был поединок Уругвая и Египта. Туда добраться довольно легко: после матча открытия между Россией и Саудовской Аравией я долетел до Перми, куда поток людей был гораздо меньше, что позволяло неплохо сэкономить. Там уже пересел на поезд до Екатеринбурга. После матча я уехал вновь по железной дороге в Тюмень, оттуда улетел в Москву. Поскольку ты летишь на запад, то много времени не тратишь: сел в самолет в восемь часов утра, приземлился — в девять. Это позволило спокойно успеть на игру. — Это один из твоих самых сложных маршрутов? — Я часто так делал. Были две дикие истории. Во-первых, когда я с матча 1/8 финала в Нижнем Новгороде пытался на следующий день попасть в Самару. Пять лет назад я много работал в Кирове и в тот период хорошо оценил интенсивность движения по Транссибу. Было понятно, что из Нижнего на восток можно ехать когда угодно. Я стал искать города, откуда есть рейс утром следующего дня в Самару. Как раз из Кирова был самолет, который немного смутил меня своим внешним видом. Оказалось, что это «авиамаршрутка», которая летит довольно низко, и в которой всего семнадцать посадочных мест. Так я ещё не летал pic.twitter.com/H7x5ZcNoiY — Feldman (@EvgenyFeldman) July 2, 2018 — Когда увидел этот самолет, не передумал лететь? — Я достаточно часто летал из аэропорта Кирова, который никогда не переставал радовать меня своей спецификой. К чемпионату мира появилось много хороших аэропортов, но кировский продолжает давить на ностальгию. Одним словом, это был самый стремный перелет на моей памяти. И все же еще жестче логистика у меня была, когда я из Сочи после матча Германия - Швеция пытался попасть в Нижний Новгород на Англия - Панама. Сначала бегом от стадиона: через два часа после финального свистка я должен был сидеть в самолете, который летел до Москвы. Приземлившись, заскочил домой на двадцать минут, чтобы поменять батарейку в камере и переодеться, а потом с вокзала поехал на поезде до Владимира, где меня подобрали знакомые на машине и довезли до Нижнего. — Пытался посчитать, сколько ночей ты провел в поездах и вообще в пути? — Знаю, что за время чемпионата мира проехал 20 800 километров. А ночи не считал, дома спал всего несколько раз. — А в каких-то городах оставался на ночь? — Один раз — в Сочи. Как раз после матча Россия - Хорватия. Так получилось, что у меня на эту игру было куплено четыре билета — для меня, жены, друга и отца. На следующий день после поединка был перерыв, поэтому мы заранее сняли гостиницу, а так — это лишние расходы. — За время турнира случились какие-то форс-мажорные ситуации? — Это удивительно, но ни разу ничего не произошло — я не перепутал самолет, не опоздал, да и самолеты летали почти по расписанию. Один раз в Калининграде и Нижнем я ночевал на "вписках", кстати. Спасибо тем, кто меня принимал. — Ты писал в соцсетях, что в Чебоксарах твой водитель чуть не заснул. Куда вы направлялись и как в итоге добрались? — Это было после матча Бразилия - Бельгия в Казани. На следующее утро мне нужно было успеть в Сочи. Еще в мае, когда я просчитывал дорогу, было понятно, что из Казани я не смогу улететь, стал искать варианты с близлежащими городами. Весь прошлый год я провел в поездках по стране, и оказалось, что есть довольно много неизвестных аэропортов, в которых есть довольно много неожиданных рейсов — как тот из Кирова в Самару. Из Чебоксар нашелся самолет с пересадкой в Москве, летящий в Сочи. Дальше, понятное дело, встал вопрос, как добраться до Чебоксар. Был автобус, который из Уфы ехал до Ярославля. В три ночи он прибывал в Казань, а затем отправлялся в Чебоксары. Однако с ним не сложилось, поэтому единственным вариантом было вызывать … «Яндекс.Такси», и тут началось! Сначала очень долго я не мог вообще заказать машину. Водители, видя дальний маршрут в один конец, сбрасывали запрос. В конце концов приехал парень, который согласился меня везти. Времени у меня практически не оставалось, только мы двинулись, как он выдает: «Ехать-то в Чебоксары долго, а я всю предыдущую ночь не спал». Думаю: «Ну, приехали». Добираться нам три часа, а я всю прошлую ночь сам провел в поездах, поэтому планировал поспать. Вместо этого все время в пути я провел в нервном переглядывании со спидометра на дорогу. Несмотря на то, что мы всю дорогу вели разговор, чтобы я мог регулировать его состояние, в какой-то момент я почувствовал, что он все-таки засыпает. В итоге я его уговорил остановиться, чтобы он смог немного отдохнуть. Пока он спал, я ждал — нужно было вовремя его разбудить. Просил полицейских не забирать парней, которые сами на меня жаловались — Сколько тебе стоил месяц чемпионата мира? — Я считал бюджет постфактум, получилось примерно 108 тысяч рублей. Это сумма, которая ушла на транспорт и гостиницу в Сочи, без учета довольно дорогой логистики внутри городов на такси. Работа ФИФА с журналистами была устроена таким образом: утром по приезде в город ты отправляешься на стадион, который обычно находится на отшибе, чтобы взять билет в очередь на получение билета к полю. Потом ты едешь в город снимать болельщиков, затем возвращаешься на стадион. Короче говоря, я еще не считал, но думаю, что только эти разъезды стоили мне 6-7 тысяч. — Ты выпускаешь фотокнигу о чемпионате мира. Эти средства окупят твои затраты? — Я надеюсь. Мы примерно эту сумму высчитывали как цель нашей краудфандинговой кампании. Понятное дело, что какие-то расходы мы можем прикинуть заранее — плату дизайнеру и редактору, налоги, стоимость печати, но сверх этого есть и траты, которые появлялись в процессе. Например, я покупал специально к чемпионату мира объектив; есть ноутбук, который у меня утонул на финале. Поскольку сбор идет хорошо, думаю, мы соберем чуть больше обозначенной суммы, как раз и покроем все расходы. — Почему краудфандинг, а не большое издательство? — Две причины. Во-первых, мой первый альбом был посвящен событиям на Майдане и в Донбассе. Я печатал его осенью 2014 года, и у меня не было иллюзий насчет того, что можно найти издательство в России, которое позволит выпустить его таким, каким я его вижу. Либо это будет ангажированное издательство, которое будет пытаться привнести туда ту или иную адженду, либо, наоборот, какое-то обычное, которое будет сглаживать углы и не решится опубликовать то, что нужно, чтобы история до конца оставалась честной и полной. Поэтому я запустил краудфандинговую кампанию, которая неожиданно принесла в четыре раза больше условно необходимой суммы. Книжный рынок устроен довольно странным образом. Второй альбом, посвященный жизни и предвыборной гонке в Америке, мы также делали при помощи краудфандинга, а оставшийся тираж реализовали в магазинах. Эта книжка продается на Озоне и стоит 2800 рублей, из которых я получаю 900, при этом себестоимость печати составляет 1100. В рамках краудфандинговой кампании — фактически предзаказ — такую книгу можно купить за 1500–1600 рублей, и эта цена устроит всех, а деньги не уйдут не пойми кому. Но важно и другое: возможность диалога. Я хорошо знаю 50-60 человек, которые поддерживают чуть ли не все мои кампании, более-менее представляю имена еще пятидесяти. Я лично переписываюсь с теми, кто заказал доставку, сам выдаю книги. Таким образом я аккумулирую вокруг себя людей, которые готовы поддержать мои проекты, которые понимают, для чего они нужны. Такая возможность контактировать со своей аудиторией мне важна сама по себе. Но при этом никто не может мной манипулировать. Концепция моего взаимодействия с аудиторией близка к тому, о чем поют мои друзья из российского панк-рока: «Покупая билет, ты не покупаешь меня». Впрочем, и покупать журналистов и блогеров чаще пытаются институции куда большие, чем их зрители. И хорошо — с этими институциями я никак не пересекаюсь. — В каком из городов, принимавших чемпионат мира, тебе понравилось больше всего? — Москва — самый лучший город на свете, чего уж там! Понимаешь, у меня был довольно специфический график и ритм, а организация не очень хорошо заточена под фотографа, который будет четыре раза заходить и четыре раза выходить со стадиона. В этом отношении во многих городах организация ужасно бесила. Скажем, в Саранске к стадиону ведут два моста: один пешеходный, второй — транспортный. Пешеходный в день матчей был вообще перекрыт, а транспортный доступен только для пешеходов. При этом пешеходный мост был максимально далек от входа для журналистов, и идти нужно было не вдоль стадиона, а по внешнему периметру безопасности. Я даже считал расстояние: путь в один конец — полтора километра. Я этот путь за один день прошел шесть раз, из них четыре — с пятнадцатью килограммами техники за плечами. Поэтому именно с этой точки зрения мне этот город совсем не понравился, хотя в целом он классный и чистый. Я ожидал намного худшего впечатления. Примерно такая же проблема в Сочи. Мне казалось, что в городе, где проходила Олимпиада, должно быть отточено взаимодействие с журналистами, но нет! Ты выходишь из пресс-центра и, чтобы снова попасть к людям, должен идти двадцать минут в один конец. При этом все расположено довольно близко, но какие-то глупые заборы, рассекающие какие-то бессмысленные зоны внутри стадиона, которые и так отсечены от общего пользования, удлиняют путь. Да и выглядит все это достаточно абсурдно. Мне очень понравились и организация, и стадион в Казани. Он, правда, не очень удобно расположен относительно центра города, но в зоне у стадиона все было здорово: близко подпускали такси, быстро можно было попасть в зону работы для СМИ, а еще ходил комфортный трамвай до вокзала. Совершенно потряс стадион в Калининграде! Я был там всего один раз на матче Англия - Бельгия. Издалека этот стадион выглядит странно, даже напоминает слегка банальный торговый центр, а вблизи и днем, и ночью какая-то фантастика. Я был совершенно взбудоражен, даже пожертвовал ужином, чтобы лишние полчаса поснимать арену. Геометрия, текстура и какая-то степень абстрактности в этом фасаде завораживает. Среди всего, построенного в России за последние десятилетия, одно из самых удачных зданий. В Екатеринбурге было все неплохо организовано. Вообще, этот город для меня — открытие последних нескольких лет. Екатеринбург поразил меня своей столичностью, небоскребами, интенсивной культурной жизнью. Да и арена, где в такой банальный советский круглый стадион вставлена огромная коробка, сделанная из перфорированного металла, выглядит потрясающе! Арена в Екатеринбурге — идеальный пример с одной стороны нежного, а с другой — современного отношения к старой, далеко не самой удачной архитектуре. — Удалось ли тебе почувствовать в городах, в которых ты побывал, атмосферу праздника? — По-разному. В тот же Калининград я прилетел за два часа до матча. Единственное, что успел, — в панике позвонить в пресс-центр, предупредить, что приду. Сильнее всего я проникся Москвой с ее Никольской улицей и Нижним Новгородом. Так получилось, что в Нижнем я побывал три или четыре раза, а Аргентина - Хорватия — один из крутейших матчей за весь турнир. На главной улице был крутой расколбас — аргентинские и хорватские болельщики классно взаимодействовали друг с другом: нашли жестяную бочку и полено, чтобы отстукивать ритм для песен, потом предложили полено оппонентам, потом вместе танцевали и пели вокруг болельщика в инвалидном кресле. Правда, в один из следующих приездов в Нижний я стал участником одной не очень приятной истории. Я фотографировал англичан, которые пытались склеить себе девушек легкого поведения… — Об этой истории, пожалуйста, поподробнее! — Я искал сюжет о том, как девушки знакомятся с иностранцами, и наткнулся на этих ребят. Поначалу ни девушек, ни самих англичан не смущало то, что я их снимаю, но потом парни взъелись, стали пытаться отобрать у меня камеру и аккредитацию, мол, я нарушаю их права. Тут они увидели полицейских. Но те не знали английский, поэтому переводить пришлось в итоге мне самому. Я говорю: «Эти парни говорят, что я нехороший человек, потому что фотографирую их». Полицейские были слегка в недоумении. Согласитесь, странная ситуация — ребята позвали представителей порядка, чтобы пожаловаться на меня, притом что они сами несколько минут назад снимали проституток. Когда полицейские поняли, что англичане виноваты, они решили забрать их. Тут уже я начал думать: «Ну, выпили, ну, идиоты, а вот сейчас их заберут, и непонятно, что с ними будет в нижегородской полиции. Это не самая лучшая полиция в нашей стране». Тогда я стал просить полицейских не забирать этих парней, а просто проконтролировать, чтобы мы разошлись разными путями. Полицейские согласились, мы все разошлись своими дорогами. Однако через 10-15 минут англичане нагнали меня. К счастью, пригрозив депортацией и другими нерадужными последствиями, я смог от них избавиться. Жить так, как мы жили все в этот месяц, можно и нужно — В целом насколько Россия справилась с чемпионатом мира? Турнир удался? — У меня много раз менялись мысли по поводу того, как бы я смог ответить на этот вопрос одним словом. С точки зрения общей организации — безусловно. С точки зрения локальной организации — не очень, потому что слишком много было косяков, по крайней мере в отношении журналистов. Мало кто знал, где нужный вход, указывали на неверные шаттлы, ввели странные правила (журналистам запрещалось делать фотографии на телефон, в отличие от болельщиков. — Прим. ЕФ). В глобальном отношении все получилось очень классно. Благодаря или вопреки организации — черт его знает. Возможно, срезонировала толпа в полтора миллиона иностранцев, приехавших в Россию, которую они немножко опасались. Вчера прочитал историю о том, как француз, напуганный рассказами о том, что их в России не любят из-за того, что они борются с нами в Сирии, первое время выдавал себя за болельщика Швейцарии. Даже флаг купил, но потом расслабился. Мне кажутся нелепыми рассуждения о том, что это был лучший или не лучший чемпионат, когда речь идет про атмосферу. С точки зрения атмосферы для бразильцев (до полуфинала с Германией, ха) лучшим был домашний чемпионат, а для южноамериканцев лучшим был чемпионат мира 2010 года, для немцев — 2006 года. Да, для нас с точки зрения атмосферы, с точки зрения человеческого взаимодействия это было нечто новое и совершенно потрясающее. Я надеюсь, что это станет фундаментальным поворотом для нашего города, для нашей страны. Чувствую, что сам улыбаюсь людям в метро, которые смотрят на меня, хотя я довольно угрюмый чувак, который постоянно слушает музыку и не проявляет излишней доброжелательности к окружающим. Вся эта атмосфера очень сильно расслабила. Возможно, со временем это все пройдет. Грандиозное следствие в том, что в России, где только 25 процентов населения имеют загранпаспорта, десятки тысяч человек получили опыт общения с иностранцами, увидели, что у англичан, мексиканцев, французов, хорватов нет рожек на головах, что с ними можно найти общий язык. Даже я сам, хоть и много путешествую и могу назвать себя достаточно открытым человеком, в какой-то степени продвинулся в восприятия людей как одинаковых. Как еврей, я довольно сложно отношусь к иранцам, поэтому старался с ними пообщаться. Я им даже говорил, что плохо отношусь к их властям, на что они мне все отвечали: «Да мы сами плохо относимся к нашим властям». Социологической выборкой это не назовешь. Я уверен, что среди условно десяти тысяч приехавших иранцев в Россию есть м***ки. Среди пятнадцати тысяч египтян есть м***ки. Они есть и среди 145 миллионов россиян, которые их принимали. Но почти все, с кем мне удалось пообщаться, отличные люди, вне зависимости от их национальности, вероисповедания, даже независимо от легких предрассудков, с которыми я мог к ним подходить. — Во многих СМИ сейчас говорится, что чемпионат мира — это заслуга Путина. Как ты к этому относишься? — Это, безусловно, не всецело его заслуга. Это в какой-то степени его заслуга, но эта степень не очень большая — и ограничивается влиянием на победу при выборе страны-хозяйки. Мы все видим баннеры на улицах нашего города о том, что "Эту дорогу построила “Единая Россия”. Но мы прекрасно знаем, что дорогу построила не партия, а те из нас, кто платит налоги. Поэтому получается, что чемпионат мира также заслуга меня как налогоплательщика, тебя как налогоплательщика, парня за соседним столиком и так далее. Можно ли говорить, что если чемпионат мира — это заслуга Путина, то разрушавшаяся возле стадиона дорога в Нижнем Новгороде — это косяк Путина в такой же степени? Наверное, да. Перевешивает одно другое? Наверное, да. Но мы пока не можем оценить коррупцию. Я никакой не политический активист, наоборот, как раз считаю, что когда власть делает что-то хорошее, то об этом нужно говорить. Иностранцев не вязали на Никольской за распитие спиртных напитков — это хорошо. Решение пускать в Россию по FAN ID до конца года — это хорошо. И за это не то чтобы нужно говорить спасибо, но это определенно движение в правильном направлении. В целом сам по себе чемпионат мира — это движение в правильном направлении. Если после него эту атмосферу свободы, открытости, коммуникации получится закрепить, то это станет очень большим скачком для страны. Невозможно жить в крепости и быть счастливыми. А жить так, как мы жили все в этот месяц, можно и нужно. Если власть устоит перед искушением посадить Pussy Riot, это будет очень хорошо. Как бы вы к ним ни относились, нет оснований, чтобы желать им зла. В глобальном смысле, выбежав на поле, они никому не причинили вреда. — Но насколько это было уместно в тот самый момент? — Я в финале болел за Хорватию, поэтому меня это немножко расстроило из-за того, что была сорвана атака, — это раз. Два — было очень интересно наблюдать за иностранными коллегами, которые пришли в невероятное возбуждение, потому что все были уверены, что это полицейские. На самом деле, если бы это были настоящие полицейские, которые, скажем, семь лет назад устроились в полицию, чтобы именно в этот день выбежать на поле, история получилась бы намного круче. Возвращаясь к вопросу — я не отношусь к этому негативно, но в то же время я не восхищен тем, что произошло. Техническая подоплека этой акции — возможность выйти на поле в форме даже при трех кордонах стюардов и всей этой бесконечной охране — выглядит интереснее и красивее самой акции. — Как ты относишься к фразе «Спорт вне политики»? — Мне кажется, что это утопия и лицемерие в высокой степени. Несчастного Виду критикуют люди, с гневом взмывающие руки к небу и говорящие: «Как же так? Ведь спорт вне политики!» А сами они в то же время дружат с Глушаковым, который фотографируется в майке с Путиным. Где граница, мне непонятно. Тогда требуйте от своих друзей-спортсменов быть вне политики. В противном случае не нужно возмущаться из-за того, что кто-то высказывает мнение, с которым вы не согласны. Даже нельзя сказать, что Вида сделал какую-то глупость, переслав что-то друзьям. Друзья его поступили глупо, даже подло. Мне бы хотелось, чтобы спорт касался политики на уровне каких-то курьезов, каких-то мелких психологических историй типа «зонтика Путина» больше, чем «Э-ге-гей, мы победили немцев, как в 1945 году». Это очень мерзко. Когда спорт касается политики, но центральным остается спорт — окей, когда наоборот — нет, спасибо. Через объектив можно структурировать восприятие игры — Хочу поговорить с тобой о специфике работы фотожурналиста на таких крупных мероприятиях, как чемпионат мира. Вас, фотографов, несметное количество, вы сидите рядышком — и, как итог, делаете одинаковые снимки. Как в таких условиях сохранить оригинальность? — Никак. Оригинальность начинает появляться в тот момент, когда ты пытаешься смотреть за пределы своей фотопозиции. Иногда, очень редко, на футболе получается снять что-то оригинальное наподобие моих коллективных портретов с трибун — кадров, заполненных болельщиками одной из стран в ключевой момент матча, снятых так, что в печати будет видна реакция каждого из них. По большому счету все, что сфотографировано во время игры, более-менее снято всеми одинаково. И не факт, что мной это сделано хоть в какой-то степени лучше, потому что это не основная моя специализация. Но сила моей истории — в ее полноте, футбол — лишь четверть снятого. — Хорошо, но вот куплю я твой журнал с фотографиями чемпионата, а в ней часть фотографий подобна тем, что я могла бы найти в архиве любого спортивного издания. Что должно мотивировать меня приобрести эту книгу? — Наша сила — это единство формата, редактуры, контента, дизайна. У нас компактная команда, и мы начинаем работать над итоговым видом журнала в тот момент, когда еще и первый кадр не снят. Футбольные фотографии, действительно, часто повторяются у разных авторов — поэтому их мы будем собирать, находя сюжеты внутри каждого матча. Например, матч сборной Аргентины и Франции — заочное соперничество Мбаппе и Месси, нового и старого. А где-то мы будем фокусироваться на Модриче — сквозным сюжетом в разных матчах. Но я много снимал и вне матчей — у нас есть истории болельщиков, сложные фотографии стадионов. — Спортивный жанр фотосъемки предполагает наличие какого-то плана? То есть выходил ли ты на поле с мыслью: «Сегодня я должен снять то-то, в мой объектив должен попасть тот-то»? — Ты имеешь десять планов одновременно. Начиная с полуфинала, понимая, что есть вероятность не попасть на решающий матч, я начал прикидывать, что мне понадобится обложка про чемпионов. Поэтому я размышлял на тему того, что я хочу получить, если чемпионом станет Англия, Бельгия или Хорватия. К финалу у нас на случай необходимости были готовы обложки четырех команд. Сборной Франции в меньшей степени, кстати, — у них нет лидера, было мало болельщиков, так что один-единственный сюжет, описывающий эту команду, так и не сложился. С сюжетами внутри матча немного сложнее, но если ты внимательно следишь за игрой, то можно что-то заметить и спланировать. Я во всех матчах старался садиться максимально глубоко по флангу интересующего меня футболиста. Мбаппе играет на правом фланге — значит, я буду садиться на левой половине поля, максимально близко к угловому флажку. Стороны мы, фотографы, можем выбирать, а со степенью приближенности к угловому флажку дела обстоят сложнее — зависят как раз от той самой очереди за местами. Если играет Роналду, то я сажусь на правую половину поля, потому что он на левом фланге. Если играет сборная Хорватии, то я постараюсь сесть по центру, чтобы быть поближе к зоне Модрича. После сумасшедшего гола Павара в ворота аргентинцев я стал размышлять, как бы мне в дальнейшем так садиться, чтобы и он попадал в мой объектив. В матчах сборной Германии я подстраивался под Нойера и Ройса. Одним словом, мне предварительно приходилось внимательно изучать игры команд, большая часть фотографов не обращают на это внимания. Также мне важно, чтобы на моих снимках реклама не очень была видна. Если ты снимаешь действие, которое происходит далеко от тебя, то визуальными центрами кадра становятся манишки стюардов и красная полоса с надписью «Coca Cola», а не игроки на поле. Над этим я тоже сильно бился, старался выбирать места так, чтобы действие происходило рядом со мной. — Еще один насущный вопрос. Как в такой толпе фотографов заставить футболиста посмотреть именно в твой объектив? — Я никогда не пытался это делать по одной простой причине. Мне кажется, что футболист, смотрящий в объектив, — это проблема. Когда ты снимаешь, например, кого-то на трибуне и этот кто-то смотрит в твой объектив, то кадр сразу выглядит показушным — как в кино, ломается «четвертая стена». Это вообще было самой большой проблемой, которую я видел в работе фотографов на турнире. Перед началом каждого матча первые ряды вдоль всего поля были заполнены людьми, которые пришли попозировать. Они приходят в каких-то дурацких костюмах и, как только видят, что их снимают, начинают каждые три секунды сменять неестественные выражения лиц или делать вид, что они кричат. Все фотографы вокруг это снимают, не заморачиваясь, но я не могу — это не настоящие эмоции, не искренние наряды, нечестные картинки на выходе. В то же время у меня был смешной эпизод: Мбаппе, фотографируясь с кубком «Лучшему молодому игроку», дважды с интервалом в несколько минут посмотрел в мой объектив, хотя я стоял в толпе из сотни человек. Но мне этот кадр не особо нужен. Я скорее возьму какие-то игровые кадры с участием Мбаппе, чем этот. Это был один из самых кайфовых месяцев — А вообще, на сколько процентов вам удается посмотреть футбол? Ты ведь все-таки не только фотограф, но еще и футбольный болельщик. — На играх «Спартака» довольно часто бывает, что я выключаюсь и просто смотрю игру, радуюсь голам, — я не обязан там снимать фоторепортаж с каждой игры, поэтому и концентрации не хватает. Да и за команду я болею всю жизнь. На чемпионате мира другая история: там все очень интересно и хочется снимать. Но были все-таки случаи, когда я выключался. Главный произошел после забитого гола Кросса шведам. Я родился в Германии, с детства поддерживал эту сборную как вторую, и это был второй матч любимой команды, который я видел своими глазами. Да и какой матч! Когда Кросс на последних секундах отправил мяч в сетку ворот соперника, я начал орать: «Гооол», меня прямо вынесло. Лишь спустя двадцать секунд я взялся за камеру, чтобы снять, как команда празднует. С одной стороны, это проблема. С другой, мне кажется, что спорт — это такая штука, довольно абстрактная в целом, не касающаяся повседневных проблем в нашей жизни, что он и строится на страсти. И снимать его механически, когда ты не испытываешь эмоций, невозможно. При этом ты смотришь игру через телеобъектив, как в подзорную трубу. Ты видишь мелкие детали, иногда они складываются в нечто интересное. Например, можно понять, какие классные лидеры Модрич, Роналду и насколько лишен контакта со своей командой Месси, — такого плана штуки. А еще иногда помогает техника. Я в основном снимал матчи двумя объективами. Один — телевик, второй — портретный. Второй отличается тем, что он очень широкий по меркам спортивной фотографии. На протяжении всех матчей я жонглировал этими двумя объективами: менял один на другой. Бывало такое, что я ловил себя на мысли: «Ага, я за последние три минуты три раза надел портретный — значит, постоянно через этот фланг команда атакует, давит». То есть через объектив ты, в принципе, можешь структурировать восприятие игры. — Насколько глубоко ты в целом разбираешься в футболе? — Я больше болельщик, чем эксперт, и для меня матчи «Спартака» важнее игр всех остальных команд. Часто так бывает, что мой анализ проигрывает по той причине, что я пристрастен. Если в политической журналистике я могу оставаться объективным, то в спортивной нет. Хотя в этом тоже есть свои небольшие преимущества. Мой альбом о чемпионстве «Спартака» не была бы таким живым и настоящим, если бы я был нейтральным фотографом, — поэтому меня удивляют вопросы, делал ли я такой альбом про победу «Локомотива». — Какая сборная тебя впечатлила на этом турнире? — Не буду оригинальным — назову сборную Хорватии. Им я, на самом деле, симпатизировал с 2008 года, да и Модрич мне был знаком. Я болею за «Реал», не очень активно и не очень давно, но все же. Однако я его никогда не воспринимал как настолько важную фигуру. А болел против Швеции, потому что их болельщики весь матч против Германии пели «Ауфвидерзейн». Ну и против Франции, не люблю их с финалов в девяносто восьмом и нулевом, особенно за разбитый нос Тольдо. Понятное дело, что я, как и все, симпатизировал сборной Исландии. Мне очень повезло: я попал на их встречу в парке «Зарядье», где их было несколько тысяч человек, они офигенно пели и заряжали. Это было очень круто! Сборная Англии — команда, которую я стал поддерживать по ходу чемпионата мира. Меня очень впечатлили их болельщики. Во-первых, потому что понятно, что они поют, а во-вторых, когда ты сидишь под трибунами и слышишь, как они исполняют свои песни, рождается четкое понимание того, что именно эти люди создали футбол. Все эти интонации четвертой лиги… Ну и я полюбил песню «It’s сoming home». — А кто из болельщиков Латинской Америки зацепил больше всего? — Аргентинцы! Многие болельщиков из Южной Америки воспринимали как единое целое, что неправильно. На мой взгляд, они очень разные. Мексиканцев, как мне показалось, было настолько много, что они больше группировались и тусили друг с другом. Аргентинцы меня потрясли какой-то невероятной открытостью. Всем рассказываю эту историю: я снимал на Никольской толпу поющих аргентинцев, и вдруг подошел человек и посадил меня на плечи, чтобы я мог лучше снять все это действо. Я вешу почти 80 килограммов — не самая приятная ноша. Минут пять просидел на его плечах, он мне все это время жестами объяснял, мол, все ок, чувак, продолжай снимать. Аргентинцы по степени открытости, по желанию рассказывать о своих городах, при этом совершенно ненавязчиво, стоят на первом месте. Так получилось, что как журналист я довольно редко снимаю позитивные истории. Вот митинг, вот кого-то посадили, вот кого-то убили, вот война — так себе все. Для меня как раз спорт ценен тем, что это абстрактная штука. Есть поле, есть болельщики, и это самое важное для многих людей. Я совершенно не сторонник эскапизма, я считаю, что каждый должен быть заинтересован тем, что происходит у него в стране. Но все равно очень круто, что есть такие клевые истории, которые позволяют чаще улыбаться на улицах, тусить с аргентинцами, переживать за хорватов и мексиканцев. — У тебя уже был футбольный проект, посвященный чемпионству «Спартака». В скором времени ты выпускаешь журнал про чемпионат мира. Что дальше? Будут ли еще проекты, связанные с футболом, со спортом? — В этом проблема нашей профессии. Есть крупные мероприятия, которые повторяются с какой-то периодичностью. Чемпионат мира — это такая штука, которую интересно делать большой историей. Мне бы было очень интересно сделать большую историю про турнир в Катаре, но она никогда не станет настолько глубокой, как о чемпионате мира в нашей стране. Причина очевидна. Россию я чувствую намного лучше, чем Катар или Бразилию. К тому же это все равно повтор. Я, например, уже больше не хочу рассказывать кому-то про войну, потому что любая война выглядит приблизительно одинаково, да и я уже все прочувствовал, максимально честно передал это своим читателям. Та же самая история и со спортом. Если бы «Спартак» стал чемпионом в этом году, то я бы не стал из этого делать новый альбом. Потому что это уже бы было бы коммерциализацией, оседланием темы. Ну разве что если бы победу принес гол на последней минуте последнего матча. Я и первый альбом делал по той причине, что хотел видеть у себя на полке его, а не книжку Рабинера, хотел зафиксировать свое восприятие этого момента. — Твои фотографии с чемпионата мира были опубликованы в The Guardian. Нет ли идеи издать альбом за рубежом? — Не буду отвечать пока. А так, я работаю с зарубежными СМИ — снимаю что-то для иностранных коллег из Москвы и России. — По чемпионату мира будешь скучать? — Да, конечно! Это был один из самых кайфовых месяцев. Мне очень нравится работать над негрустными историями. А это была самая негрустная на моей памяти.