Войти в почту

Михаил Бирюков – о «Зените», «Спартаке», Кубке УЕФА и советском футболе

Уникальный человек – он единственный причастен ко всем пяти чемпионствам петербургского «Зенита». Человек старой, советской закваски, Михаил Бирюков не любит выпячиваться и говорить о себе. А личность-то для футбольного Петербурга – культовая. Футболистом выигрывал чемпионат Союза, тренером – четыре золотые медали РФПЛ. Этому человеку есть, что рассказать. Тем ценнее его воспоминания – о боевых товарищах, учителях и собственных приключениях. Последних в жизни Михаила Юрьевича хватало – один только переход в «Зенит» чего стоит! Транзитом через… Дальний Восток. «Слышь, сынок, ты так мою семью без штанов оставишь» — Как вы из Благовещенска попали в «Зенит»? — Юрий Александрович Морозов позвал. Почему вместо Ленинграда рванул на Дальний Восток, на край света, и самому сейчас понять сложно. Ребята из спартаковского дубля подбили: «Поехали?». Поехал – и не жалею. Это была хорошая житейская школа. Один урок запомнил навсегда. — Какой? — После ошибки на выходе услышал от ветерана: «Слышь, сынок, если так будешь играть – ты мою семью без штанов оставишь». Сразу пришло понимание: это уже не детский футбол – отношение совсем другое, серьёзное. Сезон отыграл в Благовещенске, на сборах приезжают из «Зенита»: «Саша Ткаченко палец сломал – поехали». Решился. Хотя тоже поначалу были сложности: месяца два не заявляли… — Почему? — Благовещенск относился к спартаковскому профсоюзу. Получается, я туда как бы на стажировку ездил. Клуб, которому я принадлежал, был против моего перехода в «Зенит». Константин Иванович долго не разрешал меня заявлять. Выбор стоял: или опять в Благовещенск, или в «Спартак». Бесков сказал: приезжай в Москву, и как ребята скажут, так и будет. Спасибо Ярцеву, Романцеву, Кокореву, Сорокину, Глушакову, Гаврилову – замолвили перед тренером словечко: «Константин Иванович, да отпустите вы парня, пусть попробует. У нас есть вратарь». Как раз Лёху Прудникова подтянули к основе. И Бесков смягчился – дал «вольную». — Что из красно-белого периода в памяти отложилось? — Первый выезд за границу – в Италию: Реджо-Эмилия, Реджо-Калабрия. Но тогда же просто так не выпускали – нужно было не одно собеседование пройти. В ЦК ВЛКСМ благополучно прошёл, а на более высоком, партийном уровне – завалился! — На чём? — Не смог перечислить всех генсеков ЦК КПСС. Я тогда в Тарасовку и обратно из родного Орехово-Зуево ездил – так Николай Петрович Старостин постановил: «Всё, неделю живёшь на базе». Каждый день приносил мне газету «Правда»: читай, повышай уровень политической грамотности. Со второй попытки я этот экзамен сдал, но о чём спрашивали – не помню. — Из-за бугра в Союз в основном шмотки тащили? — Да. А знаете, как ограничения на ввоз обходили? — Как? — Надевали всё старьё, чтобы там выбросить не жалко было. Обратно возвращались уже в обновках. — Все рвались в «Спартак», а вы – из «Спартака». Как так? — Играть хотел – всё равно где! Сидеть на лавочке никогда не устраивало. «В аэропорту «скорые» встречали, пожарные в серебряных костюмах…» — Условия для игры в футбол в Благовещенске суровые были? — Один раз руки-ноги отморозил. Раньше ведь как было: снег укатали на поле – и вперёд. Климат, в целом, там хороший – всё время солнце. Но если ветер и мороз – реально холодно. Вышли играть в «минус 40» — вроде ничего. А в раздевалку пришёл, бутсы, перчатки сбросил – пальцы белые, в волдырях. До сих пор чуть мороз – руки мёрзнут… — Жёстко. — А сколько на автобусах наездились, на самолётах налетались, по 6-7 часов в один конец, не считая дозаправок. Наверное, через эти испытания нужно было пройти, раз жизнь их посылала. Я к ним спокойно относился – может, просто молодой был. — Аэрофобией не страдали? — Только в первый полёт в жизни – с юношеской сборной куда-то в Бийск на Ан-24 – не очень комфортно себя чувствовал. Минут 40 минут в туалете просидел (смеётся)! А после Благовещенска в самолёт как в такси сажусь. Не страшно. — Экстремальных перелётов не было? — Раз с «Зенитом» за границу летели, то ли в Камерун, то ли в Уругвай. И Володя Климентьев, он у иллюминатора сидел, говорит: «Похоже, сбрасывает топливо». Он такой человек, дотошный. Присмотрелись: и правда кругами ходим. В аэропорту «скорые» встречали, пожарные в серебряных костюмах. Слава богу, благополучно сели. Что там случилось, не знаю. Молодые были – всё до лампочки. Сутки другой борт прождали – и полетели дальше. — Икрой в Бгаговещенске на всю жизнь наелись? — Ой, да. Я же раньше её только на Новый год ел: родители купят, на хлеб тонким слоем намажут – это было что-то! А тут прилетаем в Хабаровск, в гостинице мужик подходит: «Икра надо?». Ну, думаю, поеду, возьму домой. Приезжаем, а у него целая бочка этой икры, никогда столько не видел! «Сколько?», — спрашивает. «Мне бы литр», — говорю. «Да что литр – три бери!». Десять рублей, по-моему, трёхлитровая банка стоила. О красной рыбе я уже молчу. Дома она деликатесом считалась, а там ею запросто пиво закусывали – как мы воблой. «А вы домашние задания футболистам даёте?» — Юрий Морозов был адептом системы Лобановского. Умирали в «Зените» на его тренировках? — Умирали. На сборах даже зарядку выдержать было сложно – 40 минут прыгали, укрепляли голеностоп, связки. А после неё ещё две тренировки – в 11 часов на «гарюхе» и вечером бега. Раньше подготовка была: 3 января уезжаешь – и только в апреле начинаешь играть в южных городах, в Ленинград возвращались ещё позже. На сборах по три недели сидели – с ума сходили! — Обмороки случались? — Для заявки на первенство Союза нужно было нормативы сдать – 400 метров, 3000, челночный бег 7 по 50. На четырёхсотметровке ребята печень срывали. А для меня страшнее «трёх тысяч» ничего не было. Как-то в Сочи решил схитрить – спрятался в яме для бега с барьерами, пересидел пару кругов. Оказалось, только хуже себе сделал – сбил дыхание, потом еле до финиша дотянул. — Морозова вспоминают как жёсткого, сурового тренера. — Требовательный – более точное определение. Он видел свою тренерскую линию и гнул её всю жизнь. Но эти требования были грамотными. Морозов нас, молодых пацанов, обучил. Недаром же Садырин, придя в «Зенит», ничего радикально не стал менять в тренировочном процессе. Он команду раскрепостил, и это дало результат. — Лобановский воспитывал штрафников воинской частью. Морозов – тоже? — В «Зените» тоже такие моменты случались. Брошина, например, в армейскую команду Таллинна отправляли. То ли опоздал, то ли режим нарушил – никто разбираться не стал. Болтали, якобы много выпивал. — А разве нет? — Нет! У Валеры здоровье было сумасшедшее, а с одной кружки пива вело – особенность организма. Тяжело отходил – вот и попадался чаще всех. Поверьте, человек, злоупотребляющий алкоголем, чисто физически не смог бы выполнять те объёмы работы на поле, которые выполнял Брошин. Лобановский был самостоятелен в принятии подобного рода решений, а над Морозовым толпа начальников стояла. Если что не так – собрания, выговоры… Ходырев, тогда первое лицо Ленинграда, лично приезжал, накачки устраивал. Один деятель из горкома на полном серьёзе спрашивал у тренера: «А вы домашние задания футболистам даёте? Нет? Давайте-давайте, чтобы мяч хорошо обрабатывали». И мы эту ахинею вынуждены были с серьёзным видом выслушивать. — У Морозова тоже был один известный пунктик. — Это правда – красный цвет в команде под запретом был. Сергей Швецов имел неосторожность выйти на тренировку в красной футболке. Так с другого конца поля тут же раздался рык Морозова: «Швеееец! Чтоб я больше не видел таких маек!». Юрий Андреевич когда-то помогал Константину Ивановичу, но потом их пути разошлись – с этого и пошёл антагонизм «Зенита» и «Спартака». Как бы то ни было, тренером Морозов был прекрасным. Пал Фёдорыч что в «Зените», что потом в ЦСКА получал от него в наследство обученную, сыгранную команду. Аршавин, Кержаков – тоже у него заиграли. Морозов любил и умел работать с молодёжью, раскрывать её – важнейшее качество для тренера. Не скрою, мы все его немножко побаивались. Это со временем, став его помощником, я открыл для себя другого Морозова. Но во всём, что касалось работы, он был строг и скрупулёзен, никаких поблажек. — Случались размолвки? — Будучи его помощником, я должен был фиксировать продолжительность одного упражнения – шесть минут, как сейчас помню. У меня свой секундомер, у него свой. Я немного задумался, отвлёкся, секунд на 10 всего, но нагоняй всё равно получил: «Миша, посмотри на время!». Морозов часто повторял: «Мне не нужен тренер, который со всем соглашается. Должен быть диалог, а не «слушаю и повинусь». Убеди меня, что ты прав!». С ним сложно, практически невозможно было спорить, но мне приходилось это делать. До ругани доходило. — Например? — В Турции на сборах проводил разминку, а соперник задержался. Наши уже разогрелись, и тут 30 минут пауза. Наконец, вторая команда явилась. Морозов попросил ещё раз быстренько ребят втряхнуть. Я дал несколько интенсивных упражнений, как вдруг слышу: «Ты что … делаешь?!». Сразу упрёк проглотил, мы выиграли 4:0 или как-то так, но после матча говорю администратору: «Возьми мне билет, уезжаю». Морозов вызывал к себе – не пошёл. — Что он? — Сам пришёл! «Миша, извини, пожалуйста». Горяч был Андреич, но отходчив. Если бы я что-то сделал не так, и игроки еле ноги волочили – сам, первым попросил бы прощения. Но мы выиграли, крупно. В конце концов, дело даже не в этом. Ты главный, у тебя своё видение, но кричать на помощника при всей команде – неправильно. С тех пор ничего подобного Юрий Андреевич себе не позволял. А в жизни и вовсе добрейшей души человек был! Мы и с сыном его до сих пор дружим, и с Галиной Дмитриевной, супругой. Иногда заезжаю к ней в гости – посидим, пообщаемся. Интересная женщина. Тяжело ей без Юрия Андреевича. «За чемпионство вазу вручили хрустальную, часы…» — При вас Садырин застукал команду «за распитием»? — А ка же. То ли в Алма-Ате, то ли ещё где присели после игры в гостинице. Взяли пивка – а тогда даже пиво футболистам запрещалось, представляете? И тут вбегает Садырин… — Немая сцена? — Типа того. Пал Фёдорыч красиво вышел из положения: «Вот кого здесь нет – тех и накажу. Если собираетесь, то все вместе». Поучительный случай. Любой команде иногда полезно пообщаться в неформальном режиме. — Василий Иванов вспоминал другое садыринское изречение, более позднего периода: «Это тебе не «Зенит», Вася. В ЦСКА, если пьют, то не закрываются». В «Зените» закрывались? — Старались не светиться, чтобы не давать повода для ненужных пересудов. Питер – не Москва: масштабы меньше – слухи разлетаются быстрее. — Кто в чемпионском «Зените» был душой компании? — Конечно, Желудков. Во все игры играл – картишки, то, сё. Ларионов умел пошутить. С Лёхой Степановым много лет в одном номере жили. Я «сова», он «жаворонок». Ещё сплю, а он уже суетится: «Михей, вставай, кофе готов». Вечером, наоборот, он засыпает – я стараюсь не шуметь, тихонько по комнате хожу. Алексей и приготовить мастер был – не зря у нас ребята собирались. — Желудков на тренировках изводил своими штрафными? — У него от природы такой удар, сильный разгиб. Сказать, что много тренировал его, не могу. Придёт, пробьёт пару штрафных – и пошёл. Он по стенке ориентировался, куда мяч крутить – так я её просто убирал, и Юра терялся – привык же обводить. Но если пенальти отрабатывали, для меня за счастье было один удар из пяти потащить. — Кто ему прозвище придумал? — Не помню. Он всё ус крутил, как дедушка. «Старичок, старичок» – как-то само собой приклеилось. — Для земляков игроки «Зенита»-1984 полубогами были? — Вроде того. Одна команда в городе, чемпионы… Иногда было не выйти спокойно на улицу — сразу начинались автографы, расспросы. — В ресторане, такси давали расплатиться? — По-разному бывало. Это сейчас заказал такси – и поехал. Тогда по руке ловили. Иногда узнавали, подвозили бесплатно. В ресторан не так просто было попасть, а если заметят в таком заведении, новость моментально разлеталась по городу: «Сидят зенитовцы, отдыхают…». Другое время было, другое восприятие. Рестораны – наперечёт. Была пара кафешек, куда могли заглянуть, в закрытом режиме немного посидеть, но не частили. Разговоры о том, что «Зенит» долго и бурно обмывал первое золото – ерунда полная. Мы знали, когда можно, а когда – нет. Если игры шли одна за другой, никто себе не позволял расслабиться. А в паузе – почему не собраться? — После исторического чемпионства хотя бы ненадолго почувствовали себя обеспеченными людьми? — Да вы что, кто тогда мог быть обеспеченным? Даже если сильно захотеть – невозможно. Вазу вручили хрустальную, часы. А зарплаты у нас были плюс-минус, как у всех в стране: 250 рублей в месяц и 100 за победу. Единственная серьёзная привилегия – квартиры. Их футболистам давали бесплатно, но не всем и не сразу. Ну и машину можно было без очереди купить. Она тогда 15 тысяч стоила – сумасшедшие деньги! Все понимали: если позволяешь себе такую роскошь, то, скорее всего, для того, чтобы потом перепродать. Тогда это спекуляцией считалось – теперь бизнесом. — Свою «Волгу» продали? — Конечно. Первый раз сунулся – ко мне дельцы подъехали: «Двойную цену платим». Хорошо, другие ребята узнали, подошли: «Миша, не лезь». Уберегли от «кидка». Даже в этом, специфичном сообществе люди понимали: ты зарабатываешь это своим горбом, а не воруешь у кого-то. Была какая-то порядочность, что ли. — Какие ещё блага полагались футболистам? — Шапку ондатровую или дублёнку могли в Гостином дворе приобрести. Для этого начальнику команды нужно было соответствующее разрешение в обкоме получить. — Вся команда потом в одинаковых шапках щеголяла? — Все так ходили! Дома негде, а за границей – не за что купить. Суточных нет, свои деньги не поменяешь – нельзя. — Как выходили из ситуации? — Как и все, везли водку, икру, матрёшек. Ищешь, кому это всё продать, чтоб хотя бы на сувениры наскрести валюты. — Вы же могли вступить в партию? — Мог. Меня убеждали: «Ты должен». Ну, должен, так должен. Записался в кандидаты. Но потом как представил, что это надо будет на собрания ходить, взносы какие-то платить, взял самоотвод: «Вы знаете, товарищи, я пока не готов». «Соломоныч не растерялся: «Да, Плятт, везу театральную труппу…» — В «Зените» служил легендарный администратор. — Юткович Матвей Соломонович. Великий! Во всём Союзе его знали. Сейчас-то у всех телефоны, а раньше их не было. И всё равно Юткович мог достать всё. — Можно пример? — Опоздали на рейс из Москвы в Ленинград. Билетов нет. Соломонович – в кассу. А там его за Ростислава Плятта, известного советского актёра, приняли. Юткович не растерялся, подыграл: ну да, Плятт, везу театральную труппу. Билеты тут же нашлись – на всю команду! Автограф напоследок черканул – так, чтобы букв не разобрать было – и полетели. — Круто. — У Соломоныча была одна особенность: где ни сядет – сразу вырубается. Он даже на скамейке запасных сидел в тёмных очках: люди думали – от солнца спасается, а он спал. В команде все в курсе были, поэтому на выездах – а мы в Москву «Красной стрелой» добирались – к Ютковичу самых молодых отправляли – храп в его купе стоял страшный! Все через это прошли, и я тоже. Помню, деньги в трусах возил. Ой, да много историй было… — Саленко в юности был дерзким? — Нет, ну поначалу-то он скромно держался, хотя и выглядел старше ровесников. Да, парень непростой, а футболистов простых и не бывает. У каждого свои тараканы. Но не шпана. А потом, у нас такая команда была – не забалуешь. Старшие направляли молодых, а те и сами видели, понимали, что можно делать, а чего нельзя. Первый год-два все беспрекословно таскали сумки и мячи с администраторами, не считая это зазорным. У нас не было как таковой дедовщины, но каждый человек проходил через определённого рода трудности – новичков сам коллектив воспитывал. «Слишком стар я для «Аякса» — Как вас в Финляндию занесло? — Союз развалился. «Зенит» ничего не предлагал. Сказали: «Ищи команду – мы за тебя ничего просить не будем». Какой-то эстонец из Таллинна предложил: могу вас устроить – меня, Долгополова и Кузнецова. Мы ухватились – и разъехались кто куда. Я приехал в «МюПа-47», неделю потренировался. Говорят: с удовольствием возьмём. Поехал в Питер оформлять разрешение, зашёл в клуб – и вдруг слышу: «А деньги?». Подождите, сами же сказали, что я вам не нужен, вы меня отпускаете – и теперь требуете денег? Я за свой счёт мотался в Финляндию, из своего кармана оплачивал билеты, проживание – и вдруг такой поворот. Хорошо, финны пошли навстречу: «Давайте встретимся, обсудим». В Выборге нашли компромисс: «МюПа» взяла на себя расходы на приезд «Зенита» и организацию выставочного матча в Финляндии и что-то ещё по бартеру в Петербург передала. В выигрыше остались все – у меня об этой команде сохранились самые добрые воспоминания. — Какие? — Поиграл с Яри Литманеном, Сами Хююпя. На первый год Кубок Финляндии взяли, на второй – серебро чемпионата. Хорошо помню, как Литманена продавали. — Расскажите. — К нам приехал «Аякс», с совсем ещё молоденьким ван дер Саром в воротах. Удачно сыграли – 0:0, кажется, я неплохо себя проявил. После игры подошёл тренер голландцев: «Хотели бы тебя пригласить». — Отказали?! — Отказал. «Знаете, — говорю, — я уже слишком стар для «Аякса». Так они Литманена взяли – сначала в аренду, а потом и выкупили. — Кусали локти? — Что вы! Мне в Финляндии очень понравилось. Во-первых, рядом с домом – всего 300 километров. На границе было немноголюдно – никто же не ездил. Прыгнул в машину – и через несколько часов в Питере. Жене, дочке там комфортно было. До сих пор с удовольствием езжу в Мюллюкоски. — После союзного чемпионата финский не показался «дном»? — А я бы не сказал, что его уровень был таким уж низким. Если в России тебя все знают, то там ты никто – нужно всё по-новой доказывать. Мне, считаю, это удалось – стал лучшим иностранцем, лучшим вратарём лиги. За границей, чтобы тебя реально зауважали, нужно быть наголову выше местных игроков – старые заслуги не работают. «Плакат с Брюсом Ли не пропустила таможня» — Тогда же финны толпами езиди в Питер за дешёвым алкоголем? — Тогда ездили за водкой, теперь ездят за бензином (улыбается). Ну да, наверное, у нас алкоголь был дешевле, меня этот вопрос никогда особо не занимал. Не коммерческий человек, чтобы делать бизнес на выпивке. Не моё. Когда русские, советские команды приезжали, финны сами приходили: «Давайте сразу купим у вас всю водку, чтобы сами не пытались её на улице сбыть и нигде не попались». — Попадались? — На водке – нет. На мой памяти один инцидент был. Как раз в моду вошли плакаты каратиста этого… — Брюс Ли? — Точно, Ли. Я по просьбе знакомого купил такой. Никуда не прятал. Пограничник в Москве прицепился: «А это что такое?». Развернул, посмотрел: «Нельзя». В Союзе же каратэ под запретом было. Вещей тоже можно было ограниченное количество везти: две джинсовые, две вельветовые – всё строго. А не дай бог с валютой попадёшься – это вообще статья! — Медлительность финнов – мифы и реальность? — Вот честно, не замечал ничего подобного. Может, потому что комфортно себя в местном жизненном ритме чувствовал. Мы-то привыкли куда-то бежать, суетиться, а там – спокойствие, размеренность. Конечно, поначалу сложно пришлось – на пальцах перчаток писал основные термины на финском – «слева», «справа», «в центре», чтобы подсказывать партнёрам. Ничего, через полгода начал что-то понимать, освоился. — Вы до 42 лет выступали – никак наиграться не могли или просто зарабатывать нужно было? — И зарабатывать нужно было, семью кормить, и здоровье позволяло. Иначе не смог бы играть. Единственное, когда постарше стал, мог попросить какую-то паузу. Тренеры – а мне всю жизнь на них везло – всегда шли навстречу. Бывали моменты: не хочу становиться в рамку на тренировке, и всё! Подходил к Садырину: «Пал Фёдорыч, можно я в «дыр-дыр» в поле побегаю?». – «Давай». Мне этого хватало, чтобы «перезагрузиться». Я и сейчас своим вратарям говорю: «Идёте в отпуск – отдохните от футбола. Ты должен к нему прийти голодным. Волейбол, плавание, любые другие активности – пожалуйста. Только в ворота не надо становиться. Переключитесь. Голова должна отдохнуть». «Раскрывают чемодан, полный денег: «Надо проиграть» — Самый обидный/нелепый/смешной пропущенный мяч вратаря Бирюкова? — Как-то Садырин сказал: «Ты ещё свои 100 мячей не пропустил. Как пропустишь – станешь вратарём». А я другого принципа всегда придерживался – проанализировать гол, на тренировках смоделировать ситуацию и… стереть из памяти. Когда только начинал играть – переживал страшно! Так образовывался сначала маленький, а потом – всё больших и больших размеров ком. Выходишь играть, а в голове сидит одна мысль: «Как бы не ошибиться?». Это неправильно. Ошибку нужно разобрать, понять, из-за чего допустил, и забыть. Иначе недолго сойти с ума. Меня спрашивают: «А помнишь то?..». Не помню! Я вычеркнул ошибку из памяти и пошёл дальше. Многое от психологии зависит. Посмотрите на Игоря Акинфеева. Столько игр на высочайшем уровне провёл – молодец! Значит, у него есть эта защитная реакция – он просто не обращает внимание на неприятности, не тащит их за собой. Так и надо. — У вас были «неудобные» нападающие? — Слушайте, там столько было классных нападающих – Блохин, Газзаев, Протасов… Со всеми ухо востро держать нужно было. Я не делил форвардов на опасных и не очень. За всеми следил, отмечал лучшие качества. У меня даже тетрадочка была, в которой фиксировал, кто какой ногой бьёт, как штрафной, пенальти исполняет. Это сейчас есть программы, где вся информация собрана, а раньше мы сами её годами накапливали. Нет, кого-то одного не могу выделить. Главное, как мы говорим, от своих не брать. — Приходилось? — Долгополов как-то в Минске два мяча в свои положил! После углового играл на опережение – срезал в дальний угол. Потом пытался вынос сделать – ещё один автогол. — После такого могли и в сдаче заподозрить. — На эту тему много было разговоров – до сих пор не прекращаются. Поэтому могу сказать только за себя: слава богу, никогда в этих делах не участвовал. Стоит один раз что-то такое сделать – потом не отвертишься, найдут где угодно и когда угодно. — Но предлагали? — Конечно. Я сразу эти разговоры пресекал: «Не по адресу обратились». — Хотя бы один эпизод, пожалуйста. — У меня был знакомый в одной команде, которая стояла на вылет. Так он заехал ко мне домой, забрал жену и приехал на базу «Зенита», где мы сидели «в карантине». Попросил её вызвать меня за ворота. Выхожу. Раскрывают чемодан, полный денег: «Мы уже там и там порешали. Надо проиграть». — И что вы? — «Нет, — говорю, — ребята, я в такие игры не играю». Разворачиваюсь и ухожу. И в это время к базе подъезжает Садырин. — Дела… — Подозрения – самое страшное, что может быть в отношениях. Я сразу пошёл к нему: «Да, предложили, но если вы думаете, что я что-то взял – лучше меня на игру не ставьте». — Поставил? — Поставил, но что это быд за матч – самый тяжёлый в жизни! Не дай бог, пропустишь – не оправдаешься. А момент-то у них был – чудак один на один выбегал… К счастью, с трудом, еле-еле, но выиграли – 1:0. Сложное было время, но я благодарен Богу, что меня эти вещи обошли. — Дмитрий Кузнецов рассказывал страшилки об экстремальных выездах ЦСКА на Кавказ. У вас – было? — В начале чемпионского сезона играли в Ереване. Шлёпнули их, по-моему, 2:1. Драка была. Потом нас закрыли, долго не выпускали… С другой стороны, не могу сказать, что это происходило постоянно. Чаще всё-таки доброжелательно принимали – даже в Ереване. В Баку, Алма-Ате, Ташкенте приходишь на рынок – тебе всё бесплатно дают: дыни, фрукты. Не было такой агрессии, как сейчас. «Тяжёлый был год. Даже пробовал «бомбить»…» — У многих из вашей плеяды «зенитовцев» судьба сложилась трагически. — Да почти у всех. Из чемпионского состава Валерки Брошина уже нет с нами, царствие небесное, Лёхи Степанова, Садырина, Долгополова. У остальных тоже сложные судьбы. Многие без работы сидят. — Степанов в прямом смысле слова на бегу умер. — Опаздывал на поезд, бежал по перрону. Тромб оторвался… — Верите, что Долгополов мог убить свою жену? — Никто не верит! Никто. Этого просто не может быть. Не такой Володя человек… был. Такое впечатление, что кто-то специально заказал показательный процесс над ним. — Общались после ареста? — Пытались как-то помочь. У него в тюрьме подагра пошла. Просили выпустить под подписку о невыезде – без толку! Такое впечатление, что рецидивиста поймали и закрыли. Дочь – а она в тот вечер тоже была дома – никто слушать не захотел. Тёмная история, а человека уже не вернёшь. Ума не приложу, кому он мог перейти дорогу – не политик, не бизнесмен… — Вас ведь тоже после окончания карьеры жизнь потрепала? — Один год был очень тяжёлый. Ни денег, ни предложений. Это сейчас футболист в состоянии заработать на старость – у нас, к сожалению, не получилось. Пробовал «бомбить». Бывало, подвозишь человека, узнаёт: «О, Михаил, как поживаете?». Как после этого деньги с него деньги?! — Неловко? — Не то слово. Повезло встретить знакомых ребят, бизнесменов. Предложили набрать группу детей, тренировать. С нуля всё начал, и потихоньку голова на место встала, и дела пошли на лад. Потом на игре дубля встретил Сергея Александровича Фурсенко. Он спросил: «Не хотел бы поработать в «Зените»?». «С удовольствием», — отвечаю. Проходит время, звонок: «Адвокат принимает команду. Включайся в процесс». И пошло. «Дик «пересадил» команду на «Боинги» — У Адвоката ведь тоже, как и у Морозова, за маской суровости скрывался сентиментальный человек? — Дик первое время держал дистанцию – вплоть до того, что просил нас с Николаем Воробьёвым не ходить с командой на ужин. Недели две длилась эта неопределённость: то ли мы в коллективе, то ли нет. Наверное, присматривался. Зато потом отношения сложились замечательные. На первых же сборах Адвокат сказал: «У нас тут беговая работа. Вратари не нужны – забирай». Для меня работать в таком режиме было за счастье. — Чем-то Дик удивлял? — Солидностью – во всём. График тренировок был на месяц вперёд расписан. Как бы ни сыграли, выиграли ли, проиграли – ничего не менялось. Процесс шёл своим чередом. Адвокат многое привнёс в становление клуба. Однажды летели куда-то на старой «тушке»: трясло, болтало. После этого Дик «пересадил» команду на «Боинги». Понятно, что это совсем другие деньги, но ему шли навстречу, приводя клуб к лучшим стандартам качества. Адвокат же, по сути, ввёл в «Зените» дресс-код, как в топ-командах мира: если тренировка, то все в одинаковой форме, если выезд – цивильные костюмы. Лично вникал в вопросы питания, изменил рацион – словом, сломал массу стереотипов и облегчил работу последователям. Им многие вопросы уже не нужно было поднимать – процесс был налажен. — Самое яркое воспоминание из евросезона-2007/2008? — Речь Адвоката перед финалом. Краткая, но эмоциональная. «Вы знаете, какое население России? 150 миллионов. И сколько сейчас болеет за вас? Вся страна. Просто выйдите и сыграйте хорошо». И от этих слов, вроде бы незатейливых, мурашки побежали по коже… — Из пяти золотых медалей чемпионата страны самая дорогая – первая? — Все дорогие! Понимаешь, что жизнь прожил не зря, а всё равно хочется выигрывать, ещё и ещё.

Михаил Бирюков – о «Зените», «Спартаке», Кубке УЕФА и советском футболе
© Чемпионат.com