9 дней воину Александру
И в самые первые минуты, когда узнал, и даже теперь с трудом нахожу слова об убитом. Хотя он часто говорил мне, что его могут убить в любой момент и что он готовится. Помню, как он показывал мне подаренное ему красивое ружье с патронами, начиненными взрывчатым веществом, которое рвануло бы при выстреле. Ещё он говорил мне, что возможные убийцы рядом, совсем близко. Он знал, что рискует собой каждую минуту. И рисковал. Он был, пожалуй, единственный в мире глава государства, воюющий с автоматом в руках. Он разделял с рядовыми бойцами своей армии все тяготы войны. Он постоянно был на передовой, нырял в грохот и огонь, бросался под обстрел. Был ранен в бою за Дебальцево, и слегка прихрамывал. Но убили воина Александра не во время боя, а исподтишка, вероломно. Он убит в период так называемого перемирия, когда продолжают стрелять. Кровавое пятно проступает сквозь листы Минских соглашений. В гибели Александра Захарченко отразилась гибель тех более десяти тысяч человек, которых забрала донбасская бойня. - Сколько это всё может продолжаться? – спросил я его в последнюю встречу. Он ответил мне жёстким эхом: - Сколько это всё может продолжаться? Это был и его выстраданный вопрос. Вопрос командира, терявшего и хоронившего стольких товарищей, включая Моторолу и Гиви, которых я запомнил безоглядными и до безумия веселыми среди грохота войны. Этих воинов тоже убили исподтишка, не в бою. С Александром мы собирались встретиться на его земле в сентябре. Не случилось. Он погиб в последний день лета и лёг в эту землю. Он погиб на следующий день после смерти Иосифа Кобзона, когда пришёл его помянуть. Захарченко отгонял бесстрашием свою гибель все эти годы, а Кобзон последние годы жизни сопротивлялся смертельному недугу. Иосиф Давыдович был одним из немногих столь прославленных гостей фронтового Донбасса. Да и не гостей даже, это был его дом, и он ехал сюда, несмотря на боль болезни и обстрелы. Навсегда эти кадры в истории – двое рядом на одной сцене – Иосиф и Александр. В ту последнюю нашу встречу Захарченко был сам за рулём своей машины. Предложил поехать на передовую и поехали. Казачья песня рвалась из открытого окна. Чёрный джип мчал по пустой дороге навстречу солнцу. Вокруг лежали покошенные деревья. Машина влетела под мост среди свиста и грохота. По нам долбили из всех орудий. Вспоминая Александра Захарченко, его тельняшку, его ярко-синий взгляд, его белоснежную, какую-то очень чистую и детскую улыбку, я снова и снова вижу ту передовую, бетонные сваи, ящики из-под патронов и снарядов… Он накинул на меня такую же, как у него, только старую куртку: - Лучше не выделяться. Я в ней всю войну прошел. Видишь, прострелена. На обратном пути я спросил его: кто он? Может быть, капитан пиратского корабля? - Мы тут — передовая. Передовая, где проявляет себя настоящий дух народа. Мы сами по себе свободные вольные люди. И, наверное, благодаря нашему служению, Россия тоже просыпается. Основное — это долг и служба. Если бы не было уверенности в победе, я бы не носил форму и не брал в руки оружие. В кабинете у меня два флага. Флаг Донецкой Народной Республики — это моя земля, а флаг России — это флаг Родины. Я родился в Донецке, поэтому флаг Донбасса. А Россия — моя Родина. Помню, говорили с ним о том, что однажды отстроят разрушенный аэропорт в Донецке и будут туда прямые рейсы из Москвы. А может вернётся и малая авиация, и самолёты не с бомбами, а с мирными людьми полетят между Донецком и Луганском… Сегодня прочитал хорошую новость. Минтранс предложил построить и реконструировать на Дальнем Востоке более 30 аэропортов. Жду, что предложение будет осуществлено. Должна быть решена задача серьёзного увеличения межрегиональных перелетов. Обещают: речь не только о Дальнем Востоке, в подготовленный Минтрансом проект магистрального плана войдёт 66 региональных аэропортов. Верю, придёт время и поможем отстроить аэропорт в Донецке. И кто знает – может быть, назовут его именем Александра Захарченко… За этот аэропорт он сражался плечом к плечу со своей женой. — Когда Наталья поняла, что меня уже не отговоришь от участия в этих боях, она поставила мне условие: либо едем вместе, либо не едем оба. Она тоже надела форму, взяла автомат и поехала сюда. Она тут лежала под обстрелом так же, как и я… Вдова безутешна, сиротами остались четверо сыновей… Смелый был мужик. Искренний. Прямодушный. Шахтёр, горный электромеханик, потомственный шахтёр, сын шахтёра с 35-летним стажем. Простой человек, оказавшийся на гребне народного восстания. Он при мне говорил незнакомым, подходившим к нему людям, замученным военными условиями: если вас обижают, если есть беда, вот телефон – пожалуйтесь лично мне. Отношение к нему народа – ярче всего выразилось в день прощания, когда в центре Донецка собралось больше ста двадцати тысяч человек. Эти люди, валом валившие на референдум 2014-го года, – сепаратисты и террористы по классификации киевских властей. Эти люди, также, как и крымчане – пустое место для лицемерного международного сообщества. А для меня – это наши люди. Одним из них был Александр Владимирович Захарченко. Упокой, Господи, душу новопреставленного воина Александра.
