"Министр золота". Памяти Сергея Павлова

Сегодня исполнилось бы 90 лет Сергею Павлову – наиболее яркому спортивному министру за всю историю отечественного спорта. О легендарном руководителе вспоминает специальный корреспондент РИА Новости, олимпийская чемпионка Елена Вайцеховская. Из огня да в полымя Чиновников редко оценивают с позиции "лучший". Павлов был лучшим. Однозначно. Достаточно найти в поисковике имена советских олимпийских чемпионов – начиная с 1968 года и заканчивая 1983-м, и дискуссии на тему можно будет прекратить за бессмысленностью: более ярких страниц история отечественного спорта не знала ни до, ни после. Но в 1983-м Павлова списали. Полностью. Сначала выкинули из страны – послом в Монголию, а затем в Бирму, а шесть лет спустя, менее чем через неделю после 60-летнего юбилея, отправили на пенсию. С циничной формулировкой: "в связи с достижением пенсионного возраста". Его обожали спортсмены и тренеры, и было за что: Сергей Павлович мало того, что обожал приходить на соревнования по всем видам спорта, которые проводились на домашних аренах, но и знал по именам всех спортсменов, едва те попадали в зону внимания главных тренеров национальных команд. Интересовался их проблемами, вникал, помогал. Вот как вспоминал о нем еще один выдающийся спортивный руководитель тех лет Валерий Сысоев: "Когда Павлов пришел в Спорткомитет из ЦК комсомола, где десять лет работал первым секретарем, он привел с собой большой отряд. Там было немало бывших известных спортсменов, например, гимнаст Юра Титов – олимпийский чемпион Мельбурна в командном первенстве. Павлову каким-то непостижимым образом удавалось находить очень профессиональный баланс: он с первого взгляда видел в людях их потенциал и давал им возможность его реализовать, пусть даже путем проб и ошибок. При этом на "хозяйственные" должности Сергей Павлович брал людей из других сфер и тоже почти никогда не ошибался с выбором. Это было удивительно: когда тебя вот так внезапно политически "опустили", как считалось по тем временам, и бросили из ЦК на спорт... Интересно, что когда много лет спустя точно так же – партийным решением высшего руководства страны - на должность председателя Спорткомитета пришел Марат Грамов, он, говорят, выйдя из кабинета Юрия Андропова, от которого узнал о назначении, в сердцах бросил: "Знать бы еще, кто порекомендовал направить меня в это дерьмо?" Павлов же нашел в спорте себя. Причем – стремительно. Величайшей его заслугой стало, на мой взгляд, то, что он сумел из абсолютной "местечковости" спорта, своего рода символом которой был застиранный тренировочный костюм с вытянутыми коленками и ракеткой под мышкой, сделать социальное явление, достойное той страны и того общества, в котором мы жили. В спорт пришли представители мира искусств, литературы, космонавтики. Именно Павлов выстроил эту горизонталь, дал понять обществу, что спорт – это не просто голы, очки и секунды. Нам, работникам спорта того периода, Сергей Павлович дал понять, что мы такие же ценные для страны люди, как представители любой другой отрасли, любой другой профессии. Иначе говоря, он окружил спортивную профессию множеством сопутствующих "платформ", оперся на них – и лифт пошел вверх. Оппонентов у Павлова тоже хватало. Хозяйство ему досталось сложное, положение – в связи с отсутствием каких-то выдающихся результатов - тоже, и надо было обладать незаурядным умом и талантом руководителя, чтобы сдвинуть всю эту махину с места и заставить работать. Меня всегда удивлял тот факт, что, не вписавшись в какой-то сегмент политической власти, Павлов никогда не выглядел перед своими бывшими коллегами по ЦК пораженцем. Напротив, сохранил и развил в себе все то могучее, что должно отличать настоящего мужика, лидера. При всей своей авторитарности Павлов был всегда очень человечен и абсолютно не злопамятен. Фантастически умел объединять людей, они к нему тянулись. Думаю, на характере Сергея Павловича очень отразился тот факт, что в войну в 12-летнем возрасте он работал почтальоном в литовском госпитале – носил солдатские письма, похоронки. То есть насмотрелся на человеческое горе с избытком. Конечно же, карьера в спорте далась ему дорогой ценой. Думаю, что ранний уход Сергея Павловича из жизни – это тоже совокупность многих вещей и постоянно растущее число не только оппонентов, но и завистников. Но тогда об этом никто не думал. К тому же Павлов очень быстро сумел найти общий язык со всеми выдающимися тренерами и спортсменами. Как это ему удалось? Наверное, весь секрет заключался в том, что при своей всепоглощающей любви к людям спорта, Сергей Павлович никогда не пытался мериться с ними авторитетом…" - Вы понимали, за что его выбросили из спорта? - спросила я Сысоева при одной из личных встреч. - Это понимали все, - ответил он. - Павлов был слишком ярок. Он был членом ЦК КПСС, членом Ревизионной комиссии, много чего знал. После московской Олимпиады к нему было приковано внимание, появилось много завистников. К тому же Павлов входил не в "ту" политическую группировку. Вот его и отправили послом в Монголию – убрать с глаз долой, вычеркнуть из политической жизни страны. В свое время Сергей Павлович очень сильно поспособствовал политическому восхождению Эдуарда Шеварднадзе, так именно Шеварднадзе, который знал о Павлове больше, чем о ком-либо другом, его и убрал. Знаю, что по возвращении из Бирмы Павлов ходил к Шеварднадзе в Кремль, но тот его не принял. Почему? Наверное, потому, что Павлов был в роли просящего. А просящих власть не любит. Двойная ссылка Сам Павлов, с которым мы в самом начале 90-х встретились в его уже "другой" жизни, рассказывал о том периоде: - После московской Олимпиады я чувствовал, что еще мог работать в спорте. Тогда мне было пятьдесят с небольшим. Но в то же время назначение послом не было для меня унижением, оскорблением, ссылкой. Я действительно воспринял его как большое доверие и повышение. Другое дело, что сопровождалось все это, как мне потом сказали, разговорами, полунамеками... - Но чем была вызвана ваша отставка как министра спорта? - Не знаю. Со мной беседовал бывший секретарь ЦК КПСС Зимянин, который сказал: "Есть мнение... Вы устали". - Это не было связано со смертью Брежнева? - Не думаю. Я никогда не был "брежневистом". Начало правления Брежнева совпало с тем периодом, когда перетряхивали всю деятельность ЦК ВЛКСМ с целью найти что-то криминальное в работе ЦК и первого секретаря - Павлова. Когда я начинал работу в качестве первого, комсомолу еще ежегодно выделялись дотации из партийной казны. Усилиями великолепных специалистов и организаторов, работавших тогда в ЦК ВЛКСМ, за полтора-два года на базе "Молодой гвардии" были поставлены две чудо-машины фирмы "Мариннони". Благодаря им мощности нашего полиграфкомбината позволили во много раз увеличить тираж изданий. Например, тираж "Веселых картинок" вырос с 500 тысяч до 10 миллионов (я по памяти говорю, могу немного ошибиться). Одно только это так подняло доходы комсомола, что не нужны стали дотации. Организация стала рентабельной. Мы много строили. Всего за год был возведен Дворец молодежи в Комсомольске-на-Амуре, уникальный Дворец пионеров в Южно-Сахалинске. Заново был построен "Артек", а за ним и "Орленок". Тогда была просто одержимость - строить. Строили базы международного молодежного туризма, памятники, музеи... Короче, все многочисленные проверки закончились тем, что секретарь ЦК КПСС объявил мне партийное взыскание. Скорее, это было проявлением того, что сейчас принято называть командно-административной системой. Самодеятельность и активность не прощали... - И за все эти "прегрешения" вас решили назначить спортивным министром? - Выходит, так. - Как вы относились тогда к спорту? - Я считал и считаю его колоссальным инструментом формирования личности - самостоятельной, независимой, сильной, способной что-то реально изменить в жизни в лучшую сторону. Я же закончил институт физкультуры, был даже сталинским стипендиатом. Хотя попал туда, как говорится, волею судьбы. До этого учился в техникуме механизации и электрификации сельского хозяйства, за который выступал на первенстве Москвы по лыжам. К спорту тянуло. Был 49-й год, когда я случайно зашел на улицу Казакова, где располагался тогда инфизкульт, заглянул в актовый зал и увидел на сцене молодого парня, который профессионально играл одно из моих любимейших произведений - "Песню Сольвейг" Грига. Я могу об этом судить, так как в моей семье три поколения - профессиональные музыканты. В этот момент, видимо, произошел во мне какой-то перелом - я перешел в институт физкультуры. Поэтому когда начал работать в спортивной сфере, то очень быстро вошел во вкус. - Скажите, став спортивным министром, вы чувствовали какой-либо контроль сверху, давление? Или же были свободны? - Конечно, чувствовал. - А в чем это выражалось? - На протяжении всех пятнадцати лет меня и моих коллег пытались заставить полностью подчиняться указаниям аппарата ЦK партии, требовали согласовывать там абсолютно все: от формирования сборных команд, подбора кадров до распределения средств "Спортлото". Компетентности при этом, мягко говоря, было мало, было лишь желание диктовать условия, подчинять своей воле, пристрастию, субъективным интересам все спортивное движение. Дня не проходило, чтобы нас не проверяла какая-нибудь комиссия. Помню такой случай. Мы очень хотели внедрить спортивный принцип в футбол, где он нарушался постоянно. И тут московский "Спартак" выбывает из высшей лиги. Гришин лично написал три или четыре докладные записки в Секретариат ЦК партии с требованием освободить меня от работы. И Секретариат рассматривал эти записки, не единожды вызывали меня "на ковер". - А чем объяснить, что именно те, как мы говорим, застойные годы - начиная с 68-го - были, можно сказать, "золотым веком" нашего большого спорта? - Была оттепель после сталинских времен. Народ вздохнул. Люди почувствовали раскованность. Многого еще не знали о коррумпированности "верхушки". Кстати, должен вам сказать, что я категорически не приемлю, когда вешают ярлыки на целые исторические эпохи. Историю ведь делали не Сталин и даже не Ленин. И, конечно же, не Хрущев и не Брежнев. Они попадают в историю (и не всегда с парадного входа), но делает ее только народ. И зачем же обижать целые поколения людей, приписывая им какую-то немощность, превращение их чуть ли не в роботов? Это же чудовищная ересь и несправедливость. Что значит "застойный период"? Для кого застойный? Для аппарата - да! Потому что те, кто там сидел, по сути, ни за что не отвечали. Но люди-то работали. Пусть не "благодаря", а "вопреки". Может быть, интерес к спорту возрастал и потому, что он давал возможность больше увидеть. На мой взгляд, сыграло роль и то, что в руководство спортом пришли молодые люди. Мне было сорок лет, одним из моих заместителей был совсем молодой Анатолий Колесов - спортсмен-профессионал высокого класса, другим - Валентин Сыч. Его впоследствии пытались изобразить одиозной фигурой, но это был знающий и способный специалист: у него в мозгу, как в электронно-вычислительной машине, заложена вся информация о спорте, Он был чрезвычайно компетентным руководителем. В то время начались перемены и в международном олимпийском движении. Было покончено с практикой единовластного правления МОК. По нашей инициативе появилась Ассоциация национальных олимпийских комитетов (АНОК), которая могла в значительной мере балансировать все действия и решения МОК. После 40-летнего перерыва вновь стали проходить Олимпийские конгрессы. Появились тогда и новые правила федераций, новые формы проведения международных соревнований. Мы работали очень много, чтобы создать свою систему подготовки спортсменов высокого класса, Кто-то из журналистов упрекнул меня в том, что за первый год своей работы в Спорткомитете я выступил семьдесят шесть раз. Не считал, возможно, это так. Я старался больше времени проводить в командировках, много ездил по стране и знал, что это необходимо: надо было изменить отношение к спорту, пробудить к нему интерес со стороны местных руководителей. И если бы это не было сделано, то не было бы Медео, не было бы Раубичей... Не надо забывать, что и среди спортсменов было немало выдающихся личностей. Я помню, как Фурцева, которая была тогда министром культуры, приехала в США, когда там с триумфом проходили гастроли наших гимнастов. И во время одной из встреч кандидат в президенты США Форд сказал ей, что если бы в Америке проводили выборы президента, то избрали бы Ольгу Корбут. Шутка, конечно, но о популярности Корбут в Америке говорит хотя бы такой факт: после турне в Спорткомитете пришлось создать специальное подразделение по обработке писем, которые шли на ее имя. Когда мы ввели войска в Афганистан, я не предполагал, что нам могут объявить бойкот. Тем более что мы прошли такое испытание, как Спартакиада 1979 года, где были и американцы, и спортсмены других стран. Правда, войска в Афганистан вошли после Спартакиады, осенью. Но, я повторяю, не думал, что в США так отреагируют. Да и не только я. Помню свои беседы в США с одним из главных владельцев компании "Кока-Кола", которая поставила Оргкомитету Олимпиады-80 помимо валюты еще и современнейшее оборудование на многие миллионы долларов. Мой собеседник, умный и уверенный в себе человек, категорически отрицал возможность бойкота со стороны его компании, подчинение диктату. Уже потом, приехав в очередной раз из Вашингтона в Лейк-Плэсид, он рассказывал, какому прессингу его подвергали Картер и другие руководители американской администрации. И только когда ему пригрозили отобрать американский паспорт, он сломался. Не стал официальным поставщиком Олимпиады-80, но все свои обязательства, тем не менее, фирма выполнила. Я помню и президента Национального олимпийского комитета Великобритании Джеймса Фоллоуза. С характером был человек. Впервые побывал в СССР в 1979 году, а через год рассказывал, как на него давили Тэтчер, правительство. Как звонили домой, угрожали разделаться с детьми, внуками... А ведь он привез команду в Москву!.. Бросайте по воротам! И снова вспоминает Сысоев: "В отличие от многих своих предшественников Павлов очень быстро создал в спорте не только крепкую управленческую команду, но и оперативный персонал – я имею в виду спортсменов и тренеров. После Игр в Мехико он смело пошел на омоложение всего аппарата. В этом был определенный риск, поскольку у большинства людей не было никакого административного опыта. Я сам был в этом потоке – стал начальником отдела Спорткомитета в 27 лет. Когда Павлов подтянул к спорту таких выдающихся личностей, как Александра Пахмутова, Николай Добронравов, Иосиф Кобзон, Юрий Гагарин, я себе часто задавал вопрос: если бы Сергей Павлович сам не был "настоящим", не был столь цельным и масштабным человеком, пошли бы к нему эти люди? Да никогда! В нем очень прочно сидело желание понять. Он постоянно с кем-то советовался, кого-то о чем-то расспрашивал, приглашал к себе тренеров, не стеснялся признаться в том, что чего-то не знает. Глобально я бы сказал, что Павлов очень активно участвовал в становлении спортивного образа СССР в глазах международной общественности. С его уходом мы потеряли в руководстве спортом главное – мысль. При Сергее Павловиче все очень четко понимали, куда мы идем, зачем идем и что для этого делаем. Вспомните хоккейную суперсерию 1972 года. По сути, Павлов взял решение этого вопроса на себя. Ходил в ЦК, доказывал, убеждал, объяснял. Риск был огромный. У всех была свежа в памяти история, как Иосиф Виссарионович расформировал, а по сути уничтожил футбольную команду ЦСКА, когда она проиграла товарищеский матч югославам. Если бы хоккеисты проиграли за океаном, Павлова бы стерли с лица земли. Но он пошел на это. Понимал, что для советского спорта такая серия может стать колоссальным прорывом. Интересно, что в те годы, при том, что в стране был очень популярен лозунг "Партия – наш рулевой", никто не спускал сверху директив и указаний. Контролировали каждую мелочь, но не указывали, как руководить, что делать. Вспоминаю диалог между известным питерским велосипедным тренером Александром Кузнецовым и одним из секретарей ЦК Николаем Русаком. Когда тренер стал на что-то жаловаться, Русак ему ответил: "Этот вопрос вы должны решать на Лужнецкой набережной, а не у меня в кабинете". То есть отправил Кузнецова к Павлову. Сегодня над спортом слишком много различных руководителей. А это очень быстро воспитывает в людях отсутствие собственной инициативы. Они перестают рисковать, перестают продуцировать собственные решения. Хотя много раз доказано: если руководитель берет решение проблемы в свои руки и это решение – разумно и обоснованно, "верха" никогда не пойдут наперекор". … Интересно, согласился бы с этим сам Павлов? В том давнем интервью он говорил: - Степень давления аппарата ЦК бывала очень высока. Взять, к примеру, последний при моем руководстве чемпионат мира по футболу 1982 года. Мне просто, что называется, связали руки и заставили послать и Бескова, и Лобановского, и Ахалкаци. Этот триумвират был несовместим, но я сдался и, по существу, предопределил исход чемпионата для нашей команды. Вы не представляете, сколько бывало звонков "сверху"! Скажем, ночью по домашнему телефону мне звонит Леонид Ильич Брежнев: "Слушай, почему судья засудил "Нистру"? Прими меры...". Или звонит еще один высокий чин: "У вас есть связь с Прагой? Позвоните немедленно и скажите, чтобы хоккеисты бросали по воротам...". Еще пример: играют Карпов и Корчной в Милане. После очередной партии звонок: "Надо было Карпову g5 ходить. Почему он пошел g7?" На мой вопрос, правда ли, что на время чемпионатов мира по шахматам в штат спорткомитета вводились специальные советники - консультанты, которые должны были анализировать партию для последующей передачи этого анализа в ЦК КПСС, Павлов тогда рассмеялся: - При мне такого не было. Мы с моим замом Виктором Ивониным справлялись с разбором партий сами. Оба играли, хотя не настолько хорошо, чтобы давать советы чемпиону мира. А ведь такое в аппарате считали в порядке вещей. О ситуации в уже не советском, а российском спортивном руководстве экс-председатель тогда сказал: - Мне кажется, что в спорте сейчас немало "пересидевших". Я не хочу никого обижать, а сужу по себе. У меня и сейчас хватает сил, энергии, фантазии. Но смелости в принятии самостоятельных решений, риска, конечно же, меньше, чем у молодых людей. Я уже начинаю осматриваться, страховаться. Руководителю надо все время быть чуть-чуть впереди. С точки зрения прогнозов, анализа, планов. Пусть эти планы и кажутся кому-то фантазией, но они должны чуточку опережать сегодняшний день. 7 октября 1993 года Сергея Павловича не стало. Последнюю свою награду – за заслуги в развитии олимпийского движения в России – он получит спустя 12 лет. Посмертно.