Гурьев: на прием к губернатору я записывался три раза. Он меня не принял
Самый результативный биатлонный тренер России Леонид Гурьев в интервью Елене Вайцеховской рассказал, почему работа в национальной сборной в конце 90-х оказалась для него столь непродолжительной, как он стал безработным в 2017-м и зачем на старости лет сел за парту. Тракторист-машинист широкого профиля Судя по количеству интервью знаменитого тренера в интернете, точнее – по их отсутствию, Гурьев не жаловал прессу даже в те годы, когда, сменяя друг друга, в сборной блистали его ученицы: Луиза Носкова, Галина Куклева, Альбина Ахатова, Ольга Мельник. Но на просьбу найти время для разговора в итальянской Антерсельве внезапно ответил согласием. - Пыталась вспомнить, когда именно вы впервые пришли в сборную, Леонид Александрович, и не вспомнила. Зато на протяжении доброго десятка лет постоянно слышала, что есть вот такой Гурьев, который работает в Тюмени, лучше всех знает, как надо готовить спортсменов, и который наотрез не хочет никуда уезжать. Почему вы согласились вернуться? Не могли отказать Анатолию Хованцеву, когда он встал во главе национальной команды? - Отчасти можно сказать и так. С Хованцевым я начинал работать еще в 1992-м, когда в Калгари проводилось юниорское первенство мира. Это был мой самый первый выезд. Времена, если помните, были тяжелыми, денег не было, поэтому не удавалось даже набрать полные составы команд. Анатолий Николаевич повез ребят, я – девчонок. Куклева Галя как раз в той команде была, Настя Макарова. В основную команду я пришел три года спустя – в 1995-м. А через три года на Игры в Нагано поехали сразу четыре моих спортсменки из Тюмени: Альбина Ахатова, Куклева, Ольга Мельник, Анна Волкова-Шпрунг. Совсем молодые девчонки – по 23-24 года им было. - Тогда вам еще не ставили в упрек то, что вы тащите в сборную исключительно своих? - Нет, эти разговоры начались позднее, где-то через год. Мы расширили состав сборной до 12 человек, и вот там "моих" уже было человек восемь. Мы тогда у "Анщютца" оружие закупили, 11 стволов. С него ведь вообще нельзя было стрелять в России, с этого оружия. - Почему? - Потому что не было лицензии. Не было в Институте стандартизации образца этого оружия. Стреляли, конечно же, нелегально: кто-то что-то ввез, кто-то где-то купил. Но официального разрешения не было. Тогда нам очень сильно помог председатель тюменского спорткомитета Валентин Никифорович Зуев. Благодаря ему, собственно, мы это оружие в 97-м закупили и стали нормально работать. Из "Анщютца" в начале 90-х стрелял уже весь биатлонный мир, а мы, помню, радовались безумно, когда на Ижевском заводе в 1992-м десять стволов закупили - производство к тому времени уже совсем разваливалось. Я те винтовки, помню, берег до самой зимы, как зеницу ока. А начали стрелять в "-5" - разброс такой, что пули в мишень не попадают. Как только нормальное оружие появилось, сразу пошел и результат. Когда мне говорили, что я тащу своих, я реально не понимал сути претензий. Пытался объяснять: каких "своих"? Они те же самые россияне, защищают честь страны. Покажите пальцем, кто хоть раз попал в сборную не по принципам отбора? - Почему вы так недолго проработали в сборной в те годы? - В 1998-м закончилась Олимпиада, и тогдашний старший тренер женской команды Виталий Фатьянов, с которым мы работали в паре, принял решение сосредоточиться на работе с мужчинами. Меня же оставил на женской команде. Какое-то время я проработал, а потом в спортивном календаре появилась Сибириада, и Зуев мне сказал, что эти соревнования для региона важнее, чем этапы Кубка мира в Америке или Канаде, на которые я собирался ехать. Я не поехал, а по весне 2001-го меня из команды убрали. Возможно, той ситуацией просто воспользовались для того, чтобы столкнуть меня и Фатьянова. Его ведь тоже в 2001-м должности лишили. - Все предыдущие годы вы работали с ним вдвоем? - В то время вообще все в двух лицах было. Соревновалось восемь человек. Одна Альбина Ахатова по 20 пар лыж имела. С утра делаем лыжи, потом я убегаю на пристрелку, прибегаю обратно, доводим лыжи – и на старт. Передвигались на "Фольксвагенах" - Геннадий Михайлович Раменский, который был тогда вице-президентом СБР, договаривался напрямую с директором компании, и нам давали суперсовременные машины, самые последние модели. Мы и спортсменов туда всех грузили, и весь багаж. Переезжали с одного этапа Кубка мира на другой. Самым запоминающимся переездом был тот, что из Финляндии в Швецию. Если на пароме, то рукой подать. Но на паром у нас денег не было. Поэтому гнали машины. Эти же рукавчики надо все объехать, залив-то здоровый. На дорогах наледь, машину из стороны в сторону бросает. И так - тысячу километров. И ведь как-то справлялись. В иностранных командах уже начали отдельные сервис-бригады появляться, мы же по старинке, вдвоем. Спортсмены лыжи сняли, спать пошли, а мы снимаем эти 80 или 100 пар, и начинаем готовить. До полуночи управились, в четыре утра встали на откатку, поскольку старт в десять. Это потом появилось телевидение, гонки стали на послеобеденное время переносить. А тогда заканчивали сезон выжатые, как лимоны. Потому что, как начинали с ноября месяца, так по март и пахали: и сервисёры, и функциональщики, и стрелки, и шоферы. Трактористы-машинисты широкого профиля. Заложники ситуации - Получается, что, перестав работать в сборной, вы должны были испытать облегчение. Или все-таки было обидно? - И жалко, и больно, и обидно. В 2001-м мы планировали завоевать на чемпионате мира одну золотую медаль в женской эстафете. Мы ее и завоевали. Но тогда, за год до Олимпиады, в федерации начались бесконечные внутренние разборки, в результате которых мы с Фатьяновым просто остались не у дел. Вот я и вернулся обратно в регион. К разбитому корыту. Засучил рукава и начал работать. Порядка тридцати девчонок-юниорок набрал. Тогда у меня кроме Ахатовой появились Настя Шипулина, Аня Булыгина… - Альбина сказала как-то, что увольнение, которое случилось в 2017-м, стало для вас колоссальным ударом. - Так и было. Я только сейчас стал более или менее отходить. Как ни крути, 30 лет этот женский биатлон Тюменской области своими руками создавал. Весной 2017-го по итогам года у меня вошли в сборные команды сразу семь человек. В основный состав, молодежный, юниорский. Я даже на сбор на Кипр в мае месяце с ними поехал. А перед вылетом обратно домой мне Ира Старых в аэропорту и говорит: "Леонид Александрович, а вы что, ничего еще не знаете? Вас увольняют". Как только мы вернулись, я пришел к нашему спортивному министру, как мы его называли. Главе спортивного департамента Дмитрию Викторовичу Грамотину. Говорю: вы же не задаете вопрос, откуда у меня самые сильные хорошие лыжи? А у меня всего-навсего очень хорошие отношения с Майклом Фишером. Не спрашиваете, почему у меня на команду 21 ствол, половина которых закуплена в 1997-м, и все они в таком изумительном состоянии, что круче нового "Мерседеса" выглядят? Вы же не интересуетесь тем, что у нас в команде свой доктор, свой профессор-хирург, в клинике которого мы любые операции делаем в Тюмени, свой мануальный терапевт, все необходимые восстановительные процедуры? Два с половиной часа мы с Грамотиным разговаривали. В итоге он посоветовал срочно записаться на прием к губернатору. - Три раза я записывался. Так меня губернатор и не принял. Я потом долго голову ломал. Может быть, все дело в том, что все наши олимпийские победы не при нынешней власти случились? Причем тогда, когда никаких условий по большому счету, не было. Стреляли в каких-то логах или тирах, катались на каких-то заброшенных дорогах. А сейчас условия сногсшибательные, деньги офигенские, а результата как такового нет. - У вас есть этому объяснение? - Не знаю, что ответить. Всегда считал, что в спорте через труд всё достается. Через пот, через кровь, через сверхусилия. Как только все пошло легонечко и пушистенько, результата не стало. Или же спортсмены слишком тепличные стали… - Но ведь в самый золотой период для российского биатлона – при Михаиле Прохорове - вы работали с молодежной командой. Получается, тоже не справились? - Как посмотреть. На чемпионате Европы-2013 в Болгарии Ирина Старых и Анастасия Загоруйко выиграли золотые медали. Организационно Прохоров действительно всё наладил, с этой точки зрения не было никаких проблем. Но, как признался потом Сергей Валентинович Кущенко, который стал рулить процессом, он только через три года стал что-то понимать в циклике, разбираться в биатлоне. За эти три года самое большое упущение произошло в том, что команда перестала быть управляемой. Спортсмены стали напрямую звонить Кущенко по всем вопросам, а тренеры оказались заложниками этой ситуации. Их просто ставили перед фактом: сбор только через три дня заканчивается, а половина команды уезжает сегодня. Академия Пихлера - После того, как президентом СБР в мае прошлого года выбрали Владимира Драчева, а главным тренером сборной стал Анатолий Хованцев, вы сказали, что бессмысленно рассуждать, хороший Драчев президент или нет, хороший Хованцев тренер или нет. Надо всем вместе впрячься в эту упряжку и общими силами пытаться сдвинуть ее в правильном направлении. На мой взгляд, это сильно диссонирует с позицией российских тренеров, когда к руководству сборной в 2012-м пришел Вольфганг Пихлер. Какую позицию занимали тогда лично вы, глядя на работу Пихлера со стороны? - В тот период я постоянно контактировал с Николаем Загурским, который стал работать с Пихлером в качестве аналитика. Первый двухнедельный сбор женская команда в том сезоне проводила на Кипре, и Загурский, помню, мне сказал, что, если бы такие показатели крови были на третий день работы у российского тренера, его бы сразу уволили. То есть, шло какое-то фантастическое зашкаливание всех биохимических показателей. С другой стороны, у Вольфганга было совершенно потрясающее стремление добиться результата. Он очень быстро учился. В первый сезон он очень активно практиковал занятия со штангой, хотя, на мой взгляд, это было ошибкой. В биатлоне, лыжных гонках какая штанга? Тем более - максимальные веса. Любая дополнительная мышечная масса в нашем виде спорта только мешает: ее же постоянно питать нужно. Так вот, Пихлер после первого же года работы штангу выкинул. Ему, на самом деле, не хватило года. Я очень внимательно наблюдал за тем, как Вольфганг после Олимпийских игр в Сочи работал со шведской командой. По сути, он делал там все то, чему научился, работая в России. У него ведь при Прохорове было все: деньги, возможности, доступ к любой информации, ее непрерывный анализ. Тренерскую академию он, можно сказать, у нас закончил - прошел фантастическую школу в этом смысле. - Если бы сейчас во главе российского биатлона стояли не Драчев и не Хованцев, вы бы пошли работать в сборную? - Мне кажется, так ставить вопрос просто неправильно. Дело ведь не в конкретных фамилиях, а в том, что у нас интерес у всех сейчас один: результат. Либо у нас единый коллектив специалистов, куда входят врач, массажист, старший тренер Виталий Норицын, мы с Загурским по стрелковой части, либо начинаем все вместе создавать стройную систему подготовки, либо… лебедь, щука и рак, как в басне Крылова. Понятное дело, что у нас случаются достаточно горячие дискуссии. По отбору, например. На этапе Кубка мира в Рупольдинге собирались аж два раза. Вначале тренерским коллективом: Хованцев, Норицын, Загурский, Гурьев. Потом приехал Драчев, и мы собрались уже совместно. Часа, наверное, три сидели. - А что можно обсуждать в течение трех часов в отношении команды, где выступает шесть человек? - Не так просто всё. Нам сейчас предстоят американский и канадский этапы, чемпионат Европы, чемпионат мира. Поэтому по каждому из спортсменов взвешивали все "за" и "против". Как перенесут дорогу, акклиматизацию. С одной стороны, там 17 дней до начала чемпионата мира остается. Но этот часовой пояс – он еще хуже, чем гора. Ночь полностью меняется на день. Когда я в Кэнмор на юниорское первенство мира приезжал, помню, в три часа ночи посмотрел в окно - народ бежит куда-то. Я наутро спрашиваю у коллег: куда бегали-то? А они мне отвечают: "Подожди, еще денек пройдет, устанешь бессонницей маяться, тоже побежишь". Вылежать и выстоять - Когда я разговаривала с Виталием Норицыным на октябрьском сборе, он предупредил, что не стоит ждать от команды быстрого результата. И добавил, что функционально нынешние спортсменки заметно слабее, чем те, кто приходил в сборную до них. - Летом я рассуждал примерно так же. Сейчас мнение изменилось. - В связи с чем? - Сильный прогресс получился у девочек в стрелковом плане. Мы сразу обозначили некие рамки: если лежа кто-то не укладывается в 30 секунд, а стоя в 25, все, свободны. 1.45 на четырех рубежах – это был для нас вообще космос, только Катя Юрлова-Перхт находилась в этом районе. У остальных этот показатель составлял до двух с половиной минут. А сейчас 12 человек у нас проходят четыре рубежа быстрее, чем 1.45. Если говорить о тех, кто вышел на Кубок мира, любая из шести спортсменок способна "ноль" стрельнуть. И все это та работа, которая была сделана летом. Каждый день, прежде чем перейти к комплексной работе, мы 100-150 выстрелов делали вхолостую. После стрельбы лежа у всех локти были в заплатах. - Другими словами, стрельба – это то занятие, где количество переходит в качество? - Ну, вот Николай Степанович (Загурский) общался с Пихлером уже после того, как тот стал работать со шведской сборной, и Вольфганг рассказывал, что Ханна Эберг до того, как стала олимпийской чемпионкой, ежедневно изготовку к стрельбе многими часами нарабатывала. У нее, говорит, вообще на локтях живого места не было. Когда до мяса все стерлось, стали уже налокотники специальные надевать - девушка все же. Но, безусловно, стрельбу надо вылежать, выстоять. Чтобы вообще неважно было, в каком состоянии ты на коврик упал. Чистые стрелки, знаю, по шесть-семь часов над стрелковым функционалом работают. А что, в художественной гимнастике у Ирины Винер работают меньше? - В связи с этим вопрос. Хованцев известен как сторонник не самых больших объемов в работе и не самой высокой интенсивности. Но не совсем понятно: за счет чего при меньших нагрузках, меньшем количестве часов и низкой интенсивности выходить на результат? - В принципе, такая методика еще с советских лет оправдывала себя. В этом сезоне снижаем нагрузку, восстанавливаемся. Но, если на следующий год не подпитаем себя объемами, то на третий год не знаю, куда уйдем. Я вот вспоминаю, как в сборной работал Владимир Аликин, не в обиду ему будь сказано, когда он три года подряд делал исключительно скоростную работу, на четвертый год спортсмены просто-напросто сдулись. Потому что никакой подпитки не было. В свое время женский биатлон получил колоссальный задел, когда туда из лыжных гонок пришли Ишмуратова, Шалина, Соколова, Мартынова, Резцова, Пылева. Сейчас такого не получается. Хотя я неоднократно с лыжницами говорил на эту тему. Они мне открыто говорят: какой смысл куда-то уходить, если уже включили в сборную? У них жилье, зарплата, экипировка, сборы, поездки. Уйдут в биатлон – минимум на три года всего этого лишатся. Да и где гарантия, что получится результат? Согласитесь, их понять можно. Это жизнь, а она такая быстрая в спорте, такая короткая... 15 жен Гурьева - Что самое сложное в работе с женщинами? - Когда мне кто-то из мужчин такой вопрос задает, я обычно спрашиваю: "У тебя жена есть? А у меня их 15". К каждой спортсменке надо свой подход найти, кого-то пожалеть, кого-то приструнить. Иногда как по лезвию ножа идешь. Нагрузки-то сумасшедшие, а они всё же девчонки. И семью надо вовремя создать, и детей родить. И не забывать о том, что спорт заканчивается, и хорошо бы к этому моменту какой-то собственный угол иметь, какие-то сбережения. Это в советские времена все с опозданием спохватывались, что 20 лет за сборную пробегали, и у разбитого корыта остались. И куда ты пойдешь? Зуев Валентин Никифорович покойный одним из первых стал беспокоиться, чтобы спортсменки институт заканчивали. Сам ушел директором института из спорткомитета. Многие у него не только дипломы получили, но и кандидатские диссертации позащищали. Я сам в 63 года поступил в магистратуру. - Зачем? - Затем, что без специального образования тренерская зарплата в три раза ниже. Я в свое время педагогический закончил, по специальности - учитель физики. Помню, сидел в отделе кадров и говорил: мол, сами подумайте, ну, поступлю я, не дай бог, на бюджетное отделение – то есть просто займу чье-то место. Ну и зачем? Для чего мне это? Я заслуженный тренер, заслуженный работник физической культуры - сам Путин указ подписал. Отличник физической культуры. Почетный гражданин Тюменской области. У меня семь заслуженных мастеров спорта, 16 – мастера спорта международного класса, 430 медалей, 13 - с Олимпиады, 28 - с чемпионатов мира. А мне отвечают, что ни фига это сейчас не считается. Кто-то решил в Думе, что у всех тренеров должно быть профильное образование. И все. Неважно, в каком ты возрасте. Или за парту, или на выход. - Из тех молодых девчонок, кто бегает в вашей команде сейчас, кто вам кажется наиболее перспективным? - На этот вопрос я отвечать не буду. Это ведь как топором рубануть. Они все перспективные, все хорошие, все могут показать результат. Уже сталкивался с такой ситуацией. Одну спортсменку выделил, а две другие мне говорят: "Леонид Александрович, а мы тут вообще зачем тогда?" - А если говорить о других - вы видите потенциальную Магдалену Нойнер в женском биатлоне? - Я ж несколько иначе на биатлон смотрю. С Нойнер мы вполне успешно соревновались в свое время – на юниорском первенстве мира в 2005-м. Булыгина обыграла там ее в гонке преследования, и эстафету, в которой Кузьмина, тогда еще Шипулина, с Нойнер на втором этапе стартовала, мы у немок выиграли. И сейчас мне приятно понимать, что ту же Кузьмину, с которой мы в общей сложности проработали семь лет, я как тренер не сжег, не загнал. Ну, пусть сливки снял кто-то другой. Но Насте 34 года, и она до сих пор прекрасно выступает. Булыгина до сих пор бегает, Ира Старых. А Нойнер… Нойнер в 25 лет закончила карьеру.
