«Детей не отдают в легкую атлетику — боятся, что их накормят допингом». Интервью Дарьи Клишиной

Прыгунья в длину Дарья Клишина почти 6 лет живет и тренируется в США. Но после победы на чемпионате России задержалась на пару недель в Москве. А заодно рассказала Sport24 — как переживает кризис в легкой атлетике, за что полюбила Америку и почему на Олимпиаде в Токио будет сложнее, чем в Рио. — У вас была приличная пауза в карьере, которая вызвала немало домыслов. Вы сказали, что заполнили ее учебой. Расскажете подробнее?— Моя главная цель вне спорта сейчас — это английский. Я этим и занималась. Я самокритична. Чувствую, что мне не хватает знаний. Даже во время интервью. Хочется раскрывать вопрос на английском так же, как я могу раскрыть его на русском. Конечно, в быту общаюсь достаточно свободно, никаких проблем нет, но когда хочется вставить какое-нибудь красивое предложение, немного теряюсь, начинаю копаться в голове, судорожно подбирая слова. Английский все-таки достаточно сильно отличается от русского. В будущем, когда совсем завершу профессиональную спортивную карьеру, хотела бы получить серьезное образование за границей, необязательно в Америке. У меня уже есть одно высшее образование. Закончила Московский финансово-промышленный университет. Изучала спортивный маркетинг. И сейчас это очень помогает мне понимать все, что вокруг меня происходит. Я работаю со спонсорами, у меня есть контракты, и понимание специфики серьезно упрощает жизнь и мне самой, и людям, с которыми я сталкиваюсь. Приятно замечать, как некоторые удивляются, когда слышат, что я умею формулировать свои мысли. Говорят, не совсем типично для спортсмена. — 7 метров — как сильно вас достала эта цифра? Как раз незадолго до перерыва эта отметка вам покорилась. Сейчас нет ощущения, что придется начинать все сначала?— Я не бросала тренироваться даже во время перерыва, потому что невозможно целый год ничего не делать, не двигаться. Когда вернулась к своим интенсивным, полноценным тренировкам поняла только, что придется начинать с нуля в плане подготовки своего тела. Но именно по результатам никакого отката назад не заметила. Вышла и прыгнула первым же стартом 6,84 м. Понимаю, что это не 7 метров. Но это и не 6,50 м или 6,20 м, с которых обычно начинают после перерывов и отсутствия соревновательной практики. Я в принципе чувствую себя сейчас хорошо. И это очень большая редкость для меня. Я сейчас, в первую очередь, про психологию. Мне приходится бороться с собой в том смысле, что я не всегда верю в себя и свои силы. А сейчас как раз наоборот — чувствую, что могу хорошо прыгнуть, просто нужно решить одну проблемку, которая расстраивает тренировочный процесс. — Вы про ногу? Читала в одном из интервью, что больше 10-ти лет живете с травмой ахилла. — Да. Год на год не приходится. Иногда спокойно провожу сезон, она как бы в спящем режиме, иногда беспокоит сильнее. Честно говоря, даже не знаю, с чем это может быть связано. Я всегда с ней работаю, лечу или поддерживаю, каждый день что-то делаю, но временами все равно появляется острая боль. Этот сезон как раз из таких, не очень спокойных в этом смысле. Пришлось немножко изменить планы и сделать меньше стартов. Его остаток важно пройти без осложнений, чтобы подойти максимально здоровой сначала к чемпионату мира, а потом — к Олимпийским играм. Если у меня не будет болеть нога, я знаю, что уже в Дохе у меня будет хороший результат. На протяжении двух недель после чемпионата России я ничего не делала, потому что просто не могла. Интенсивно занималась лечением. А чтобы показывать хороший результат, тренировочный процесс должен быть регулярным. Пока он у меня такой, немного гуляющий. — Не думали об операции?— Это большой риск. И я пока не вижу в этом смысла — надо просто внимательнее следить за здоровьем. Возможно, в какой-то момент мы немного упустили ситуацию. Это привело к острой боли. В следующем году будем фиксировать все детали во время подготовки, не дожидаясь момента, когда снова появится дискомфорт. К тому же в обычной жизни мне это пока совершенно не мешает. Заметила, что после хорошего отдыха, когда беру перерыв недели на четыре между летним и зимним сезоном, вообще могу тренироваться и делать все, что угодно, без всяких терапий и даже тейпов. Нога у меня не болит. Когда начинается более интенсивная техническая работа, в шиповках, тогда она дает о себе знать. — За последний год у вас произошло достаточно много перемен — новый тренер олимпийский чемпион Дуайт Филлипс в том числе. Почему перестали работать на постоянной основе с Лореном Сигрейвом? — Лорен сейчас работает с федерацией Тайланда, большую часть времени находится в Бангкоке. Мы поговорили и решили, что мне правильнее остаться в Америке. Дуайт не новый тренер. Последние полтора года, если рассматривать период до того, как я взяла паузу, мы работали вместе. Он был ассистентом Лорена. Плюс, последние три года своей профессиональной карьеры тренировался у него. По сути, это одна школа. Небольшая разница, конечно, есть. Но все не настолько серьезно, как в тот момент, когда я переезжала из России. Вот тогда буквально все перевернулось с ног на голову. — А в чем разница?— Во-первых, совершенно другой тренировочный подход. В Америке все делается на суперкомпенсации. Мы не готовимся к техническим тренировкам так, чтобы ты чувствовал себя свеженьким и немножко отдохнувшим. Полная загрузка начинается с понедельника. Это всегда тяжелый день. А во вторник у меня техническая работа. В среду — опять есть штанга, а в четверг — техническая работа. Я всегда нахожусь под загрузкой. И этот подход работает. Не могу объяснить, как, но работает. Конечно, нужно пройти какой-то адаптационный период, чтобы тело привыкло к такому режиму и оправилось от шока, особенно после России, где перед технической работой, наоборот, всегда старались максимально разгрузить. Второй важный момент касается дисциплины и самоконтроля. В Америке никто не будет ругать, никогда даже голос не повысит. Ты можешь рассчитывать только на свою голову. — И на свой кошелек. — Да. Это еще одно отличие. Здесь в принципе можно спокойненько жить и тренироваться весь год на гособеспечении. И не тратить ни копейки. Там я все полностью оплачиваю сама. Да, у меня осталась моя зарплата, потому что я в сборной и как работник никуда не исчезла. Но в плане сборов, массажа, мануальной терапии, какого-то физио, которые мне нужны — это все моя забота. Гонорар тренера — тоже. Здесь такой практики нет. В этом смысле американский подход отлично дисциплинирует. Если ты заплатил, а потом горох носом катаешь на стадионе, то с тобой точно что-то не так. — Сколько стоит месяц тренировок в Америке?— Все вместе, наверное, не смогу посчитать. Цена тренеров по Америке варьируется от $800 до $2000 в месяц, в зависимости от квалификации, условий, в которых придется работать. Массаж — это $75-100 за 60 или 90 минут, соответственно. Количество сеансов определяешь сам. Кто-то делает раз в месяц, а кто-то вообще обходится без этого. Это сильно зависит от финансовых возможностей каждого человека. В Америке каждый второй спортсмен работает. Помимо тренировок. Понятно, если ты выступаешь на высоком уровне, у тебя есть крупные спонсоры и контракты, ты можешь отказаться от работы. Это логично. Но даже в нашей группе сейчас не работают всего 3 человека. — Если вернуться к российской системе подготовки, вам не кажется, что она сильно устарела? Сейчас побеждают те ребята, которые большую часть времени работают в отрыве от того, что принято называть сборной — Ласицкене и Шубенков, например.— Не думаю, что есть какая-то связь, если честно. В Машином случае просто все так совпало. Она одна у своего тренера. Насколько знаю, он в прошлом был учителем физкультуры в Прохладном и потом просто встретил Машу. Она талантливая девочка, которой идеально подошла его методика работы. Не факт, что с другим спортсменом получилось бы так же эффективно. А Сергей, насколько знаю, все же бывает на командных сборах — приезжал и в Сочи, и в Новогорск. — Вместе с тренером вы сменили и место жительства. Расскажите про Атланту, где вы теперь живете. Слышала, многие американцы стремятся туда переселиться.— Атланта очень отличается от Флориды, к которой я так привыкла. Это огромный город. Правда, мне кажется, не самый удобный. Все районы сильно разбросаны, даже центра как такового нет, и расстояние между ними может быть больше 30-ти км. Передвижения отнимают много времени. Для тренировок это не очень удобно. Еще очень не хватает океана. Во Флориде у меня была такая опция, когда я могла в выходной просто выбраться к океану и поплавать. Отличная разгрузка для головы и для тела. Но есть и плюсы. Это по-настоящему зеленый город. Такое ощущение, что спишь в лесу. Очень хороший воздух.Тепло. — А помните свои первые впечатления от Америки? Что изменилось в вашем восприятии за эти годы? — Первый раз я приехала во Флориду на два месяца. Я очень боялась, что мне сразу захочется домой, потому что я никого не знала, не могла свободно говорить по-английски. Было откровенно страшно, даже при том, что это было серьезное, взвешенное решение, к которому я пришла не за один день. Мне несколько раз предлагали переехать, я несколько лет откладывала. Но в итоге первые два месяца пролетели вообще незаметно. Я наслаждалась океаном и была приятно удивлена тому, как меня приняли. Меня совершенно не напрягло то, что я нахожусь далеко от дома. Когда я переехала, ничего не изменилось. И сейчас я тоже довольна, потому что достаточно комфортно себя чувствую, плюс могу свободно общаться, а это сильно упрощает жизнь, быт. При этом не могу сказать, что совсем американизировалась, как про меня часто пишут. Многие их привычки мне до сих пор не очень понятны. Когда впервые попала в продуктовый магазин, сильно удивилась. В очереди передо мной стола женщина, видно было, что она закупается на большую семью, и в огромной тележке были только замороженные продукты и полуфабрикаты. И там многие обходятся такими продуктами, ничего не готовят фактически. У нас в России это все-таки не принято. И я так не могу — из замороженного могу купить только ягоды, когда хочу приготовить смузи. — Россия за эти годы сильно изменилась?— Да. Если уж начали говорить про быт, то меня здесь тоже удивляет культура еды. Но приятно удивляет. Мне нравится, что у нас теперь в моде ЗОЖ. Нравится, что сейчас практически в любое время года можно купить сежие фрукты, овощи, мясо, даже морепродукты. Понятно, что они стоят подороже, но не заоблочно дорого и главное — всегда есть выбор. На улицах стало чище. Памятники реставрируются. Если долго не приезжать, перемены в лучшую сторону очень заметны. — А люди изменились? Одна из главных претензий к русским во всем мире, что мы слишком серьезные, даже угрюмые.— И это, пожалуй, так. Я даже иногда ловлю себя на мысли, что сейчас кому-то улыбнулась просто так, а человек точно подумал, что я немного не в себе. Постоянно одергиваю себя. У нас просто нет этого в культуре. И я в принципе не принимаю такое поведение по отношению к незнакомым людям. Официант подходит, просто бросает меню и весь вечер разговаривает с тобой сквозь зубы. Этого не должно быть там, где вежливость и дружелюбное отношение — неотъемлемая часть работы. — Кризис в легкой атлетике продолжается уже 4 года. И есть ощущение, что никто ничего не делает, чтобы из него выйти. — У спортсменов похожие ощущения. Так как я тренируюсь в Америке, я не вмешиваюсь во все эти процессы, не позволяю себе слишком критиковать федерацию, но единственное, что вижу последние четыре года, — это новости после очередного конгресса о том, что нас снова не восстановили. И никто не может ответить, сколько еще это будет продолжаться. Понятно, что у кого-то есть нейтральный статус, но это это совсем маленькая часть российских спортсменов. Многие, кто выступал в прошлом году, не получили разрешение в этом. Кто-то до сих пор в режиме ожидания, хотя до чемпионата мира меньше двух месяцев. В таком положении гораздо тяжелее находить какую-то мотивацию, даже тренироваться. Это безумно сложно — работать, не понимая, сможешь ты в итоге выступить или нет, дадут тебе нейтральный статус или нет. Ради чего ты вообще все это делаешь… — Когда мы говорили с Машей Ласицкене на эту тему, она сказала, что сама в принципе привыкла выступать так, но ее очень беспокоит, что вся эта ситуация в целом убивает русскую легкую атлетику.— Так и есть. Лет 10 назад, когда моя карьера только начиналась, у нас была конкуренция, которая ощущалась везде, во всех видах. Сейчас этого, к сожалению, нет. Если только в прыжках в высоту или в прыжках с шестом. Но я понимаю родителей, которые не отдают своих детей в легкую атлетику. Многих отпугивает тема допинга. Они не погружены в тему глубоко, почитают новости, и появляется страх, что ребенка накормят допингом, предложат что-то запрещенное. На самом деле, культура отношения к допингу потихоньку меняется. Спортсмены стали к этому чуть более ответственно относиться — те, которые реально хотят выступать. Они ждут, когда за ними придет допинг-контроль. Знаю, что проводятся разные тренинги и учения. Это классно. Надеюсь, что это принесет плоды. Уже не нашему поколению, а тем, кто младше. Им можно и нужно вложить в голову, что допинг — безусловное зло. «Знаю случаи, когда допинг подбрасывали и собщали куда надо». Честное интервью замглавы РУСАДА — Чемпионат мира без флага, гимна и команды — это как? Вы пережили его в Лондоне, есть ощущения, что перед Дохой тоже ничего не изменится.— В Лондоне все было достаточно жестко. Примерно за две недели до чемпионата прислали официальный документ, в котором было прописано, что нельзя делать во время соревнований. Там столько деталей, вплоть до того, что на телефоне не может быть установлен российский гимн в качестве звонка. Петь гимн а капелла мы тоже не могли. Нельзя было красить ногти в цвета российского флага, использовать такие резинки для волос, а татуировки с любой символикой, если они есть, нужно было заклеивать. Я думала о том, как себя вести в случае победы. Традиционный круг почета и фото с флагом своей страны мне недоступны. Конечно, это обидно. Боялась, что болельщики, а на них запреты не распространяются, протянут флаг. Взять — значит нарушить правила IAAF и заработать наказание. Отказаться — значит спровоцировать кучу разговоров о неуважении к своей стране и ее символике. Сложная ситуация. Правда, сама себя избавила от всех сомнений, когда завоевала серебро. — В этот раз чемпионат — откровенно поздний. Это сильно осложняет подготовку? Все же легкая атлетика — циклический вид спорта, со своей рутиной. — Это новый опыт для всех. Многие делают два пика. Я начала сезон позже — не прыгала ни в мае, ни в июне, хотя обычно стартую первый раз в мае. Мы тоже закладывались на два пика, но вмешались проблемы с ногой, поэтому подготовка получается немного скомканной. Очень хочу сделать еще один старт до чемпионата мира, но посмотрю на ахилл. Думаю, если бы не он, то не почувствовала бы сильной разницы в подготовке. — На подготовке к Токио такой чемпионат мира может как-то сказаться?— Могу говорить только про себя. Мы сразу же вычеркнули зимний сезон в связи с тем, что раньше ноября точно не приступим к тренировкам, так как закончим только в октябре. С этой точки зрения Токио меня не очень беспокоит. Я больше переживаю из-за разницы во времени с Америкой — 11 часов. И расписание у прыжков в длину не самое удобное. В Рио, например, у нас была квалификация и уже на следующий день — финал. Когда соревнования идут всего два дня, можно прилететь прямо под старт и спокойно отпрыгать, пока организм ничего не понял. Но в Токио между квалификацией и финалом будет день отдыха. Если не прилететь заранее, пик акклиматизации может случиться в самый неподходящий момент. Надо очень тщательно продумать все передвижения на следующий сезон. — Ситуация в Рио не изменила ваше отношение к Олимпиадам? Многие спортсмены говорили, что после Игр-2016 и 2018 само понятие «Олимпиада» для них сильно обесценилось. — На Олимпиаду мы едем под флагом, едем в составе сборной, со всеми. В Рио я тоже выступала под российским флагом. Не считая нервотрепки перед соревнованиями, ничем не отличалась от других участников. И тот олимпийский опыт в конечном счете очень мне помог. Теперь я могу выходить на любой старт без особых нервов. Мне проще фокусироваться на прыжках, даже на самых ответственных и сложных соревнованиях. Подписывайтесь на канал Sport24 в Яндекс.Дзене