Никого не боялся, ни о чем не жалел. Вспоминая Левона Айрапетяна

Прошло два года, как ушел из жизни председатель совета директоров ИД «Собеседник» Левон Айрапетян. Немало было написано об этом человеке, но о его последних месяцах и днях жизни не опубликовано почти ничего. Я был рядом с ним в последний год его жизни и хотел бы об этом написать. Я закончил философский факультет МГУ в эпоху перестройки и коренной ломки ценностей в стране. Кризис закончился крушением империи, становлением сначала неприличной демократии, а затем – необузданной диктатуры. Я получил второе образование и стал работать корпоративным юристом. Но мои познания о юриспруденции в России оказались теоретическими, а удачные, как мне казалось, судебные процессы, где я мог то блеснуть интеллектом, то проявить расчетливость и смекалку, создав противникам по судебным разбирательствам изрядные проблемы, привели меня не к успеху, а в российскую пенитенциарную систему. Сработал четкий российский стереотип: лучший способ разрешения гражданско-правовых конфликтов – посадить противника, превратив гражданско-правовые споры в уголовное преследование. Позади был следственный изолятор, безуспешные попытки добиться справедливости и, наконец, приговор по очень популярной ныне статье – покушение на мошенничество. Этапировали меня в Зубово-Полянский район Мордовии, в колонию №12. Любопытный вираж судьбы. Левон Айрапетян, как и я, закончил философский факультет МГУ, учился, правда, намного раньше меня. Мы неоднократно могли увидеться и познакомиться там. Тем не менее познакомились в мордовской колонии. Увиделись в комнате свиданий, оформляя доверенности у нотариуса. Было это в конце 2016 г. Я слышал об Айрапетяне и о его деле. К нотариусу, как выяснилось, нас привели одни и те же проблемы, мы обращались с ходатайством об условно-досрочном освобождении, администрация колонии отказывала нам обоим в поддержке ходатайства и давала отрицательные характеристики, при этом не забывая «сочинять» выговоры: для надежности, так сказать, чтоб суд, не дай бог, не отпустил прежде времени. У меня на тот момент был один выговор. У Левона на момент нашего знакомства их было целых 6. И все за нарушение формы одежды, якобы он передвигался по бараку и сидел на постели без бирки. Левон уже тогда был тяжело болен. По словам медиков, у него была онкология, случилось несколько инсультов, он жаловался на давление, и вдобавок ко всему у него был сахарный диабет. Практически ежедневно он терял сознание. Тяжело больной человек не успел надеть робу с биркой или с трудом добирался до туалета – вот он, готовый нарушитель! Для отслеживания нарушений Айрапетяна был выделен специальный сотрудник. Фамилия его известна, но называть ее здесь не буду – противно! Мы быстро подружились с Левоном, у нас были общие темы для обсуждения. Он много и с удовольствием говорил о Московском государственном университете, о времени учебы, о том, как он возглавлял стройотряд на БАМе, о методах работы, в советские годы малопрактикуемых и потому новаторских. Виделись мы с ним часто, хотя жили в разных бараках. Приходил и он в наш барак, и я к нему заглядывал. К слову сказать, хождение в другие бараки в колонии наказуемо вплоть до штрафного изолятора. Но все равно ходили – тяга к человеческому общению выше преград. Левон был мудрым и очень жизнерадостным человеком, любил рассказывать анекдоты и разные истории, азартно играл в нарды. До сих пор в памяти его шутливо-суровая поговорка: «Я сначала кормлю, а потом режу!» Окружали его разные люди, многих он внимательно выслушивал, терпеливо выяснял, какие у них проблемы, по возможности пытался помочь. За это его в колонии ценили. В основном. Так я говорю потому, что есть в каждой колонии те, кто живет в противовес общему положению вещей. Это так называемые прихвостни администрации, проще говоря – стукачи. Были они и рядом с Левоном. Об этом он знал, я его тоже предупреждал, чтоб он был осторожен в высказывании своих политических взглядов. Но Левон никого и ничего не боялся. Говорил то, что думает о состоянии дел в российском обществе. О причинах и возможных последствиях кризиса российской государственности. Жестко критиковал руководство РФ, резко высказывался о введении российских войск в Крым и поощрении сепаратистских настроений на Украине. Знания, приобретенные в тюрьме – это истина на кончике кинжала, который через секунду грозит вонзиться в твою плоть. Все, что ты делал раньше в жизни, чего достиг и к чему подготовился – только прелюдия к тому, что с тобой может произойти. Истина эта открывается для тебя ясно и четко. Истина на грани смерти. Общение с Левоном во многом открыло мне глаза на многое происходящее в России и на его судьбу, которая неизбежно должна была стать трагической, принимая во внимание его жесткую позицию, непримиримость к аномалиям российской жизни и абсолютное бесстрашие по отношению к авторитетам и властным структурам. Однажды один из тех самых прихвостней, что докладывали о каждом шаге Левона администрации колонии, подслушав наш разговор о политике, злорадно сказал Левону: «С такими взглядами тебя вынесут отсюда вперед ногами!» С такими взглядами, которые открыто проповедовал Левон даже в колонии, в живых не оставляют. Айрапетян входил в круг сильных мира сего, но не плясал ни под чью дудку В начале октября 2017 года у него стало резко ухудшаться здоровье. Последнюю неделю он уже не мог ходить, и мы носили его в медчасть на носилках. Давление у него было 70 на 40. Друзья Левона требовали, чтобы его немедленно отправили в больницу, на что дежурные по колонии заявляли, что у них «приказ сверху» и отправить его в больницу они не могут. Вечером 17 октября мы принесли Левона в барак. Он, лежа на носилках, взял меня за руку и сказал: «Как обидно, что многого не успел сделать! Страшно за то, что будет с Россией». Рано утром следующего дня его не стало. Человек умирает, но не уходит совсем. Остаются его дела, идеи, поступки, друзья, дети. Мне не стыдно, что в свои 50 я был учеником этого мудрого, смелого и щедрого на дела человека. Роман Шишкин,юрист В память о Левоне и печальной осени 2017 года Роман Шишкин написал это стихотворение: Посвящение Левону Айрапетяну У этой осени особый цвет,В очках трехмерных, словно в царстве стекол,Росинки на замерзших окнах,Подобные хвостам комет. Кто скажет мне, какого цвета грусть,Отнявшая лазурь у неба?Я подарю ему венец волшебный,Пожизненно колдует пусть. Среди оврагов и речных долинОбразовалась пелена густая.Снег падает, кружась, и тает,Слипаясь в отраженьях линз. Куда пропала колдовская суть?Осталась в памяти, во сне, наверно,Мудрец, придумавший трехмерность,Пытался Бога обмануть. Наступит время – и завьюжит снег,Украсив белым сумерки и темень,Остынет воздух, и на времяПрирода остановит бег. Все возвратится на круги своя,Согласно предписанью свыше,Унылой осенью мир станет тише,Как светлая душа моя. Она взлетит среди бессчетных звезд,На их лучах симфонию сыграет,Переливаясь цветом рая,Как сказочный павлиний хвост. К ней озаренье в небесах придет.Она, из мудрости туманов млечныхВнезапно превратившись в вечность,С собою осень заберет. * * * Материал вышел в издании «Собеседник» №39-2019 под заголовком «Никого не боялся, ни о чем не жалел».