Крэйг Мактавиш: канадский взгляд на работу в «Локомотиве» и КХЛ

Канадский тренер Крэйг Мактавиш – о работе в КХЛ и «Локомотиве». Крэйг Мактавиш проработал в КХЛ пару месяцев, но впечатлений у него накопилось много. Он поделился ими на портале TSN, а «Чемпионат» — перевёл. Канадский тренер рассказал о том, что его удивило в русских игроках, в чём он не сошёлся с президентом «Локомотива» Юрием Яковлевым, как хотел ломать стулья во время их встреч, и почему представлял себя в комедийном сериале во время пресс-конференций. Я хочу поделиться своим опытом трёхмесячного урагана в «Локомотиве». Он слишком хорош, чтобы молчать о нём. Начнём с конца. На следующий день после поражения от «Йокерита» я ехал на арену. Финны проиграли три матча подряд, на утренней раскатке я говорил с Яри Курри и понимал, что после игры один из нас будет сильно разочарован. Яри – мой друг, мне неловко это говорить, но я надеялся, это будет он. Ещё я знал, что какой бы ни была игра, в случае поражения меня, скорее всего, уволят. До этого мы потерпели четыре поражения в семи матчах. Мы проиграли первые два матча сезона, затем выиграли три из четырёх, но ещё одна двухматчевая серия поражений означала конец. Это было 25 сентября, мы с Майком Пелино ехали на тренировку. У меня было стойкое предчувствие, что день будет не слишком хороший. Я предложил Майку заехать в МакДоналдс, взять по Макмаффину и кофе и обсудить там план на тренировку и состав звеньев. Только мы начали есть, как позвонил Денис Гребешков и сказал, что говорил с большим боссом, Юрием Яковлевым, и что мне не надо ехать на арену. Конец приключения. «Русские игроки боялись старших, им было некомфортно общаться с тренером» Оно началось четырьмя месяцами ранее, 16 мая, когда меня назначали главным тренером «Локомотива». Мой настрой можно было назвать тревожно оптимистичным. Когда друзья говорили, что приедут меня навестить в России, я всегда отвечал одно и то же: «Приезжайте пораньше, пока меня не уволили». Мне было в удовольствие работать с игроками, и молодыми и в возрасте. Они выкладывались на все сто, были самоотверженны и были готовы делать всё, что я скажу. С рабочей этикой и заряженностью у них не было никаких проблем. Это стало для меня сюрпризом. Их менталитет был схож с олдскульным североамериканским, они питали уважение к старшим. Они по большей части боялись всех старших, им было некомфортно общаться с тренером. Чтобы завоевать доверие игроков, мне потребовалось больше времени, чем я ожидал. Однако со временем я их полюбил и стал ценить их взгляд на игру. Мне много помогали. Пелино был невероятно полезен. Он провёл последние пять лет в КХЛ, имел зычный тренерский голос и заряжал энергией всех вокруг. Сейчас Майк – главный тренер «Локомотива». Через пару недель там уволили парня, который меня заменил. Гребешков родился и живёт в Ярославле, он был моим переводчиком. Легионеры отмечали, что в русском варианте объяснения упражнений были информативнее моих оригиналов. Я в этом не сомневаюсь. Денис сильно мне помогал и был важной частью «Локомотива». «Ожидал увидеть полуразрушенные помещения, но был поражён уровнем» База в Ярославле — это объект мирового уровня и уровня НХЛ. Фитнес, медицина, область спортивных наук и обслуживающий персонал — это качество НХЛ. Я ожидал увидеть полуразрушенные помещения и непрофессиональный обслуживающий персонал, но вместо этого был поражён уровнем финансирования и сотрудников команды и тренировочной базы. Мне сказали что, когда самолёт ярославского «Локомотива» разбился, президент России Владимир Путин спросил президента команды Юрия Яковлева, чем Россия может помочь. В результате крушения погибли 44 из 45 человек, находившихся на борту. Единственным выжившим был бортинженер, который сидел сзади вместе с игроками, персоналом и тренерами. Трое из находившихся на борту были моими бывшими товарищами по команде: Павол Демитра, Брэд Маккриммон и Александр Карповцев. Яковлев запросил финансирование строительства и предоставление ресурсов для развития молодых игроков, и Путин сделал это. Для меня было удивительно, насколько хорошо используется объект и его масштабы. Восемь ярославских воспитанников были выбраны на драфте НХЛ 2019 года – очень большой успех по любым стандартам. «Думал, русский хоккей будет техничным, но пасовая игра и близко не стоит с НХЛ» Я думал, что русский хоккей будет техничным, с постоянным контролем шайбы, перепасами – таким, каким он был во времена Анатолия Тарасова, когда он тренировал ЦСКА и сборные с 1940-х по 1970-е. Оказалось, всё совсем не так. Мне потребовалось время, чтобы понять кэхаэловский хоккей. Это безумная, энергичная игра, в которой редко встретишь больше двух успешных передач подряд. Для меня игра в пас всегда был самой изящной, самой интересной частью хоккея. Гленн Андерсон постоянно повторял: «Не умеешь пасовать – не умеешь играть». В «Эдмонтоне» играл величайший распасовщик в истории, так что для меня умение пасовать всегда было неотъемлемой частью успеха. В 95% команд КХЛ, когда защитник получает шайбу, нападающие всегда начинают убегать под длинный пас. Эту тактику используют на раз-два. Всё, что видят защитники, это быстро удаляющихся через среднюю зону нападающих. Я считал и до сих пор считаю, что это безумный способ играть, но сейчас, по крайней мере, я понимаю, зачем так делают. В атаке они ждут потерь и вот так с ними справляются. Логика КХЛ в том, что лучше потерять шайбу на чужой синей, чем на своей. Что надо забрать у защитников технику паса и право принятия решения, потому что они, очевидно, не умеют этого. Хоккей весёлый и быстрый. Игроки здорово обращаются с шайбой, но пасовая игра и близко не стоит с НХЛ. Неудивительно, что лучшие пасующие защитники собраны в двух лучших командах – СКА и ЦСКА, и они используют североамериканский стиль атаки. Работа тренером поначалу таила в себе трудности, но у меня было время всё отшлифовать. Я приехал в Ярославль 1 июля, первый матч у нас был 4 сентября. Штука в том, что русские игроки набирают форму на сборах. Я был шокирован физической формой некоторых игроков, но теперь лучше понимаю, в чём дело. Некоторые ребята, особенно ветераны, ничего не делают, когда оказываются без присмотра. Они проводят по 10 месяцев на базе, а остальные два месяца у них отпуск. Помню, как подошёл к одному парню с лишним весом. Мы шли навстречу друг другу, и я думал: «Очень надеюсь, что это вратарь». Я представился и спросил через переводчика, на какой позиции он играет. «Русские игроки боялись старших. Яковлев считал, я мало их ругаю» В итоге этот игрок стал одним из моих любимых. Он мне напоминал Тодда Харви, оба были хоккейными гениями, но их ум был заперт в телах с недочётами в дизайне, к которым ещё и относились пренебрежительно. «Яковлев считал, что я мало ругаю игроков, я молча не соглашался» Очевидными трудностями были язык, работа на скамейке с русскими именами, присутствие 60 игроков, точная оценка игроков, стиль игры и работа с двумя русскими тренерами, с которыми я не мог эффективно общаться. Но я принял эти вызовы и вновь наслаждался тренерской работой. Пожалуй, главным вызовом был Яковлев. Мне он нравился, я его уважал за то, что он создал в Ярославле. Такой большой организацией невозможно управлять, не обладая организационными навыками. Он был царственной особой, чей стиль управления можно назвать бессистемным. Это значило, он обращал внимание только на плохое. Когда имеешь дело с Юрием, отсутствие новостей значит хорошие новости. Как сказал мне один из сотрудников клуба: «Когда говоришь с Юрием, всё или плохо или очень плохо». Мы с Юрием познакомились несколько лет назад, когда я приезжал в Ярославль в качестве скаута. Многие рассказывали мне о его подходе, включая Дэйва Кинга, который дважды работал с Юрием. В каждом интервью с русскими СМИ перед моим приездом мне задавали один и тот же вопрос: «Вы знаете, что в Ярославле тренеры редко задерживаются?». Я полностью осознавал, во что вписываюсь, и ни капельки не жалею о решении тренировать «Локомотив», и ни в коей мере не считаю себя жертвой. Обычно наши часовые или двухчасовые встречи с Юрием проходили после поражений. Не было никакой разницы между предсезонными игроками и играми чемпионата. Как мне сказал Майк Кинэн, на каждый матч надо выходить как на последний, как на седьмой матч. Встречи проходили либо в кабинете Юрия на базе, либо, если мы были на выезде, в конференц-зале отеля, где он жил. Первая встреча прошла после двусторонней игры, которую Юрий смотрел онлайн, потому что его не было в городе. Обычно его критика меня и команды крутилась вокруг двух вещей – недостатке упражнений на борьбу и том, что я недостаточно ругал игроков. С точки зрения Юрия, это был лучший способ выжать из игроков максимум. Он говорил, что они на этом выросли и лучше всего реагируют именно на это. Я молча не соглашался и считал, что если выстроить глубокие, индивидуальные, доверительные отношения с русскими игроками, это поможет мне влиять на их поведение, принятие решений, даст мне их поддержку и преданность и, в конечном итоге, повлияет на уровень их игры. Пожалуй, этот момент был нашей главной точкой расхождения. Он считал, что лучший способ добиться от игроков максимума – это диктаторские отношения, я же пытался руководить в североамериканском стиле. Этот русский стиль руководства был свойственен не только Юрию. Для России он является нормой. Но ни я, ни кто-то другой за пределами России не понимал, какой смысл брать североамериканского тренера и требовать от него работать так, как присуще русским. «Я думал, что будет, если я возьму стул и сломаю его о стол?» У нас с Юрием было шесть-восемь встреч, включая одну на предсезонном турнире в Риге. После долгого разбора прошлого поражения и подготовки к следующей игре, я приехал в отель и очень хотел отдохнуть перед матчем. Но у гостиницы меня и Дениса уже дожидался большой чёрный «Мерседес», который отвёз нас к Юрию. Ещё раз мы встретились после первого мачта сезона, который мы проиграли, хотя вели в две шайбы. Юрий сказал, что у нас кончается время. Мне надо было быстро всё исправлять. От этих встреч моё терпение таяло. Я не жёсткий парень и не пытаюсь им казаться, но пока Юрий критиковал меня на русском, а я ждал, пока мне переведут, мои мысли блуждали где-то вдалеке. Я думал, что будет, если я возьму стул и сломаю его об стол за ним. Наверное, меня бы засунули в багажник чёрного «Мерседеса» (шучу), но у меня была длинная карьера, и пока он нёс всякий вздор на русском, я улыбался от мысли, что это будет неплохой способ всё закончить. Слова переводчика возвращали меня к реальности, но такие мысли постоянно приходили мне в голову во время наших встреч. На последней встрече перед отставкой я начал давать отпор. Главный тренер всегда чувствует себя хуже всех после поражения. От этих встреч это чувство только усугублялось, и я задался вопросом, можно ли вообще выжить в этой ситуации. Мне нужно было поменять то, как мы общались с Юрием. Если моя инициатива приведёт к увольнению, хорошо, я рискну. На следующей встрече, которая была после победы, я сказал ему, что он не может приходить в тренерскую и каждый день угрожать мне отставкой, особенно после побед. Либо мы начинаем строить общение по-другому, либо он меня увольняет. Он сказал: «Крэйг, нас обоих уволят», — и мы рассмеялись. В следующий наш разговор он меня уволил. У меня было то же чувство, что 43 года назад, когда меня с друзьями уволили из табачной компании. Облегчение и полное раздвоение чувств. «На пресс-конференциях я как будто попадал в комедийный сериал» Ещё одним вызовом были пресс-конференции. После матчей мы с тренером соперника поднимались на лифте в пресс-центр. Мы с тренером обменивались парой фраз, разговор всегда шёл о том, что у тренеров в КХЛ сумасшедшая работа. На пресс-конференциях 80% вопросов задавали тренеру проигравшей команды независимо от того, играли мы дома или на выезде. О победах писать скучно, а при поражении на кону стоит работа тренера, так что история начиналась и заканчивалась на этом. Тренеры подводили краткий итог матча, а затем брали слово журналисты и всё, держись! Не знаю, может, это было моей тактикой выживания, но на пресс-конференциях я как будто оказывался в комедийном сериале. Я дал местным журналистам имена журналистов из Эдмонтона. Профессиональный джентльмен в возрасте, который всегда задавал вопросы по существу и казался лояльным, был Брайаном Холлом. Амбициозный молодой парень напоминал мне о наших дискуссиях с Райаном Ришаугом, когда я ещё был тренером «Ойлерз». Женщина средних лет, которая, на мой взгляд, лучше всех понимала игру и задавала самые актуальные вопросы, была Джоан Айрлэнд. Пара запомнившихся вопросов. Амбициозный молодой парень задавал вопрос на русском, и чем дольше он говорил, тем более негативный вопрос я ждал. Денис шептал мне на ухо, я подавлял смешок и пытался ответить. «Крэйг, он спрашивает, доволен ли ты первым звеном. Сегодня они не набрали очков, не нанесли ни одного броска и заработали «-6» на троих». «Крэйг, не кажется ли тебе, что если на лавке будет ещё один тренер, это пойдёт вам на пользу». После пресс-конференций мы проходили мимо лож, и однажды оттуда вышла пара человек из руководства. Они сказали, что обычно перед игрой поднимают тост за «Локомотив», но после двух поражений на старте начали поднимать тост за меня (читайте – из жалости). И мы выиграли пару матчей, и они решили, что это работает. Я встретил там немало хороших людей, и в организации было много хороших традиций. Одна из них заключалась в том, что каждого игрока, тренера или члена персонала поздравляли с днём рождения на льду. Тренер дарил имениннику подарок, а вокруг него собирались игроки и быстро поздравляли. Я всегда считал, что в хоккее любой опыт полезен, и это был хороший опыт. КХЛ хорошо организована, профессионально управляется. Судейство было достойным. Я слышал жуткие истории, но в целом судейство было хорошим, с высоким уровнем отчётности и контроля. Во всех аспектах работы и игры чувствуется сильное влияние НХЛ. Я испытываю большое уважение даже к тому, кто меня уволил, к Юрию Яковлеву. Мы часто не сходились по методам, но цели у нас всегда были общими. После трагедии он построил наследие в Ярославле, и в его любви к развитию юношеского хоккея, к команде КХЛ или к городу нельзя сомневаться.