Кирилл Фастовский — о потолке зарплат в КХЛ и жизни москвича в Сибири

Как коренной москвич стал настоящим сибиряком. Ну почти. Во второй части беседы с Кириллом Фастовским в подкасте «Замер крюка» генеральный директор «Сибири» рассказал, чем отличается работа в клубе от работы в руководстве хоккейной лиги, поделился впечатлениями коренного москвича о жизни в Новосибирске и назвал своих любимых хоккеистов за 10 лет работы. «В КХЛ есть документ о финансовом фэйр-плей» — После одного из последних заседаний совета директоров КХЛ поднималась тема, что есть механизмы обхода потолка зарплат. В частности, за счёт того, чтобы устроить родственников, родителей, жену игрока в компанию, которая является спонсором клуба. Или подписать спонсорский контракт, причём ходят слухи о каких-то баснословных деньгах, которые обещают тому же Илье Сорокину. Вы можете сказать, как этому противостоять? Есть ли рычаги влияния? — На самом деле, лига подготовила такой документ, он называется «Финансовый фэйр-плей». Он пока не афишируется, о нём не рассказывается, но он есть. Он наверняка будет распространён, и все будут обязаны его подписать. Там перечислены вещи, которые недопустимы и за которыми лига следит, в КХЛ есть специальный департамент. Он занимается потолком зарплат, уровнем зарплат и учётом зарплат. У них есть полномочия для проверки любого игрока. Этот документ, подписанный всеми, будет давать возможность доступа к какой-то закрытой информации. Раскрывать все тонкости не буду, но по поводу всяких благ для родственников там это указано. — И санкции серьёзные за нарушения? — Нереально серьёзные. Просто невероятные. Все должны понимать, что мы играем в честную игру. Если кто-то решил, что он готов к тому, чтобы обойти правила, он должен быть готов и к тому, что это будет для него первый и последний раз. Именно так. То, что вы перечислили, там тоже есть. — Когда вы начинали работать в «Сибири», то говорили, что ваш приход в новосибирский клуб — это чистый случай и стечение обстоятельств. — Да, именно так. Просто предложили работу в этом клубе. Александр Николаевич Канцуров, будучи гендиректором «Сибири», пригласил меня приехать и представил меня как преемника. Я тогда был спортивным директором МХЛ. — Это редко бывает, когда человек сам выбирает себе преемника. Это же не рядовой случай. — Дело в том, что хоккейный клуб «Сибирь» взяла под крыло компания «Сибирский антрацит» — под своё финансирование и соответственно контроль. Стала соучредителем клуба. Канцурову предложили возглавить клуб, он проработал два года. Он серьёзный бизнесмен, и хоккей не является его приоритетом. Изначально было понятно, что он человек временный, он должен был запустить процесс, потому что это всё было с нуля. Александр Николаевич — бывший воспитанник школы московского «Динамо», поэтому, как почти профессиональный хоккеист, он был привлечён к этому. На первом этапе он здорово и много помог. — Сейчас он друг клуба? — Мы с ним в очень хороших, дружеских отношениях. Как он был другом, так и остался. У него сейчас очень серьёзный бизнес, занимается крупным машиностроением. Открыл уже третий машиностроительный завод в России. У него огромный объём промышленного бизнеса. Он занимается потрясающей вещью — он открывает заводы, чтобы производить некоторые детали у нас, а не закупать их, например, в Германии. Он именно развивает производство, то самое импортозамещение. Александр Николаевич пытается это претворить в жизнь. Так вот, мы познакомились с ним, когда я ещё возглавлял ЦСКА — у нас оказались общие друзья в лице руководителей клуба. Дальше я консультировал его — он обращался ко мне за помощью. Потом он сказал: «Вот ты помогал, ты должен знать, как это устроено. Структура и прочее. Я же всё сделал, как ты сказал, так что теперь езжай и руководи». — Призвал к ответственности, можно сказать. — Да. Сам виноват. — Сейчас он, наверное, счастлив. — Не то слово! Он счастлив, что не работает в хоккее. Потому что такого нервного напряжения, которое есть здесь, нет ни в одном бизнесе и не будет никогда. Вообще, спортивный бизнес — очень тяжёлый с морально-психологической точки зрения. Так что он счастлив, глядя на нас со стороны. «Пельмени не люблю. И хожу без шапки» — А вы за десять лет работы в Новосибирске можете назвать себя сибиряком? — Да, конечно. Я же в любом случае уже сибиряк давно. — Какие привычки обрели здесь? Ну, кроме тепло одеваться? — Насчёт тепло одеваться тут как раз я не сильно беспокоюсь. Я вообще не мерзляк, так что фраза «Сибиряк — это тот, кто тепло одевается» — это вообще не моё и не ко мне. Шапки у меня как не было, так и нет. Это московская такая привычка — ходить без шапки. Правда, куртки все с капюшоном. И есть ещё одна крамольная вещь, которая не позволяет мне назвать себя полноценным сибиряком. — Какая? — Я не люблю пельмени. Вообще их не ем. Это выглядит страшно, хотя вся моя семья их обожает, это их главное любимое блюдо. И они счастливы, что они живут в Сибири вместе со мной и могут их поедать. А во всём остальном я уже сибиряк. Мне очень нравится город Новосибирск и сам клуб. Болельщики нравятся. Отношение нравится — это такое единение. Я вот на тех же лекциях, про которые вы упоминали, всегда говорил, что все знают, что «Спартак» — народная команда. Все про это говорят, это уже такое клеймо. Но если честно, то как раз «Сибирь» — это и есть народная команда. Во всех отношениях! Вот это главный, наверное, лейбл. Если бы это не была избитая фраза, то мы бы, может, так и написали. Но сейчас она уже заимствованная и приклеена к другому клубу. Но по сути народная команда — это именно «Сибирь». — Гламурным городам нужны гламурные звёзды — Ковальчуки и так далее. А вот в Магнитогорске можно, например, услышать разговоры, что Мозякину платят миллионы, а от нас, от завода, отщипывают. Наверное, в Новосибирске есть баланс: город и не бедный, но и не очень богатый, и команда рабочая, которая к себе располагает. — Да, здесь достаточно разумный уровень бюджета, уровень зарплат. Понятно, что хоккеист не может получать столько же, сколько среднестатистический человек, потому что хоккеист — это в принципе не среднестатистический человек. Это на самом деле уникальный талант. Если он дошёл до уровня КХЛ — это уникально. Сколько хоккеистов играет у нас? 400, ну 500. Это элитарный клуб из 500 человек при известном нам количестве населения в России. Поэтому как можно мерить зарплату хоккеиста зарплатой среднестатистического человека? Но, конечно, во всём должен быть разум. Считаю, что «Сибирь» — это очень правильная и сбалансированная команда, именно с разумной точки зрения. — Из всех многочисленных иностранцев, с которыми вы работали, кто больше других обрусел? До вас был защитник Милослав Гурень, у которого вроде бы жена была русская. — Причём Гурень ушёл от меня из ЦСКА в «Сибирь», и я этому не способствовал. Так просто сложилось. По языку чехи и словаки у нас, конечно, всегда имеют преимущество. По менталитету это однозначно Йонас Энлунд. Это уже просто русский человек. Он просто наш. Он знает уже всё. Как-то он снял квартиру на улице, название которой трудно даже нам произносить. Как он таксисту называл эту улицу — об этом ходили легенды! Мы просто ржали, мы просили его повторить несколько раз в раздевалке. Это улица семьи Шамшиных — это было нереально, это была лучшая шутка. Сколько поражений подряд потерпела «Сибирь» на старте сезоне-2018/2019 — Сохранилась эта запись? — Это была не запись, это было в обычном общении. Мы уже говорили: «Йонас, раз ты освоил такое сложное название, то всё остальное уже детский лепет». — А что ещё у Энлунда было русским, кроме языка? — Отношение к жизни. Он совсем не иностранец. Я над ним всё время смеялся: «Ты — финн со шведской фамилией, это уже не канает, не сочетается». Хотя он столичный житель, родился в Хельсинки. В отличие, например, от того же Йори Лехтеря, который не столичный вовсе. Но он сильно обрусел, ему нравится в России, он комфортно себя здесь чувствовал. — Поэтому столько раз возвращался. — И продолжает возвращаться. Это уже сериал — «Энлунд возвращается». «Для финнов сауна — это почти как национальная идея» — А вы бы могли в Финляндии жить? — Я — нет. Для меня эта страна жутко депрессивная. — Наверное, умирать туда ехать хорошо. — Не знаю. Умирать надо там, где повеселее. Это очень специфическая страна, и я знаю многих людей, которые мечтают там жить. Это настолько комфортно, экологично, нереально просто. Ты просто сливаешься там с природой, чувствуешь себя деревом в этой роще. При этом Хельсинки — живой и активный город, но таких городов очень немного. И уклад жизни там очень спокойный и очень размеренный. Главная прелесть этой страны — тишина, такой полный релакс. Для тех, кто это любит, эта страна идеальна. — Финны, которых в «Сибири» всегда было много, они тоже степенные и тихие? — Не все, нет. Энлунд всё-таки столичный. Вот те, кто с севера Финляндии, те да, им тяжелее даётся. Они действительно как будто немножко заторможены в жизни. Причём на площадке совсем нет, с точки зрения хоккея никаких проблем. Но в жизни это люди странные. Они немного тягучие, не резкие, не быстрые. И я всё время удивлялся: как человек, который по раздевалке ходит размеренно, медленно, еле руку поднимает, выходит на лёд — и дальше бежит, отдаёт, обыгрывает, обманывает и всё делает быстро и резко. Этот диссонанс — он у многих финнов. Но тот же Лехтеря — он абсолютный живчик и на льду, и в жизни. — Легионеры, как правило, ездят по одному маршруту в городе — стадион, дом, ресторан. В этом плане удивлял Александр Салак, который на джипе ездил куда-то на рыбалку, с семьёй ездил на Алтай. Кто-то ещё из иностранцев пытался ездить в необычные места, открывать для себя Россию? — Ездили, да, как раз на Алтай, в Шерегеш. Это два направления, которые из Новосибирска абсолютно понятны и очевидны, это правильные направления. Это стоит посмотреть, чтобы окунуться в эту жизнь. Салак — он вообще любитель таких вещей. — Как-то я брал интервью у Вилле Ниеминена, про которого ходили интересные слухи о его чувстве юмора. На просьбу рассказать какую-нибудь забавную историю он долго думал, а потом с каменным лицом сказал: «На соревнованиях по спортивной сауне один человек сгорел». Он посчитал, что это смешно, а из интервью тот кусок пришлось вырезать. — Мы летом играли с «Пеликанс», где он был главным тренером. Он прибежал к нам перед игрой на лавку, обнял весь тренерский штаб, кого знал, когда играл в «Сибири», всех игроков. Это главный тренер соперника! Его переполняли эмоции. Мы каждый год ездим в Финляндию, мы с ним пересекались раза два-три. Это каждый раз был фейерверк, он человек очень эмоциональный. Он всего год отыграл у нас, но это такой отпечаток на него наложило, что он помнит всё и всех. И жутко благодарен. Но вот он такой… Чувство юмора — вот такое, что поделать. Это же тоже обусловлено, знаете, укладом жизни. Для финнов же сауна — это… — Национальная идея? — Что-то типа. Когда на стадионе есть ложи с саунами, чтобы можно было, сидя в сауне, смотреть хоккей… Ну кто ещё мог такое придумать? Это только финны. Для них это образ жизни. Вот, например, наши финны в команде. У нас есть в раздевалке сауна — она обязана быть для восстановления, это входит в набор процедур. Но есть определённые законы, когда в сауну можно ходить в течение чемпионата, а когда — нет. Они обязательны для российских игроков. Но для финнов — нет. Финны идут туда когда хотят и проводят там любое количество времени, которое им хочется. Потому что для них это другое отношение и другая жизнь. Они словно родились в сауне и всю жизнь там прожили. — А кое-кто даже умер... — Да, я помню этот случай, про который вы вспоминаете. Любую вещь можно довести до абсурда. Был в ЦСКА такой тренер, Владимир Фёдорович Попов, помощник Тихонова. У него любимая фраза была: «Любую детскую забаву можно превратить в пытку». Собственно, такая система, такое построение работы в ЦСКА была в то время. Здесь та же история. Любое дело, когда оно чересчур, то оно становится неразумным. — Вспоминая об Энлунде. Приходилось читать интервью с Владимиром Кречиным, который говорил про игрока, который никак не мог себя проявить. То травма, то ещё что. Потом он ушёл в «Сибирь» и там заиграл. Кречин тогда якобы позвонил вам и с удивлением спрашивал, как вы на игрока подействовали, а вы ответили, что открытая дата контракта помогла дать мотивацию. — Это глупость, конечно. Никаких открытых дат не было никогда. Мотивация — да, безусловно. В «Тракторе» Йонаса преследовали травмы, он не смог сыграть полноценно. А насчёт открытой даты — это в принципе не очень понятно. Это невозможно в лиге сделать. — Ну просто договорённость, что в случае чего — расторгаем в одностороннем порядке. — С иностранными игроками такие вещи делать нельзя, со многими. Что касается российских, то некоторые лучше себя чувствуют, когда над ними занесён меч. Но это такая редкость… Может, пару раз у меня было такое за 10 лет работы. — Моня, Лемтюгов? — Не могу сказать. Честно, не помню. Нет, у Мони и у Лемтюгова были абсолютно полноценные контракты. Мы просто изначально пытались выстраивать контракт так, чтобы у человека была мотивация. «Лехтеря — Энлунд — Тарасенко» — А вообще у клубов сейчас много рычагов влияния на игроков? — Я считаю, что немного. Но я не считаю, что это плохо, в отличие от многих руководителей. Потому что ещё раз хочу сказать: хоккеисты — это люди уникальные, к ним нужно найти подход. Для каждого выстроить программу, это очень непросто. Если не хочется возиться, то можно сказать: «Давайте всем по три рубля дадим и по миллиону — бонусы. И пусть они этот миллион выкапывают, пусть они бьются, убивают друг друга, себе зарабатывают» Такой подход для меня неприемлем. Я считаю, что с людьми уникальных способностей нельзя так строить отношения. Это не приведёт ни к чему хорошему. — Составьте символическую пятёрку людей с уникальным талантом, которые играли при вас в «Сибири». Можно не брать в расчёт сегодняшний состав, чтобы не обижать. Начнём с вратаря. — Я бы двух назвал. Это и Коскинен, и Салак. — Люди, которых обменяли друг на друга. — Да. Как это ни странно. Опять же ирония судьбы. А что касается полевых… Тяжело вспомнить все составы. — Зайцев попадёт? — Если брать защитников, то, наверное, да. Я бы даже больше назвал, наверное, Игоря Ожиганова. А что касается нападающих, то здесь вообще всё просто. — Лехтеря — Энлунд — Тарасенко? — Ну конечно! Самый лёгкий вопрос. Причём безальтернативный абсолютно. — И единственный сезон, когда они были вместе, был одним из самых неудачных. — Нереальное количество травмированных было. 11 человек в лазарете единовременно! Я до сих пор это помню. Во что мы вообще могли играть, не очень понятно. Это был кошмар. Тем более для клуба, где количество игроков всегда очень важно и должно быть тютелька в тютельку. — За эти десять лет вы могли себя представить не то чтобы вне «Сибири», а вне работы генменеджером? Например, ваш коллега Леонид Вайсфельд вполне комфортно себя ощущает в роли комментатора, эксперта. Вы были близки к тому, чтобы сменить род деятельности? — Могу сказать точно, что меня это не сильно пугает, если вдруг не получится дальше работать. Я бы тоже мог на телевидении, этот опыт у меня тоже есть. В этом плане мне легче. Но я имел опыт работы вне клуба, один год. Сейчас идёт 20-й год моей работы в хоккее, и ровно посередине я работал в МХЛ. Конечно, в клубе в разы сложнее, но интереснее.