Проект "Авторы Победы": "Чтобы победить, вовсе необязательно окаменеть сердцем"
Центр «Холокост» и Sobesednik.ru продолжают публикации в рамках начатого нами 13 апреля совместного проекта «Авторы Победы: последние строчки войны». Сегодня мы представляем вашему вниманию выдержки из дневников и писем (орфография авторов сохранена), написанных с 28 апреля по 4 мая 1945 года. Если в вашем домашнем архиве хранятся письма и дневники за 1-9 мая 1945 года, фотографии их авторов и адресатов – пожалуйста, отсканируйте их и пришлите по адресу: arch-holofond@mail.ru Предыдущие публикации в рамках проекта: Проект "Авторы Победы": "Даже не верится, что война кончается" "Пока мое письмо дойдет до вас, война кончится" Коронавирус затмил годовщину освобождения Бухенвальда 28 апреля 1945 года Любовь и смерть на фронте неразлучны Сводка Совинформбюро за этот день в основном была посвящена битве за Берлин. Наши войска заняли площадь «Адольф Гитлер» и несколько станций метро. Лишь короткой строкой в сводке говорилось о Чехословакии, где войска 2-го Украинского фронта вели бои восточнее и северо-восточнее Брно, на границе с Германией. Недалеко от этих мест воевал 23-летний сержант связист Борис Владимирович Ручьев. До войны Ручьев жил в Новосибирске. Любимец класса, талантливый поэт, прекрасно играл на гитаре – таким он запомнился одноклассникам. С 1942-го воевал на Карельском фронте, прошел с боями 4 европейские страны. Сержант, радио-телеграфист. Награжден орденом Отечественной Войны II степени и медалями «За отвагу» и «За оборону Заполярья». Его отец погиб на фронте, и Борис старался как можно чаще писать оставшейся совсем одной матери, Варваре Сигизмундовне. Сохранилось 99 писем сержанта. В последнем из них (от 17 апреля 1945-го) он писал: «Оказывается, как ни зажимай в себе любовь к живому, она прорвётся обязательно! Ведь, чтобы победить, вовсе не требовалось окаменеть сердцем, напротив. Это у врагов сердца были каменные...» О какой любви писал и мечтал Борис, мать узнала из следующего письма. Но оно уже было не от ее сына. Сотое письмо пришло от незнакомой девушки, Кати Синепольской: «28 апреля 1945г. Дорогая Мамаша! Я – боевой друг Вашего любимого сына Бори. Мы с ним в одной части. Вместе прошли весь север, часть Финляндии. Прошли на юге всю Польшу, часть проклятой Германии и Чехословакию. В боях и походах мы делили пополам и радость, и горе. Читали вместе письма с Родины. В этом месяце нам пришлось воевать на 10-15 км друг от друга. Но когда было у Бори свободное время, он приезжал ко мне велосипедом. А когда у меня было свободное время, я ездила к нему. Он как-то мне говорил, что любит молочный кисель. Я постаралась приготовить ему кисель, напекла пирожков с маком и повезла 27-го апреля. Боже мой, какой он довольный был! Он благодарил меня и вспоминал Вас . Но это было вчера. А сегодня, 28 апреля, Ваш сын и мой незаменимый друг по фронту убит вражеским снарядом. Боже мой, какое это неизмеримое горе. О его смерти мне сообщили только через 5 часов. Сообщили запиской, которую я высылаю Вам. Дорогая Мамаша, я плакала и плачу над могилой его – и за Вас, и за себя. Плачу о том, что он у Вас единственный сын, о том, что Вы не видели его. Я стараюсь отдать дорогому Боречке последнюю почесть и за Вас, и за себя...» 29 апреля 1945 года Моабитские записи Мусы Джалиля Сводка Совинформбюро в этот день сообщала: «Войска 1-го Белорусского фронта, продолжая вести уличные бои в Берлине, овладели городским районом Моабит…» В этом окраинном и мрачном районе столицы Германии наши солдаты заняли знаменитую тюрьму Моабит. Среди них был и связист, парторг роты Пинхас Гидальевич Крель. В конце войны ему шёл 52-й год. Уроженец Бердичева, он успел повоевать и в Первую мировую, и в Гражданскую войны. Призыву не подлежал, но на Великую Отечественную ушёл добровольцем, когда получил известия о гибели на фронтах сына и дочери. Был ранен, участвовал в освобождении Прибалтики и Польши, штурме Берлина. Награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени и медалями. Пинхас Крель (справа) с товарищем Именно Пинхас Крель одним из первых обнаружил (и сохранил до конца жизни) разрозненные листки книг тюремной библиотеки с карандашными пометками на полях, сделанные заключенными в 1943-1944 годах. На некоторых страницах были прямоугольные или овальные штампы тюремной библиотеки. Для многих узников Моабитской тюрьмы эти записи оказались предсмертными. Вот почему чаще всего они содержат лишь имена и домашние адреса... Страницы из блокнота П. Креля Но самая ценная находка Креля в Моабитской тюрьме – записи знаменитого татарского поэта Мусы Джалиля (1906–1944), где было указано имя жены писателя, Нины Константиновны Рычковой, и ее адрес в эвакуации, по которому автор просил их отправить. О дате находки свидетельствует рисунок гильотины во фронтовом блокноте Креля с текстом: «29 апреля 1945 года. Моабитская тюрьма. В одном из сараев обнаружено орудие для казни узников. Так был казнен знаменитый татарский писатель-антифашист Залилов (Муса Джалиль)». «Орудие» оказалось гильотиной, которая применялась для «отрубания голов», как написал в своей записке один из заключённых. После демобилизации Крель жил в Москве, работал в строительном тресте. Он пытался отыскать уцелевших заключенных Моабита или их родственников. Писал письма в разные города, но нашёл немногих. А знаменитая «Моабитская тетрадь» (она была не одна – поэт писал много, и разные рукописи попали к разным людям, из которых потом и была организована подборка стихов Мусы Джалиля – ред.) была опубликована лишь после смерти Сталина. Страницы из книг тюремной библиотеки хранились в семейном архиве Пинхаса Креля более 60 лет, пока его сын Леонид не передал их вместе с другими документами отца в Центр «Холокост». 30 апреля 1945 года «Голова была вся седая» 30 апреля советские войска вели ожесточенные бои в центре Берлина. В середине дня бойцы 171-й и 150-й стрелковых дивизий начали последний штурм рейхстага, преодолевая упорное сопротивление противника. В 21 час 50 минут над куполом символа нацистской Германии взмыло Красное Знамя Победы. Замначальника Главного политического управления Красной Армии Иосиф Шикин, сообщая об этом в ЦК, особо отмечал поведение жителей столицы рейха: «Как только наши части занимают тот или иной район города, жители начинают постепенно выходить на улицы, почти все они имеют на рукавах белые повязки. При встрече с нашими военнослужащими многие женщины поднимают руки вверх, плачут и трясутся от страха, но как только убеждаются в том, что бойцы и офицеры Красной Армии совсем не те, как им рисовала их фашистская пропаганда, этот страх быстро проходит, все больше и больше населения выходит на улицы и предлагает свои услуги, всячески стараясь подчеркнуть свое лояльное отношение к Красной Армии». Несколько иначе описывал свои встречи с берлинцами и освобожденными из плена узниками корреспондент «Красной Звезды» Василий Гроссман: «Немцы. Некоторые необычайно общительны и любезны, другие угрюмо отворачиваются. Много плачущих молодых женщин». Писатель обращает внимание на возраст этих женщин, но не уточняет – кто они и отчего они плачут? От страха? Вдовы убитых солдат? Сестры погибших фанатиков из гитлерюгенда? Или…? На этот вопрос косвенно отвечает другая запись писателя: «Французский юноша сказал мне: "Месье, я люблю вашу армию, и поэтому мне больно смотреть на ее отношение к девушкам и женщинам. Это будет очень вредно для вашей пропаганды"». ...А в города России продолжали приходить не только долгожданные письма бойцов или похоронки, но и пронзительные письма совершенно посторонних людей о гибели тех, кого родственники давно считали пропавшими без вести. Такое письмо получила и мать Бориса Петрова из Владимира. Ее сын в мирной жизни мечтал поступить в цирковое училище, но началась война, и он пошел на фронт... Ему было 19 лет. О судьбе сына мать ничего не знала до конца войны, когда она получила письмо от незнакомой девушки – Галины Киптило. Письмо было датировано 30 апреля 1945-го. Из него мать узнала о гибели сына, а еще – о том, что девушка смогла похоронить его, как подобает, несмотря на запрет и угрозы оккупантов. Но вот донести до матери тяжелую весть решилась только спустя почти 3 года... «Здравствуйте, незнакомая семья. Письмо пишет незнакомая девушка, самая простая советская девушка, которая взяла на себя тяжелую обязанность и я хочу выполнить эту обязанность с гордостью . Это случилось в 1942 году, в июне месяце, когда наши части временно отступали, чтобы измотать силы врага и Ваш сын погиб в этот день, 22 июня, когда ступили на нашу землю подлые изверги, людоеды-фашисты. Нам не разрешали идти в поле, но я пошла на смерть с подругами под видом собирать колосья и там наткнулась на труп. Одежда на нем была изорвана. Голова была вся седая. Может он умер от этого ранения, может его замучили эти проклятые звери-немцы, точно не могу сказать. В гимнастерке не было ни писем, ни фото. Только документ с адресом. Мы похоронили его позже на этом месте». После войны Галина Киптило (Слупова) окончила Харьковский ветеринарный институт, жила и работала в г. Тельманово Донецкой области. 1 мая 1945 года «Берлин распят» В этот день на Красной площади состоялся военный парад. Вечером в Москве, столицах союзных республик, а также Ленинграде, Сталинграде, Севастополе и Одессе прогремели праздничные салюты в честь героических фронтов, взявших Берлин, а также первых городов-героев. Москвичам разрешили в ночь с 1 на 2 мая передвигаться без спецпропусков. Отменили светомаскировку. Город ликовал! Сводка Совинформбюро сообщала, что 1 мая войска 1-го Белорусского фронта вели в Берлине «ожесточённые уличные бои. Советские части подавили узлы сопротивления противника на улице Бисмарк-штрассе и подошли к парку Тиргартен с запада. Бои идут за каждую улицу, квартал, отдельные дома, квартиры и подвалы, в которых засели гитлеровцы». Летчики 2-й воздушной армии генерал-полковника Степана Красовского сбросили на столицу Германии два красных полотнища с надписями «Победа» и «Да здравствует 1 мая!» Этот день остался в памяти многих очевидцев и нашел отражение в их письмах, дневниках, рисунках. И даже в своеобразных «свидетельствах о втором рождении» – такое, к примеру, получила 1 мая освобожденная узница концлагеря Равенсбрюк Людмила Александровна Максимова (Волошина). В нем записано: «1 мая 1945 г. День освобождения наших сестер из германской каторги. День освобождения Людмилы Максимовой. Полевая почта 54933 "Т" Лавренов Василий Иванович Улыбин Алексей Николаевич». Уроженец Смоленской области Эфраим Исаакович Генкин (1919-1953) в своем дневнике был поражен руинами и голодом в Берлине: «Я в центре города Берлина. Больше всего мне хотелось бы сейчас… удивляться! Не могу – разучился. Берлин распят. Распят, как и Пруссия, Померания, Силезия, как вся Германия, где только успел ступить русский сапог. Красивые слова не пишутся. Все пьяно. Все и все. Ведь сегодня 1-е мая! Первое мая в Берлине! И флаги, флаги, флаги. Флаги на Берлинерштрассе, на Унтер ден Линден, на Рейхстаге. Везде. Белые флаги. Там, где есть хоть 1 душа немецкого происхождения – вывешивается белый флаг. Это – символ сдачи. В Берлине несколько миллионов мирных жителей. Живут они в руинах. В Берлине голод. Берлин распят. Распят страшно. Даже писать об этом не могу. Бой гремит. Вот он – за вторым домом. Лирика горит. Дым черный, смрадный. 1-е мая в Берлине». Эфраим Генкин А 22-летний мл. лейтенант, артиллерист Зиновий Маркович Шейнин в этот день, наоборот, ликовал. Вот что он сообщал родителям и сестре в родной Почеп Брянской области о боях за Берлин: «Район Берлина. Дорогие родные! Поздравляю вас с днём Первого мая и с водружением знамя "Победы" над Берлином! Дорогие родные! Трудно описать испытываемые чувства, после таких испытаний, да и зачем т.к. вам всё известно. Мы ещё воюем, они ещё сопротивляются (эсесовцы), но тщетно. Сейчас нахожусь в р-не Берлина, города убийц и матёрого фашизма. Вчера было водружено знамя Победы над Рейхстагом. Надеюсь, что пока это письмо дойдёт до вас, мир свободолюбивых народов восторжествует об окончательной Победе. Дорогие родные! Вы все беспокоитесь за письма, но я думаю, что вы получили мои письма и успокоились, писать нет времени. Не так воюем последнее время, как находимся всё время на колёсах в движении. Здоровье моё в настоящее время хорошее. На своём пути чего только не встречал. Очень много русских освобождённых. И с других стран. Да! А в отношении немцев могу сказать, что эти немцы, кто видит эту войну с Россией, воевать не станут и закажут впредь. Целую вас ваш сын и брат». После войны Зиновий Маркович работал в родном городе учителем. Умер 9 мая 2013 г. в день 68-й годовщины Победы. Наградной лист Зиновия Шейнина Зиновий Шейнин у своего дома в свой последний День Победы 9 мая 2012 года 2 мая 1945 года «Молите бога, чтобы я остался жив» Ровно в 15 часов немецкие войска во главе с последним комендантом Берлина Гельмутом Вейдлингом сложили оружие. Василий Гроссман фиксировал в записной книжке впечатления о поверженном Берлине и пленных немцах: «Это трудно описать. Чудовищная концентрация впечатлений. Огонь, пожары, дым. Дым, дым. Гигантские толпы пленных. Лица полны трагизма, на многих лицах видна печаль, но не только личного страдания, но и гражданского: этот пасмурный, холодный и дождливый день, бесспорно, день гибели Германии». Василий Гроссман Удивительно, но ни в одном из писем и дневников советских солдат в Берлине не говорилось о погоде. Ощущение Победы затмевало всё остальное. Журналист «Комсомолки» Сергей Крушинский справедливо заметил на страницах своей газеты: «Едва ли история войн знает столь многообразного опытного солдата, как наш. И этим ребятам можно верить, когда говорят, что вот послали с окраины Берлина по одному письму на Родину, а следующее решили отправлять не иначе, как из центра вражеской столицы, причем обещали близким, что долго скучать в ожидании письма не придется». Под этими словами мог бы подписаться и 34-х летний уроженец Хотынецкого р-на Орловской области Андрей Савельевич Ермаков, в 1945-м – командир отделения, ефрейтор 438 стрелкового полка 129 стрелковой дивизии. 2 мая он писал жене и детям письмо, которое вполне могло оказаться последним. Сообщал, что трижды был в наступлении: «Настенька, сейчас и мне потруднело воевать, три раза был в наступлении. Сейчас я командир отделения, звание – ефрейтор. Пишу из Берлина 2 мая в 11 минут девятого. Не знаю, как я вернусь из него. До свидания, Настенька и дорогие мои детки. Иду в наступление. Молите бога, чтоб я остался жив. [….]». Лишь через 2 дня, 4 мая 1945-го, он дополнит это письмо сообщением, что остался жив: «Жди с победой домой, Настенька и детки, пока жив остался». После войны Андрей Ермаков работал в г. Орле. 3 мая 1945 года «Почему-то адрес на конверте не мое имя...» Этот день так запомнился Константину Симонову: «Третье мая. Пыльный солнечный день. Несколько наших армий, бравших Берлин, двигаются сквозь него в разных направлениях, поднимая страшную пыль. Идут танки, танки, самоходки, "катюши", тысячи и тысячи грузовиков, орудия, тяжелые и легкие, прыгают на обломках противотанковые пушки, идет пехота, тащатся бесконечные обозы. И все это идет и лезет в город со всех концов. Растерянные жители на разгромленных улицах, на перекрестках, из окон домов подавленно смотрят на все это движущееся, гремящее, невероятно людное и совершенно бесконечное.Даже у меня самого ощущение, что в Берлин входят не просто дивизии и корпуса, а что через него сейчас проходит во всех направлениях целая Россия. А навстречу ей, загромождая все дороги, ползут и ползут колонны пленных...» Софья Павловна Гаврина из г. Шадринск Курганской области проводила на фронт двух сыновей. Когда она писала 3 мая 1945-го письмо младшему, 20-летнему сыну Мстиславу, то не знала, что ни его, ни старшего сына, 22-летнего Германа, уже нет в живых. Старший сержант Герман Петрович Гаврин, окончивший учебу в г. Чебаркуль Челябинской области, командир орудия, погиб 18 июля 1944-го под Тернополем. Лейтенант Мстислав Петрович Гаврин окончил Тюменское пехотное училище, погиб в апреле 1945-го в Германии. Последнее письмо Мстислава, вероятно, отправили по домашнему адресу его боевые друзья уже после гибели товарища. И оно очень удивило его мать: «г. Шадринск, 3 мая 1945г. Здравствуй, дорогой Славочка! Шлю тебе сердечный привет. Желаю тебе здоровья и боевого счастья. Дорогой Славочка, сегодня получила от тебя письмо от 04.04.45. Где ты послал лист бумаги, я тебе на ней и пишу. Славочка, почему-то адрес на конверте не на мое имя, а твое, и фамилия и отчество ты все написал свое. Или ты очень спешил, или, видно по письму, что тебе было некогда. Славочка, деньги я получила, что ты послал. 500 руб. сегодня мне принесли. Спасибо, Славочка, за них. Славочка. Как ты 05.04. 45 г. писал "пошёл в бой" и после того ничего нет о тебе. Здоров ли ты мой сыночек, моя радость? … Жду тебя мой сыночек с нетерпением. Вчера, 2-го слушали салют в честь ваших побед, о взятии Берлина. Поздравляю с победой. Славочка, пиши о себе. Крепко целую тебя. Мой дорогой мальчик. Жду с победой». 4 мая 1945 года «Мир для них не существует. Они счастливы» Сводки с фронтов за 4 мая оставались тревожными: на некоторых участках нашим солдатам приходилось отражать более 10 контратак противника в день. Наши войска рвались вглубь Германии, «преодолевая лесные массивы и болотистую, изрезанную речками местность». В районе города Визенбург «наши подвижные группы настигли вражескую колонну и в непродолжительном бою разгромили её. На дороге осталось свыше 600 трупов немецких солдат и офицеров. Остальные гитлеровцы сложили оружие и сдались в плен». И хотя первая встреча на Эльбе состоялась еще 25 апреля, на других участках фронта наши солдаты продолжали соединяться с союзниками, восторженно описывая эти встречи в письмах домой. Уроженец Орловской области Пётр Андреевич Жучков на фронте находился с первых дней войны. Защищал Ленинград, брал Варшаву. В 23 года – сержант, разведчик на 1-м Белорусском фронте. Награжден орденами Красного Знамени, Красной Звезды, многими медалями. После войны работал слесарем на заводе «Текмаш» в Орле. Вот о чем он писал в этот день жене Тамаре: «4 мая 1945г. Здравствуй, Томочка! Вот впереди распростерлось широкое и ровное шоссе. Всего нас вырвалось вперед пять человек. Прошли большой населенный пункт, видим лишь одно гражданское население. Тихо, ни единого выстрела. Словно всё кончено. Ничего не понятно. Подходим к лесу: со всех сторон выходят пачками немецкие солдаты по 10-20 человек, тут же бросают винтовки, поднимают руки, и приветствуют проходящую пятерку разведчиков. Кого ни спроси – все отвечают "на хауз" и война, говорят, "капут". Осталось три километра до Эльбы; всё стремление вперед. Вперед к Эльбе. Потому что на том берегу уже ожидают нас союзные войска, англичане и американцы. Хочется пожать руку большим людям. Весь берег был заполнен тысячами побросавших оружие немецких солдат. Они оказались в тисках: отсюда мы, а оттуда наши союзники. И вот мы отчалили от берега и подплыли к берегу, откуда нам махали приветственно. Поздоровались, поговорили, у них были переводчики. Эта историческая дата 3 мая 1945г. в моей жизни надолго останется в памяти. Сейчас передышка, ждем – куда. Со мной всё в порядке. Целую тебя и люблю, моя хорошенькая». Фронтовики мечтали о встрече с близкими и о любви. Немцы для них были прежде всего побежденным народом. Но и у этих молодых людей, которых они видели на улицах Берлина, появился шанс на счастливое будущее. В записной книжке Василия Гроссмана последняя берлинская запись не датирована. Вряд ли бы на такую бытовую сценку обратили внимание те, кто штурмовал столицу рейха. Но для писателя двое влюбленных в районе Зоологического сада виделись прообразом новой Германии: «На скамейке немецкий раненый солдат обнимает девушку, сестру милосердия. Они ни на кого не глядят. Мир для них не существует. Когда час спустя я прохожу снова мимо них, они сидят в той же позе. Мир не существует, они счастливы». Публикацию подготовил сопредседатель Центра «Холокост», профессор РГГУ Илья Альтман при участии сотрудников Центра «Холокост» Романа Жигуна, Леонида Терушкина и Светланы Тиханкиной
