Московская Олимпиада - 80: Как все начиналось
Через неделю, в следующее воскресенье, 19 июля, - 40 лет со дня открытия Игр ХХII Олимпиады в Москве - грандиозного и долгожданного события, одного из самых ярких спортивных праздников в мировом спортивном и олимпийском движении. Жаль, что из-за пандемии эту красочную дату не удастся отметить так, как задумывалось – мощно, широкомасштабно, по всей стране. А знаете ли вы, что дорога к Играм-1980 идет – не поверите – еще с 1956 года? Думаем, поверите, а убедят вас в этом заметки одного из самых известных наших спортивных журналистов Владимира Гескина. Заметки, надо подчеркнуть, исторические, с фактами, для абсолютного большинства поклонников спорта – настоящее открытие. Решил внести лепту в празднование 40-летия Московской Олимпиады. СМИ, конечно, дружно откликнутся на юбилейную дату, только вот – чем? Скорее всего - слегка обновленными публикациями пяти-, десяти- или даже двадцатилетней давности. Все рассказано - где найдешь что-то новое? Повторяться мне не хотелось. Попробовал обратиться к такому прошлому, о котором кто-то, возможно, забыл, а большинство, уверен, никогда и не знали. Вообще. ОЛИМПИАДА-80 НАЧАЛАСЬ В 1956-м! Принято считать (такая версия фигурирует и в "Википедии"), что предложение провести Олимпиаду в Москве было впервые выдвинуто в апреле 1969 года председателем Спорткомитета СССР Сергеем Павловым на совещании со своим ближайшим окружением. Вот что много лет спустя написал участник того совещания Владимир Коваль в своей книге "Записки олимпийского казначея": "Павлов всех сразил первой же фразой: - Ну что, друзья, не пора ли нам подумать о проведении Олимпийских игр в Москве?" И далее - ремарка Коваля: "Такой разговор показался всем нам неожиданным, да и не совсем своевременным"… Владмир Иванович Коваль – безусловно, голова, и потому к его словам стоит отнестись как минимум с уважением. Но, если честно, совещание в министерском кабинете вряд ли всерьез тянет на точку отсчета. Во-первых, потому, что, прежде чем озвучить предложение об Олимпиаде своим сотрудникам, Павлов, нет сомнений, "провентилировал" его в ЦК партии и заручился поддержкой. А во-вторых, потому, что идея не раз возникала и до этого - только вот до ее реализации (точнее, направления заявки в МОК) дело каждый раз не доходило. Как свидетельствуют архивные документы, речь об Играх в Москве зашла еще в апреле 1956 года, вскоре после ХХ съезда КПСС, когда Спорткомитет направил в ЦК записку с просьбой дать разрешение на обсуждение вопроса с руководством МОК - с тем, чтобы организовать Олимпиаду в 1964 году. Предполагалось уже летом того же 1956-го пригласить иностранных гостей на Спартакиаду народов СССР и начать переговоры с международными спортивными федерациями. Убытки от проведения Игр (в записке фигурировала сумма в 36 миллионов рублей) предстояло компенсировать доходами от приезда зарубежных делегаций. Леонид Брежнев, являвшийся тогда секретарем ЦК, отнесся к записке благосклонно, и несколько позже Секретариат ЦК постановил направить в Мельбурн, где 22 ноября того же года должны были начаться очередные Игры, представительную группу специалистов из 30 человек - для изучения опыта. Причем планировалось, что проведет группа в Австралии три месяца. Однако затем оптимизма поубавилось. Стало понятно, что Москве - несмотря на то, что в 1956-м один за другим вступили в строй Большая спортивная арена и Дворец спорта в Лужниках, - категорически не хватает спортивных сооружений, соответствующих необходимому уровню, и еще хуже обстоят дела с гостиницами, транспортной системой, организацией качественного питания и т.д. К тому же ухудшилась и внешнеполитическая ситуация: кровопролитные события в Польше и Венгрии, Суэцкий кризис, понятно, не способствовали принятию советскими властями положительного решения по Олимпиаде. Как итог - рассмотрение вопроса об Играх-64 сначала отложили, а в конце 1958 года Секретариат ЦК окончательно пришел к выводу о нецелесообразности обращения в МОК с заявкой Москвы. Но дело на этом не закончилось, о чем - опять воспользуемся архивными документами - свидетельствует проект "Заявления Олимпийского комитета СССР", подготовленный для публикации в советской печати в мае 1959 года - накануне сессии МОК в Мюнхене, где и предстояло определить место проведения Олимпиады-64. В проекте, в частности, говорилось: "Уважая складывающиеся в олимпийском движении традиции, соответствующие советские спортивные организации не сочли возможным претендовать на проведение Игр 1964 г. в Москве, чтобы не лишать этого права неевропейских городов" (под этими "неевропейскими городами" прежде всего подразумевался Токио, который соперничал с Брюсселем, Веной и Детройтом). И сразу далее: "Олимпийский комитет СССР полагает, что одни из последующих Олимпийских игр, например игры 1968 года, могут быть организованы в Советском Союзе". С проектом Заявления ознакомились в ЦК - и одобрили его. Текст был затем опубликован в "Советском спорте" - за исключением последней фразы. Ее вычеркнули, а Спорткомитету объяснили, что выступать с подобными высказываниями преждевременно: если в Мюнхене победит кто-либо из европейских городов, у Москвы останутся разве что символические шансы получить Игры-68. Но, как известно, победил Токио, и в марте 1963 года была предпринята очередная попытка: Союз спортивных обществ и организаций СССР, пришедший на смену Спорткомитету, направил в ЦК объемный пакет документов (в том числе обоснование необходимости проведения Олимпиады-1968 в Советском Союзе, смету расходов, проекты постановлений ЦК и писем в МОК и международные федерации). И вновь неудача: чуть ли не первым отрицательно отнесся к идее Никита Хрущев, посчитавший, что тратить силы средства на проведение соревнований бессмысленно. У страны есть задачи и поважнее. Так что нет ничего удивительного в том, что на одном из заседаний Секретариата ЦК проведение Игр-68 в Москве было признано нецелесообразным. История, понятно, не имеет сослагательного наклонения, но, тем не менее, любопытно представить, как развивались бы события, если бы мы все-таки приняли участие в конкурсе городов и получили ту Олимпиаду. Скорее всего, ее сроки примерно совпали бы с теми, что были выбраны для Игр-80: в конце июля - начале августа в Москве, по многолетним наблюдениям, наилучшие погодные условия. И, значит, Игры могли бы наложиться на события, непосредственно предшествовавшие вводу войск СССР и ряда других соцстран в Чехословакию. Кто знает, состоялся бы сам этот ввод, будь в Москве Олимпиада, - или в критической ситуации было бы найдено и принято другое, куда менее болезненное решение, которое не привело бы к острейшему международному кризису? В любом случае, на Игры-68, как затем и на Олимпиаду-72, Советский Союз претендовать не решился. Хотя попытка вновь была предпринята: в конце 1965 года руководитель Союза спортивных обществ и организаций СССР Юрий Машин направил в ЦК записку с соответствующим предложением. Перечислив все плюсы выдвижения Москвы, Машин в то же время честно перечислил и сложности. В том числе и то, что город, где проходят Игры, должен обеспечить "беспрепятственный въезд в страну всех участников и официальных лиц тех стран, олимпийские комитеты которых признаны МОК, независимо от наличия дипломатических отношений между этими странами и страной-организатором Олимпийских игр". А у СССР всегда хватало недругов, с которыми никаких отношений не было в принципе. Все проходило в рамках уже отработанного сценария. Записку Машина, а также все сопроводительные документы (в том числе смету расходов, а также проекты постановлений ЦК и писем президенту МОК Эвери Брэндеджу) приняли к сведению и выразили удовлетворение тем, что идею поддерживают московский комитет партии и МИД. Однако, как заметил заместитель заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК, будущий "прораб перестройки" Александр Яковлев, "при предварительном рассмотрении этого вопроса… выяснилось, что он требует дополнительного и более детального изучения". На том все - до поры до времени - застопорилось. И лишь в 1969-м, когда Союз спортивных обществ вновь стал Спорткомитетом, а Машина сменил Сергей Павлов, дело сдвинулось с мертвой точки. Состоялась та самая встреча в кабинете спортивного министра, а уже через пять дней (и это само по себе свидетельство того, что вопрос предварительно рассмотрели в инстанциях) было проведено совещание с участием советских представителей в международных спортивных федерациях, на котором все дружно поддержали предложение о выдвижении Москвы на проведение Игр-1976. Увы, на сессии МОК в Амстердаме в мае 1970-го мы по итогам решающего голосования с треском проиграли Монреалю. Почему? Объяснение на поверхности: слишком поздно начали заявочную кампанию. То - самое первое - совещание у Павлова состоялось, как вы помните, в апреле 1969 года. Тринадцать месяцев - это, конечно, не срок. Тем более что постановление Секретариата ЦК о выдвижении Москвы было принято лишь в сентябре 1969-го, а утверждено на Политбюро еще через два месяца, в ноябре. И только после этого в Лозанну - на имя президента МОК Брэндеджа - было направлено соответствующее письмо председателя исполкома Моссовета Промыслова. Конкуренты - Монреаль с Лос-Анджелесом - подали свои заявки намного раньше, получив, таким образом, время на проведение предвыборной кампании. К тому же документ под громоздким названием "План информационно-пропагандистских мероприятий в связи с выдвижением г. Москвы на проведение ХХI летних Олимпийских игр" был утвержден Секретариатом ЦК (куда же без него!) лишь в марте 1970-го. Там было много правильных пунктов, только вот реализовать большинство из них уже не успели. К тому же в западной печати, как по команде (и на самом деле – как всегда), начали появляться публикации, ставившие московскую заявку под сомнение. Поводом для них стал, в частности, чемпионат Европы по фигурному катанию, состоявшийся в Ленинграде в феврале того же 1970-го. Писали - надо сказать, не без оснований - о низком уровне сервиса, о том, что зарубежные журналисты не могли дозвониться до своих редакций и что во время телетрансляций, бывало, пропадал звук. С нашей стороны реакции на критику, по большому счету, не было. Думали - все равно в Амстердаме выиграем. И тут - холодный душ. В первом туре голосования на амстердамской сессии Москва получила 28 голосов, Монреаль - 25, а Лос-Анджелес - 17. Ряд телеграфных агентств, в том числе и ТАСС, тут же распространил сообщения, что победа советской столицы уже по сути гарантирована. Но второй тур, в котором Лос-Анджелес участия не принимал, все перевернул с ног на голову. У Москвы остались те же 28 голосов, тогда как у Монреаля добавилось 16 (а в сумме - 41 голос). Сработала "североамериканская связка", что вообще-то можно было ожидать. Стоило небольшой делегации Москвы вернуться домой, как Павлова и одного из двух советских членов МОК Константина Андрианова вызвали в ЦК. Последовал разнос: мол, не оправдали доверия. Тем временем газеты принялись дружно клеймить "элитарный клуб королей, принцев, шейхов и капиталистов" ("Советский спорт" оперативно открыл рубрику "МОК под огнем критики"). Кое-кто предлагал передать право выбора городов, где пройдут Игры, Организации Объединенных наций. При этом другие считали, что самое время вспомнить о рабочих спартакиадах 20-х годов. К счастью, продолжалась эта кампания недолго. Вскоре стали слышны иные голоса: Игры в Москве, несмотря на амстердамскую неудачу, по-прежнему остаются принципиальной целью, и руководство страны отказываться от нее не собирается. Так какой же смысл вступать в конфронтацию с МОК? Чего мы этим добьемся? 7 сентября 1971-го (то есть на этот раз - за три года до выборов столицы Игр-80) Политбюро одобрило предложение Спорткомитета о новом выдвижении кандидатуры Москвы и разрешило исполкому Моссовета и Олимпийскому комитету СССР направить в МОК официальное заявление-приглашение. Дальнейшее хорошо известно. В октябре 1974 года на венской сессии МОК Москва за явным преимуществом выиграла у единственного соперника – Лос-Анджелеса. Американцев, как тогда писали, положили на лопатки: счет голосования был - 39:20! Но уж об этом-то в юбилейные дни обязательно напишут все. Так стоит ли отнимать у них хлеб? Лучше вспомним одну загадочную историю. Десять лет назад, в 2010-м, в Выставочном зале федеральных архивов состоялась выставка "Пять колец под кремлевскими звездами", приуроченная к 30-летию московских Игр. Среди документов, которые были там представлены, один оказался по-настоящему сенсационным. Речь о записке Брежнева, которую он в декабре 1975-го, находясь в Завидове, где готовился к предстоящему ХХV съезду КПСС, направил секретарю ЦК Черненко. Вот что в этой записке, в частности, говорилось: "…Как-то сложилось таким образом, что нами принято решение провести спортолимпиаду в СССР. Стоит это мероприятие колоссальных денег. Возможно, этот вопрос нам следует пересмотреть и отказаться от проведения олимпиады. Знаю, что это вызовет много кривотолков, но при решении этого вопроса, наверное, надо исходить из того, что на первый план выдвигаются вопросы о стоимости этого мероприятия.Некоторые товарищи подсказали мне, что есть возможность отказаться от этого мероприятия, уплатив какой-то небольшой взнос в виде штрафа. По этому вопросу я тоже хотел бы знать твое мнение. Кроме колоссальных расходов, в этом деле есть и такой вопрос, что из опыта проведения подобных Олимпиад в прошлом могут быть разного рода скандалы, которые могут очернить Советский Союз. Следует вспомнить при этом ФРГ и другие места. А в отношении Советского Союза думаю, что наши враги особенно постараются в этом. Если на этот счет у тебя тоже есть сомнения, может быть, сегодня в порядке обмена мнениями затронуть этот вопрос на Политбюро"… В этом коротком документе и впрямь множество загадок. Кто те "некоторые товарищи", которые "подсказали" Брежневу, что есть смысл отказаться от Олимпиады? Почему он решил прислушаться к их аргументам, если до этого неизменно поддерживал проведения Игр в Москве? И, наконец, чем можно объяснить тот факт, что записку генсека, которую Черненко показал не только Суслову, но и Кириленко, так на официальном уровне и не обсудили, а Брежнев к вопросу, самим им поставленному, в дальнейшем не возвращался? Владимир Гескин Текст опубликован с согласия автора
