Так ли уникальны шиханы, каким в денежном эквиваленте был бы экологический ущерб от уничтожения Куштау, почему производители соды отказываются от других месторождений и какой выход конфликтующим сторонам предлагает наука, читайте в материале Indicator.Ru. После длительных массовых протестов горе Куштау, относящейся к геологическому всемирному наследию по версии Европейской ассоциации по охране геологического наследия ProGEO, присвоили статус особо охраняемой природной территории. 2 сентября Башкирия получила подтверждение этого решения от Минприроды. По мнению активистов, борьба далека от завершения: они требуют признать шиханы объектом федерального значения, а лучше сразу сделать нацпарком. Разбираемся, насколько это обоснованный план и что теперь будет с содовой промышленностью. Вишневая сода Спор о судьбе башкирских останцев-шиханов, на которые планомерно планомерно надвигаются добывающие соду компании, давно ведется на повышенных тонах, привлекая массы не фактами, а эмоциями. Защитники гор взывают к самосознанию, живописуя эстетические красоты и картины детства: разрушается священный символ народа, где каждая кочка — как родная. Оппоненты, на стороне которых долгое время были власти и ОМОН, приводят более рациональные причины: АО «Башкирская содовая компания» — это рабочие места для 7% населения Стерлитамака, да и сода стране нужна. Это низводит конфликт до чеховской пьесы «Вишневый сад», где логичный, в общем-то, план Лопахина, направленный на выживание, противопоставлен причитаниям сентиментальной Раневской, тоскующей по эстетической стороне вопроса. Шихан Тратау под звездным небом. Казалось бы, этому шихану повезло больше: его считают памятником природы с 1985 года. Но это решение не раз просили отменить и башкирские предприятия, и президент Российского союза химиков Виктор Иванов, и даже министр промышленности и торговли России Денис Мантуров Olegfoto-sk/Wikimedia Commons В итоге промышленники обвиняют активистов в подрыве экономики и глупости (а заодно и в экстремизме), посылая им навстречу земляков, которые не хотят остаться без работы, а протестующие называют их алчными и бессердечными, напоминая, что вообще-то в стране должна быть демократия. Стороны не слышат друг друга, и нейтральному наблюдателю может показаться, что решение властей создать на горе Куштау ООПТ продиктовано желанием успокоить людей любой ценой. Сами же требования недовольных могут быть не более обоснованными, чем у ненавистников ГМО, запретивших подобные продукты в ряде стран. Кстати, во главе этих протестов стоит тот же Greenpeace, который защищает шиханы. И действительно, кто-то любит чувствовать себя борцом с системой и героем, вовсе не задумываясь, к каким последствиям приведут эти действия. Да, активисты имеют право влиять на подобные решения, да, выпускать ОМОН на них — жестоко, и да, на их стороне — знаменитости вроде Ляйсан Утяшевой, Максима Галкина и рэпера Face. Но это еще не значит, что они продвигают здравые и жизнеспособные идеи. Противостоят им аргументы вроде «гор, что ли, в стране больше не останется?» и «если сделать памятниками природы каждую кочку, полезные ископаемые добывать негде». Но несмотря на то, что скандальные статьи про обвинения, избиения, тайные финансовые выгоды и политические (не)свободы читать гораздо увлекательнее, разрешать этот спор нужно на совсем другом уровне — на уровне рациональности, фактов и цифр, которые можно проверить. Перевести столкновение в конструктивное русло попытались организаторы круглого стола в Общественной палате Российской Федерации. «Шиханы этого достойны» Возраст шиханов — 230 миллионов лет. Раньше их было четыре, но Шахтау срыла на известняк Башкирская содовая компания (БСК). Теперь осталось три. Как утверждают экологи, природно-культурный комплекс шиханов более уникален, чем у священной горы австралийских аборигенов Улуру, сложенной породами возрастом до 500 миллионов лет. Улуру (она же Айрес-Рок), ставшая знаменитым на весь мир объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО, поднялась над поверхностью моря около 300 млн лет назад. И это не говоря об историческом и культурном значении Куштау, которое тоже затронули участники круглого стола. Древнейшие находки на территории шихана относятся к эпохе бронзы (II тыс. до н.э.) и принадлежат представителям абашевской и срубной культуры. У подножия горы, возле реки Белой, археологи в 1945 году выкопали один из пяти кладов бронзовых предметов (нож, наконечники копий, гарпуны и другие изделия) на территории республики. На южном склоне обнаружены фрагменты керамических сосудов возрастом около трех тысяч лет, а неподалеку, в деревне Урняк, нашли погребения курмантауских оседлых племен. К более поздним периодам относятся сарматские кинжалы на Куштау, а Туратау в IV-III веках до нашей эры и вовсе было для сарматов святилищем. На Шахтау, кстати, был найден чияликский некрополь кочевников XIII-XIV века, но это, увы, БСК не остановило. Куштауский клад Иллюстрация из статьи археолога Р.Ахмерова Допустим, с превосходством по отношению к Улуру экологи переборщили, однако на уникальности шиханов, привлекавших путешественников с VI века, а позднее и геологов, сходится большинство специалистов из разных областей науки. Почему же гора Куштау не стала охраняемой территорией раньше? Возможно, это связано с расположенной горнолыжной трассой, которую сочли не соответствующей статусу объекта. В реальности же есть примеры обратного (как курорт в Сочи), так что сделать Куштау памятником природы это не мешает. Михаил Крейндлин, несмотря на отсутствие высшего образования поработавший в Минприроды и ставший руководителем программы Гринпис по особо охраняемым природным территориям, оценил экономической ущерб от разрушения среды обитания видов в семь миллиардов рублей. Кроме того, убытки от уничтожения плодородного слоя почвы составят 112,5 млрд рублей. Эти цифры взяты не с потолка: расчеты опираются на официальные методики Минприроды. Среди этих документов — приказ №107 об объектах животного мира, методики по краснокнижным насекомым и почвенным беспозвоночным, а также приказ Минприроды №658 по краснокнижным растениям и №238 по почвам. Так, ущерб от уничтожения почвенных беспозвоночных по этим нормативам составляет рубль за экземпляр, а от разрушения квадратного метра почвы — 600 рублей. В итоге сумма только природных убытков сравнима со стоимостью компании. «Это нецелесоорбазно даже экономически, даже по отдельным компонентам окружающей среды, — уверен Крейндлин. — Стоит добиваться статуса нацпарка или даже объекта всемирного наследия, причем смешанного типа, первого в стране. Шиханы этого достойны». Гора не идет к Магомету Как же обстоит ситуация с юридической точки зрения? Куштау относится к лесопарковой зоне, где, по статье 14 Лесного кодекса, разрабатывать ничего нельзя. Действия, разрушающие среду обитания краснокнижных видов, также запрещены. Но 20 июля на горе появились таблички про разработку известняка, а 3 августа жители заметили вырубку леса. Согласно письму от Минлесхоза 26 августа, прокуратура не нашла нарушений в разработке этих территорий, поскольку земли находятся в аренде БСК. С конца июля на сайте Минлесхоза Башкортостана участок не относился к лесопарковой зоне, однако приказ об этом, датированный маем, выложили задним числом. По той же статье 14 Лесного кодекса площадь лесопарковой зоны нельзя сокращать просто так: аналогичный участок надо добавить в том же или в соседнем лесничестве, но этого не произошло. Бывший глава Башнедр Расих Хамитов, назначенный советником главы республики по вопросам использования природных ресурсов и экологической безопасности, рассказал, что занимается это проблемой не первое десятилетие. «Мы 15-20 лет назад предлагали разведанные и работающие месторождения с уникальным качеством, белизной 98%, в радиусе 40-70 км, но упустили это время. Да и на Шахтау карьеры осуши и разрабатывай», — заявил Хамитов. Упомянутые альтернативные источники известняков — Карановское, Гумеровское, Худолаз, Пугачевское, Альмухаметовское и другие. Некоторые из них расположены недалеко от железной дороги, что удобно для транспортировки сырья. Предлагались и налоговые льготы, но компания отказалась, мотивируя это большим количеством кремнезема в известняке. Кроме того, по словам Хамитова, еще в 1990-х годах государственная геологоразведка нашла под Шахтау 200 млн тонн известняка, и этих запасов должно было хватить на 50 лет. По закону БСК может углубиться в карьер Шахтау безо всякой лицензии, но вместо этого компания заинтересовалась разведкой других шиханов. «По качеству эти известняки, по их собственному заключению, оказались непригодны для содового производства из-за повышенного содержания карбоната магния, но в 2016 предприятие выпросило разрешение еще одну геологоразведку на Куштау. Пробурив шесть-восемь скважин, они по факту открытия получили лицензию, хотя так быть не должно», — рассказал Хамитов. По сути изменение статуса участка компания аргументировала лицензией на добычу. «Не надо под хозяйственную деятельность переделывать законодательство. Я же не прошу снять статус с Московского Кремля, потому что там щебенку можно разрабатывать», — возмущались участники круглого стола. Большой Куш(тау) Но послушаем доводы противоположной стороны. Рустем Басыров из БСК заявляет, что краснокнижные виды можно найти практически на любом месторождении. Пять лет назад отстояли Тратау, теперь Куштау, где же тогда добывать природные ресурсы? «В Зауралье промышленникам выдаются сотни лицензий на разработку, но наши замечательные эксперты-экологи не выезжают на эти месторождения, и не изучают там флору и фауну, — возмущается он. — Выдаются тысячи делянок леса под вырубку, я не видел ни одного отчета уважаемых экологов о том, каких же краснокнижных насекомых этот предприниматель может погубить». Еще один аргумент против альтернативных месторождений в том, что возраст известняков там достигает 350 миллионов лет. Почему шиханы важнее? Но ценность объекта определяют не только по возрасту. Более того, возраст в 200-300 миллионов лет по геологическим меркам — не так уж много, тем более когда рядом Уральские горы, отдельные части которых старше втрое. Да, другие окаменевшие рифы в республике есть, но большинство таких пород не выходит на поверхность. Глава Башкирии Радия Хабиров и вовсе утверждал, что весь конфликт состоит в столкновении БСК и «Ишимбайского известняка», не меньше стремящегося залезть на охраняемые территории, а в процессе смены монополии «оставить без штанов весь Стерлитамак», около восьми-десяти тысяч человек в котором работает на предприятии. Башкирская содовая компания на 38% принадлежит региону, и уменьшение финансирования из-за разработки альтернативных месторождений, где состав известняка будет отличаться, проделает дыру в бюджете, считает Ростислав Мурзагулов из команды Хабирова, контролирующий государственные СМИ Башкортостана. Содержание диоксида кремния (SiO2) в альтернативных месторождениях выше 0,5% — допустимого предела по техническим условиям БСК (ТУ 5743-008-86142347-2012). Однако, как возразил в своем докладе на круглом столе Исаак Фархутдинов, заведующий кафедрой геологии полезных ископаемых БашГУ и кандидат геологических наук, другим компаниям республики добывать известняк из альтернативных источников это почему-то не мешает. Что касается невозможности транспортировки известняка на 60 км, то Крымский содовый завод возит сырье за 120 километров, а Березниковский, принадлежащий, кстати, той же группе компаний «Башхим», что и БСК, — за 85 км. Дело в том, что доля известняка в себестоимости соды составляет 3,2%, так что его транспортировка мало на что повлияет. К тому же, современные печи для обжига известняка позволяют работать с сырьем, содержащим до 5% SiO2. Что насчет безработицы? БСК не относится к градообразующим предприятиям и, к тому же, в больших количествах нанимает приезжих. Количество работников на заводе в громких заявлениях раздувается до десятка тысяч, а во время проверок получается насчитать чуть больше 1600 (население Стерлитамака — 270 тысяч человек). Согласно бухгалтерской отчетности компании, представленной на круглом столе, 19 человек во главе компании получили 478 млн рублей за 2019 год, что в 400 раз выше средней зарплаты работников. На модернизацию выделяются смехотворные суммы: так, на сокращение отходов производства в 2019 году ушло 60 тысяч рублей. при полученных 13 миллиардх дивидендов. А по налогам БСК дает Башкирии лишь 1,7%. Вышеупомянутые 38% — тоже палка о двух концах. Напрямую в бюджет они не идут. Зато, если региону принадлежат акции компании, у властей есть не только повод для волнений, но и инструмент влияния. Почему бы не убедить компанию побольше вкладываться в технологии добычи и очистки отходов, чтобы жители поменьше жаловались на ухудшение экологической обстановки. Что же мешает? Возможно, принадлежность львиной доли — 57,18% — АО «Башхим», которым владеет кипрский офшор Modissanna Limited, участники которого держатся в секрете. «Фантастическая безграмотность и остановка развития» Но что же мы так привязались? Может быть, на вооружении содового гиганта — передовые технологии, и модернизировать там просто нечего? Многие производства вредят окружающей среде, и мы не всегда знаем, как это исправить. Однако в Башкирской содовой компании все обстоит иначе. Кальцинированную соду изготавливают по методу Сольве — технологии, запатентованной в год отмены крепостного права, хотя во всем мире давно существуют и применяются более чистые и современные подходы. Метод Сольве, изобретенный бельгийским ученым Эрнестом Сольве в 1861 году, помогает получать кальцинированную соду из известняка и раствора поваренной соли Easchiff/Wikimedia Commons На получение, а затем утилизацию дистиллерной жидкости (того самого соленого раствора) по методу Сольве требуется колоссальный расход воды. Если завод стоит на морском берегу, это еще полбеды: соленость его сточных вод может быть примерно равна солености океана. Но БСК сливает воду в реку Белая, сбрасывая в год около 2,5 миллиона тонн солей. В одном кубометре дистиллерной жидкости содержится 150 граммов солей, и, решив задачку для 8 класса по химии мы поймем, что для разбавления раствора до допустимой нормы для речной воды (0,3 грамма на литр), требуется восемь с половиной килокубометров воды. Но в реке Белой в два раза меньше. Для соответствия экологическим нормам нужно или сократить сбросы в 2-2,5 раза, или перейти на другие методы. «Главный вопрос — зачем известняк тут вообще? Он нужен для получения СО2 и связывания хлора, — поясняет доктор химических наук Марс Сафаров. — Всего две ТЭЦ в Стерлитамаке выделяют по 1,5 миллиона тонн углекислоты в год, и это сырье не просто уходит вникуда, оно еще и загрязняет атмосферу». Выделять его могли бы мембранные технологии, которые в том числе развиваются и в России. Для получения цемента, негашеной извести (CaO), вяжущих веществ используется термический обжиг известняка по формуле CaCO3 = CaO + СО2. Обжиг при производстве портландцемента на предприятии «Гейдельберг-Цемент», практически находящимся на одной производственной площадке с БСК, дает 0,9 млн тонн в год, и это примерно достаточно для производства соды. Тогда известняк вообще не потребуется. Помочь этому может, к примеру, технология аминного улавливания, а из отходов — бикарбоната натрия — можно делать удобрения. А как же натрий, который БСК использует для связывания хлора? Но расходуется он не весь, а лишь на 2/3, тогда как кальций и хлор и вовсе почти полностью отправляются в отходы. В то же время немало натрия содержится в глиноземе. В крупном алюминиевом производстве побочным продуктом переработки руд-бокситов выделяется около 100 миллионов тонн красного шлама, где содержатся миллионы тонн оксида натрия. И снова это ценное сырье сливается как вредные отходы, загрязняя окружающую среду. Ученые обращались с этим вопросом в РусАл, но компания даже не задумывалась о подобном варианте. «Есть сотни патентов по получению каустической и кальцинированной соды иными способами. Альтернатива экономики и экологии часто надумана. Как правило, это жадность и глупость против будущего страны», — считает Сафаров. «Озеро» красного шлама в Германии Ra Boe/Wikimedia Commons Что же получается? Совсем не «Вишневый сад», не противостояние практичности и эстетики, вопрос вообще не чеховский и не философский — а значит, имеющий ответ. И этот ответ уже найден. Но вместо того, чтобы пойти навстречу друг другу и зациклить свои производства, компании задыхаются в конкуренции. Одни заводы выбрасывают то, ради чего сворачивают горы другие, загрязняя окружающую среду. Но внутреннего стимула к развитию у БСК нет: прибыль устраивает начальство, и никаких усилий прилагать не нужно. Проблема масштабнее производителей соды и горы Куштау. «Меня удивляет фантастическая безграмотность и остановка развития инженерной и химико-технологической мысли. Два года назад были на форуме по защите Байкала. Знаете, после Второй мировой Рейн был сточной канавой, вскоре там поставили установки очистки, сейчас там водится осетр. А мы только разговариваем, но не применяем технологии, — подчеркнул профессор РХТУ им. Менделеева, заведующий кафедрой мембранных технологий Георгий Каграманов. — К нам приходят, структура получает задания, и надо за два-три месяца все вокруг очистить, финансирование выделятся один рубль». Разумеется, так не бывает. Покой нам только снится Вчера Куштау официально получил статус природного памятника. Но в предварительные его границы не входит пойма реки Белой, где живут прудовые ночницы и водяные ужи. Поскольку содовое производство очень грязное, останется опасность химических загрязнений этой важной водной артерии, питающей всю экосистему. О своих «мини-Куштау» рассказали и представители других регионов. Так, в Нижегородской области началась разработка песков в лесопарковой зоне, где она запрещена, но предприятие, размахивая лицензией на добычу, требуют поменять статус территории. За примерами далеко ходить не нужно: множество таких объектов есть и в стране, и даже в самой Башкирии. На охраняемых территориях хребта Крыктытау, родине диких башкирских орхидей, открывают медные рудники, в Нефтекамском районе хотят организовать хранилище ядерных отходов, угрожающее загрязнением. Кстати, протесты по поводу шиханов заставили власти республики пойти на уступки и в других конфликтах. Хребет Крыктытау — массив протяженностью около 60 км и высотой до 1118 метров на Южном Урале Андрей Шуняев/Wikimedia Commons Поэтому изменения нужны системные. Вадим Мироненко, исполнительный директор общественного движения «Ветераны России», предложил внести изменения в ФЗ «О недрах», дополнив порядок отмены лицензии на добычу, так как сейчас отозвать ее невозможно. Сегодня приостановить право пользования недрами можно лишь на комиссии ООПТ. Среди условий прекращения лицензии — угроза жизни людей, отсутствие отчетности, или, к примеру, ситуация, когда компания не приступает к освоению ресурса в установленные сроки. Сложность в том, что этой информации часто нет в открытом доступе, и узнать, что компания их нарушает, со стороны нельзя. Также в административном регламенте Роснедр не прописана необходимость запрашивать про редкие виды на территории разработок полезных ископаемых. Если добавить этот пункт, то преграда для лицензий, которые сейчас приходится через такие мытарства отменять, возникнет автоматически на этапе их получения. БСК и подобным предприятиям нужна модернизация и приближение к замкнутому циклу. И мы как потребители можем на это повлиять, выбирая альтернативы и вынуждая отстающие на полтора века заводы развиваться. «Монопроизводства — это архаика, когда отходы одного производства могут быть сырьем для другого», — уверен Каграманов. Еще в семидесятые годы существовали опытные установки, где не было даже выбросов СО2 — все шло в дело. Наука предлагает не просто «прилить компонент А к компоненту Б», а масштабировать новые технологии и выстраивать связи между разными отраслями промышленности. Хорошим выходом из ситуации, по мнению участников круглого стола, может стать создание особой экономической зоны и НИОКР в Башкортостане. Еще один сценарий «win-win» для экологии и экономики — туризм, организованный с учетом охраны природы. Создание рекреационных объектов может быть не менее прибыльным, чем добыча ископаемых: выросший на месте рудных запасов в Кемеровской области горнолыжный курорт Шерегеш принес в копилку региона 2 млрд, а бизнесу — 1,5 млрд рублей. Ну а на месте срытого шихана Шахтау после разработок предлагают сделать музей, который станет «памятником человеческой безалаберности». А вот о статусе национального парка надо подумать дважды: уклад местных жителей у подножия шихана Куштау изменится до неузнаваемости. Капитальное строительство будет запрещено, хозяйственная деятельность — сильно ограничена. В зависимости от зоны, заготовить дрова, посадить картошку (к печали обитателей уже упомянутой Горной Шории) или похоронить родственника (на это автору статьи жаловались жители деревни Катунь на берегу Чивыркуйского залива Байкала) со спокойной душой будет уже нельзя. Поэтому ратуя не просто за ООПТ, а за нацпарк, нужно быть к этому готовыми. При этом статус нацпарка до конца шиханы не обезопасит, если дать ход постановлению, согласно которому земли охраняемых территорий можно будет приватизировать. Так что пока все если не по Чехову, то по Блоку: и нет конца, покой нам только снится. С другой стороны, когда-нибудь и самые передовые и экологически безопасные на сегодня производства покажутся отсталыми и «грязными» в сравнении с новыми технологиями. Масштабные изменения не произойдут в одночасье, превратив черное в белое. Но это не значит, что можно отказаться от улучшения того, что мы имеем. Понравился материал? Добавьте Indicator.Ru в «Мои источники» Яндекс.Новостей и читайте нас чаще. Подписывайтесь на Indicator.Ru в соцсетях: Facebook, ВКонтакте, Twitter, Telegram, Одноклассники.
