Спецпроект «Прости, советский спорт»: как жила сборная СССР по лыжам в 1991 году – история Владимира Смирнова
Владимир Смирнов – последний советский лыжник, выигравший Кубка мира. И первый, ставший свободным в 1991 году.
Владимир Смирнов был вторым в истории советского спорта лыжником, сумевшим выиграть Кубок мира. Вторым и последним. Весной 1991 года он принимал главный приз под красным флагом с серпом и молотом. Но уже через полгода не стало ни флага, ни Советского союза.
Впрочем, Владимир Михайлович, словно предчувствуя глобальные изменения, ещё летом 1991 года фактически вышел из советской спортивной системы и переехал в Швецию. А после распада СССР выступал за Казахстан, под флагом которого выиграл и второй Кубок мира, и Олимпиаду.
В рамках спецпроекта «Прости, советский спорт» «Чемпионат» попросил Владимира Смирнова вспомнить, каким был его 1991 год. Победный, противоречивый и свободный.
«Для тех времён это было неслыханно»
– 1991-й – последний год советского спорта. Чем он вам запомнился? – Перед сезоном 1990/91 никто и не предполагал, какие глобальные перемены всех нас ждут. Это сейчас можно оглянуться назад и искать какие-то моменты, которые указывали на предстоящие события. Но лично для меня это был революционный сезон, готовиться к которому я решил самостоятельно. Для тех времён это было неслыханно. Поговорил с главным тренером сборной СССР Виктором Александровичем Ивановым и старшим тренером мужской команды Владимиром Яковлевичем Филимоновым. Я объяснил им, что хотел бы большую часть сборов проводить один, а на некоторые приезжать в расположение команды. Расписал свои планы.
Они почти сразу дали добро на самостоятельную подготовку, хотя рисковали получить подобные запросы и от других лыжников. А это могло привести к хаосу и развалу команды. Но этого, к счастью, не произошло. У каждого были свои причины остаться в сборной и не рваться в одиночное плавание. Решиться на такое, рискуя остаться без всего, сложно.
Я пригласил тренера Валентина Владимировича Самохина помочь мне подтянуть коньковую технику. Для этого нужно было изо дня в день работать со специалистом, который буквально небольшими штрихами мог вносить изменения, не ломая при этом всю основу. А Валентин Владимирович и был таким наставником, ведь именно он закладывал мне необходимую базу перед переходом на юниорский уровень.
Так и началась кропотливая работа до самого старта сезона, которая дала свои результаты. Я серьёзно поправил коньковую технику и стал конкурентоспособен практически во всех гонках. Естественно, что со стартом Кубка мира я присоединился к национальной команде.
На чемпионате мира в Валь-ди-Фиемме выступил хорошо, завоевав серебро в гонке на 30 км классикой и бронзу на 15 км коньком, а по итогам сезона впервые в карьере завоевал Кубок мира. Елена Вяльбе в том же году выиграла общий зачёт среди женщин.
– Вы оценили выступление на чемпионате мира – 1991 как успешное, но тренеры наверняка ждали от вас большего. –Я же был действующим чемпионом мира на «тридцатке», призёром Олимпийских игр. Это я сегодня говорю, что был успех и в Валь-ди-Фиемме, но сам тоже рассчитывал на золото. Всё к этому и шло вновь, но я упустил это золото на последнем, 30-м километре, проиграв Гунде Свану. У меня были отлично подготовлены лыжи, сам я чувствовал себя прекрасно, но… Я уступил лыжнику-легенде. Со стороны тренеров не было ни малейшего упрёка, они же видели эту борьбу, вели меня и понимали, что я показал максимум. Просто в тот день другой лыжник оказался чуточку сильнее.
– Победа в общем зачёте Кубка мира как-то компенсировала то, что на чемпионате мира не удалось взять золото? – Кубок мира проводится в течение всего сезона и показывает то, как долго ты можешь поддерживать форму и стабильно выступать. Но любая медаль на чемпионате мира стоит всё-таки выше. В годы чемпионатов мира или Олимпиад все остальные старты являются подводящими и доводящими, не более того.
«Беспокойство охватило всех нас»
– А что было после окончания того сезона-1990/91? – Мы с семьёй приняли важнейшее решение о переезде в Швецию.Это произошло летом 1991 года. За годы выступлений в сборной СССР я видел важнейший недостаток в плане организации работы сборной. Все члены команды должны были работать только так, как определяет федерация: где проходят тренировочные сборы, на каких лыжах бегают спортсмены, с какими тренерами занимаются. Никаких вопросов – всегда и всё было продумано досконально, все вопросы решались мгновенно. Но это всё работает только четыре-пять лет с момента попадания в основную сборную. Ты знал каждый свой тренировочный день наперёд на несколько лет.
Я к этому времени уже начинал биться в стену, которую можно было пробить только изменением тренировочного подхода, начиная от графика микроциклов и заканчивая поиском личных спонсоров. Каким бы талантливым ни был спортсмен, отсутствие финансирования может встать непреодолимой преградой. Я ещё в то время думал над тем, как обеспечить себя дополнительным финансированием, чтобы иметь возможность приглашать тех специалистов, которые были нужны именно мне.
Но как претворить эти мысли в жизнь в СССР? У нас же не было практики клубов, как в футболе или хоккее, например. Помог случай. После ЧМ-1991 нас с Еленой Вяльбе пригласили на коммерческое турне в Швецию. Вместе с нами полетели Николай Зимятов и Урмас Вяльбе. Тогда мне представилась возможность переговорить с представителями спортивных клубов, которым я задал прямой вопрос – могут ли они пригласить меня с семьёй тренироваться в Швеции? Сразу, конечно, никто такого согласия не дал. Но через месяц пришёл ответ из клуба в Сундсвалле – возможность есть. Давай проведём переговоры и утрясём все детали контракта.
– Сложно было договориться обо всём в СССР? Вы же были военнослужащим. – На самом деле, когда я пришёл в Госкомспорт и сказал, что в Швеции готовы подписать со мной контракт, то мы сразу стали обсуждать именно технические детали решения всех вопросов. Года за три до этого меня бы и слушать не стали, потому что из СССР спортсменов никуда не отпускали. Но ещё в 1989-м ситуация уже сильно изменилась, стали отпускать в зарубежные клубы хоккеистов. Моим переездом занималась организация «Моспрофспорт», созданная при ЦСКА. Я же, как вы правильно заметили, был капитаном Советской Армии и просто так уехать не мог.
Нужно было решить все вопросы цивилизованно, оформить длительную зарубежную командировку. Госкомспорт даже получил от шведского клуба финансовую компенсацию за мой переход, она ведомство полностью устроила. А со стороны ЦСКА никаких препятствий не было, поскольку им руководил тогда Анатолий Васильевич Акентьев, один из руководителей международной федерации лыжных видов спорта. Он решил все вопросы с Министерством обороны.
В конце мая 1991-го контракт был согласован всеми сторонами, 28 июля я завершил сбор в Раубичах, а после сбора мы с семьёй уже переехали в Швецию.
– То есть 19-21 августа 1991 года вы были… – Я был в Рамзау на тренировочном сборе вместе со сборной СССР. Про ГКЧП, войска и танки в Москве узнал именно там, в Австрии. Беспокойство охватило всех нас, никто даже не предполагал, чем всё закончится. Были мысли о том, что сбор сейчас прекратится, и что дальше? Но тренерский штаб команды решил не предпринимать никаких действий и завершить сбор. После этого мы все разъехались по домам, а ситуация шла к развалу государства.
Но я тогда сосредоточился на подготовке к Олимпиаде в Альбервиле, до политики мне не было никакого дела. Может быть, потому, что успел вовремя устроить свой переезд в Швецию. В декабре 1991 года, когда было подписано соглашение о прекращении существования СССР, мы уже выступали на этапах Кубка мира. Никаких изменений у нас не было – ни в составе сборной, ни в тренировочных планах.
«Свободу ничем не заменишь. А я уже был свободным»
– Олимпиада 1992 года оказалась не столь удачной, как в Калгари. – Конечно, Олимпиада в Альбервиле была очень сложной. Никто из нас не предполагал, как сложится наша судьба, за какие страны мы будем выступать.Атмосфера в команде была дружелюбной, но было тревожно. Разве можно было сравнить Олимпиаду в Калгари в 1988-м и Игры в Альбервиле? Тогда под красным флагом шла могучая сборная СССР, меня переполняло чувство огромной гордости за страну, патриотизм, благодарность за то, чтобы просто быть причастным к этому олимпийскому празднику. Когда наша делегация заезжала в Олимпийскую деревню и поднимался наш флаг, все вокруг высыпали на улицу и смотрели на советских спортсменов. Не передать словами те чувства.
Спустя четыре года всё ещё сильная, но уже не могучая сборная шла под белым флагом МОК, и никакого патриотизма не было в помине. В Олимпийскую деревню мы заехали тихо, никто даже не заметил. Мы знали, что выступаем вместе последний раз и сразу после Олимпиады мы разбежимся в разные стороны. И больше мыслей было о будущем, чем о настоящем.
– О чём думали вы? – Нужно было принимать принципиальное решение, где выступать дальше. На Олимпиаде со мной говорил главный тренер Виктор Александрович Иванов, который предлагал мне сразу после Игр прилететь в Москву и обсудить дальнейшие действия. Но на фоне того, что у меня возник конфликт с федерацией лыжных гонок СССР, я принял решение выступать за Казахстан. Я русский, но родился и вырос именно в Казахстане, поэтому решение не было каким-то болезненным. Из Альбервиля я вернулся сразу в Швецию, и на следующих этапах Кубка мира начал представлять Казахстан.
– В чём именно были причины конфликта? Неужели из Госкомспорта не было никаких конкретных предложений? – Представляете, не было. Тот разговор с Виктором Александровичем так и остался единственным. Никто из спортивного руководства России со мной не связывался. Возможно, причиной всему была неопределённость – никто не знал, что будет дальше, никто не хотел брать на себя ответственность и давать какие-то гарантии.
А причины конфликта… Их много накопилось. Это и разногласия с тренерским штабом, и финансовые вопросы. Я понимал, что в Казахстане я останусь свободным, за что бился ещё в сборной СССР. В России наверняка были бы другие финансовые условия, а в Казахстане я вообще первые три года содержал национальную команду на свои деньги, но свободу ничем не заменишь. А я уже был свободным и терять то, к чему стремился, не хотел.
– Сейчас не жалеете о том выборе? – Как показало время, я всё сделал правильно. Оглядываясь назад – ни о чём не жалею. Я многого добился и в спорте, и вне его. Но ностальгия по могучему государству осталась. Мы родились и выросли в стране, которая нас воспитала, дала образование, в этой стране мы строили свою карьеру. У меня отец прошёл всю войну, братья в армии служили, никто не уклонился от воинского долга, я сам был офицером и коммунистом, воспитанным на чувстве дружбы народов и взаимоуважении. Но пришло другое время, и каждый приспосабливался к новым условиям по-своему.
