Московский Марафон — 2024: директор Дмитрий Тарасов рассказал о нововведениях и перекрытии дорог в Москве

Дмитрий Тарасов подробно рассказал о нововведениях 2024 года, росте количества участников и перекрытиях дорог в столице.

Беговой сезон в России достигнет своей кульминации 13 октября. Именно в этот день в столице пройдёт крупнейшее событие – Московский Марафон.

В самом масштабном российском забеге примут участие десятки тысяч человек – как любителей, так и профессионалов высокого уровня. Одни будут биться за высокие места и призовые, другие – преодолевать себя. Но все они сделают весомый вклад в развитие бегового движения в России.

Директор Московского Марафона Дмитрий Тарасов в эксклюзивном интервью «Чемпионату» рассказал, как за 10 с небольшим лет количество бегунов на длинные дистанции в России выросло в десятки раз и как этому способствовал Московский Марафон. А ещё ответил на вопросы о том, трудно ли на полдня перекрыть центр Москвы, когда наш главный забег сравнится с топовыми стартами в Нью-Йорке или Бостоне и стоит ли ждать рекордов.

«Московский Марафон превратился в событие российского масштаба»

– Дмитрий, Московский Марафон прошёл уже довольно большой путь. Первый забег состоялся 11 лет назад. Помните, как это было? – Конечно. Началось всё с того, что за три года до этого, ещё в 2010 году спортивный бренд Nike стал проводить в России забеги. Они были на не очень большие дистанции, на 5-10 километров. А мы были агентством, которое вовлекало в эти беговые мероприятия большое количество молодёжи.

Компания проводила исследования и видела, что люди, которые бегают в стране, в основном наследники культа здорового образа жизни СССР, то есть они старше 45 лет. А тут молодёжный бренд, поэтому им хотелось омолодить аудиторию забегов. И мы как раз этой работой занимались.

– Получилось? – Да. За три года сформировалась достаточно большая аудитория, которая начала ходить на беговые ивенты, уже существовавшие долгое время: Московский международный марафон мира, марафон «Лужники», забеги в Зеленограде и другие марафоны. Эта аудитория дала фидбэк: «После участия в старых марафонах отпадает любое желание бегать. Может, кто-то бы взялся за то, чтобы сделать эти забеги лучше?» Для того чтобы у ребят не убивать желание бегать, в 2012 году мы обратились к Лужникам с просьбой реанимировать всю серию забегов, которая была здесь, включая марафон, полумарафон Лужники и забеги на 10 километров. И нам сказали: «Всё классно, но, пожалуйста, не убивайте наследие. Важно, чтобы оно осталось».

Тогда же мы сказали Лужникам, что для того, чтобы делать марафон более знаковым и популярным, нужно менять маршрут. Любые марафоны мира проходят по центральным улицам города, чем привлекают внимание жителей и людей, которые приезжают в эти города в том числе для бегового туризма. И мы договорились с Москвой, причём сделали это очень классно. Мы делаем не просто один Московский Марафон, а целую серию забегов.

– А зачем такие сложности? – На тот момент статистика говорила о следующем: марафоны в России бегала максимум тысяча человек. Поэтому нам нужно было каким-то образом сформировать аудиторию, готовую бегать 42 километра. В одно мгновение сделать так, чтобы человек проснулся и пробежал марафон, нереально. Поэтому надо было создать какую-то серию забегов, главная цель которых, помимо вовлечения и развлечения, – подготовка к главному старту.

Мы придумали серию забегов от 5 км до полумарафона, чтобы вдохновить аудиторию чаще заниматься бегом и подготовиться к заветной мечте – пробежать марафон. 11 лет спустя мы можем сказать, что это был правильно выбранный курс. Это помогает нам сейчас собирать достаточно внушительное количество людей и на полумарафонах, и на марафоне. Причём сейчас средний возраст нашей аудитории – примерно 25-35 лет.

– Что ещё изменилось, помимо возраста и количества участников? – Самое главное достижение – марафон превратился из бегового мероприятия в городское событие или даже событие российского масштаба. Если раньше, когда мы только начинали, основная задача была привлечь бегунов на дистанции 10 и 42,2 км, то сейчас мы работаем с разными целевыми группами, вовлекая их в глобальное городское мероприятие.

Первое – мы работаем с бегунами. Наша цель и задача – привлечь их. И нам удаётся из года в год наращивать аудиторию.

Второе – мы начали работать с болельщиками. Два года назад мы начали привлекать болельщиков на дистанцию, чтобы сформировать у тех, кто бежит, ощущение праздника. Как впоследствии мы выяснили, те люди, которые приходят болеть и которые никогда до этого не бегали, становятся бегунами, заражаясь от спортсменов на дистанции энергией. Болельщики начали говорить, что они хотят быть точно таким же, как марафонцы.

Третье – мы занимаемся развитием волонтёрской аудитории. У нас 6,5 тысячи добровольцев из собственного волонтёрского движения. Это те самые люди, которые создают настроение на мероприятиях.

Четвёртое – у нас ещё есть крупная спортивная выставка, которая проходит в Москве. Это разные спортивные и околоспортивные компании, благотворительные фонды. Необязательно, что они работают со спортом, просто им хочется, чтобы клиентами становились активные молодые люди.

Пятое – мы очень активно работаем с молодёжной аудиторией. Мы спровоцировали создание Студенческой лиги лёгкой атлетики.

Шестое – работа с корпоративным сегментом. Мы долгое время взаимодействовали с разными корпорациями. На Московском Марафоне у нас уже есть эстафета, в которой в этом году участие примут около 130 команд.

Ещё у нас есть направление, которое называется «Мы производим мерч». Мы производим достаточно много мерча для людей, которые хотят увезти частичку Московского Марафона с мероприятия. Как видите, мы от простого бегового ивента проделали путь до глобального события.

Мы доросли до уровня, при котором Москва готова к тому, что старт забега будет в одной точке города, а финиш — в совершенно другой. Это говорит о том, что мы уже на одной площадке просто не умещаемся.

– Насколько тяжело перекрыть на два дня центр такого мегаполиса, как Москва? Не жалуются ли обычные жители Москвы на неудобства? – Когда мы только начинали, ещё не было практики перекрытия города и культуры восприятия беговых или велосипедных заездов. Тогда город совершенно по-другому относился к таким перекрытиям. Сейчас очень много людей вовлечено в бег. Среди них есть и таксисты, и сотрудники ГИБДД, и сотрудники Мосгортранса, которые понимают, для чего это делается.

Да, жители города, особенно центральной части, испытывают определённые неудобства от перекрытия. Но с ними ведётся работа: они вовлекаются в качестве болельщиков, их оповещают о том, что какие-то перекрытия будут. Идёт полномерная работа по формированию культуры восприятия таких мероприятий. Раньше было трудно, но сейчас становится легче.

При организации движения в городе во время марафона мы задействуем большое количество машин, которые обеспечивают безопасность, перекрытие с сопряжёнными улицами, трассами и так далее. На марафоне будет около 800 машин, а на «десятке» – около 300 машин. Это достаточно серьёзные финансовые траты организаторов, потому что стоит подобное недешёво. Также это очень сложно с точки зрения организации работы сотрудников ГИБДД и всех городских структур. Большое спасибо городу, который откликается на наши просьбы и, видя рост аудитории, готов идти на уступки.

– Будут ли какие-то новшества в 2024 году? – Впервые за 11-летнюю историю Московского Марафона мы разнесли старты 10-километровой дистанции и марафона на разные дни. Теперь «десятка» стартует в субботу, а марафон – в воскресенье. Мы гордимся этим, потому что все марафоны мира делают точно так же. Мы научились у них, что, как только количество участников достигает определённого предела, очень важно разнести аудиторию по разным дням. Это помогает и организаторам качественно провести мероприятие, и участникам насладиться забегом.

– В Москве в рамках Недели лёгкой атлетики проходили забеги со звёздами. Вы не думали тоже привлекать известных личностей к забегам? – А у нас и так бегают много разных селебрити, диджеев, людей из правительства, ведущих радиостанций, тех, кто создаёт медиалиги. Если бы Сергей Семёнович Собянин стал одним из участников марафона, мы были бы безумно счастливы. Однако мы понимаем, что он активно занят развитием городской инфраструктуры, поэтому особенно не надеемся (улыбается). Но, поверьте, знаменитых участников у нас становится всё больше.

Мы переняли опыт Нью-йоркского марафона, в рамках которого бегут селебрити. И никто обычно не выпячивает их участие, о них мало кто знает, потому что некоторые знаменитости стесняются, так как не считают себя профессиональными атлетами. Они боятся, что на них будут показывать пальцем. У нас такая же история. Обычно про звёздных участников мы говорим постфактум и только с их разрешения.

– У вас самого во время проведения Московского Марафона не возникает желания бросить всё, сорваться и пробежать эти 42 км? – Оно всегда есть. Есть прекрасный пример Фреда Лебоу. Он не бегал Нью-йоркский марафон, потому что организовывал забег. Но у него была мечта пробежать его. И Фред осуществил её перед смертью. Он тогда был уже болен раком и понимал, что больше не сможет управлять марафоном.

У меня есть мечта пробежать Московский Марафон. Но, как бы я ни хотел это сделать, я понимаю, что на мне лежит ответственность за проведение мероприятия. Я вместе с командой и партнёрами обязан находиться в одном месте, чтобы принимать решения и решать проблемы.

«Я уверен, что мы придём к каким-то сумасшедшим результатам»

– Может ли Московский Марафон сравняться по уровню и значимости с лучшими марафонами мира вроде Нью-йоркского и Берлинского? – Мы можем с вами сейчас вспомнить, сколько лет каждому из этих марафонов. Вот я сам бежал 125-й бостонский марафон. В этом году, по-моему, ему исполняется 129 лет. Сейчас прошёл марафон в Берлине – ему было 50. До этого 50 лет было Нью-Йорку. Эти все марафоны существуют уже гигантское количество лет, а у нас только 11-й марафон. Как вы понимаете, нужно много чего ещё сделать. Спасибо президенту, который с своей стороны задаёт определённые параметры и заряжает аудиторию на ЗОЖ.

– Какие-то проблемы из-за санкций в последние два года возникли? – Санкции у Московского Марафона всегда были. Долгое время самой главной санкцией у нас был запрет на привлечение иностранных спортсменов. Недавно эти ограничения были сняты, и теперь к участию в российских марафонах допущены бегуны из других стран. Это было связано с баном ВФЛА.

Но в целом как такового бана в отношении российских марафонов у нас нет. Да, конечно, мы чувствуем определённую напряжённость иностранных спортсменов. Я сейчас говорю о профессиональных атлетах, которые боятся ехать в страну, так как считают, что всё равно какие-то санкции в отношении них будут. Здесь есть влияние со стороны брендов. Они, на мой взгляд, тоже оказывают определённое воздействие на участие или неучастие таких спортсменов в российских марафонах. Но скажу так: всегда есть возможность не то чтобы обойти санкции, а найти альтернативные решения.

При этом мы входим в Международную ассоциацию марафонов и пробегов. Мы со своей стороны подаём данные на зачисление очков профессиональным атлетам в World Athletics, взаимодействуем с РУСАДА и ВАДА, у нас есть официальный замеритель AIMS, который даёт сертификацию трассы, мы ездим на международные конгрессы, и от нас не отворачиваются другие марафоны.

Мы находимся в хорошем информационном поле, потому что развиваем массовый спорт. Именно поэтому отношение к нам достаточно хорошее, и оно не изменилось, даже несмотря на введение санкций.

– Помогло ли, кстати, развитию Московского Марафона вступление в Лигу марафонов БРИКС? Можете немного рассказать про эту структуру? – Важное замечание: мы не вступили в Лигу марафонов БРИКС, мы её создали. Во-первых, для того чтобы объединить лучшие практики и создать сильную команду из организаторов российских марафонов. Во-вторых, чтобы в параллели вести переговоры с международными марафонами, которые входят в БРИКС, потому что у нас есть понимание возможности взаимодействия с этими странами через политическую составляющую БРИКС.

Как подсказывает сейчас наша практика, сложно привлечь все марафоны в один союз, потому что большинство забегов являются коммерческими. Они взаимодействуют с World Athletics, у них есть лейблы World Athletics. Но плох тот солдат, который не хочет быть генералом. И нам, конечно же, хочется, чтобы, несмотря на всю ситуацию, у нас сложился этот союз. Нам хочется его развивать в том числе с европейскими и американскими марафонами, потому что мы видим потенциал в беговом туризме. Когда мы говорим о росте, мы говорим о привлечении не только российских, но и иностранных участников.

Когда мы организовали объединение российских марафонов в Лиге марафонов БРИКС, не думали, что будет так много людей, которые захотят пробежать все три марафона. А это тысячи бегунов! Ещё очень классно, что, объединившись, мы стимулируем рост результатов у профессиональных атлетов. Мы видим этот рост, потому что у нас увеличился призовой фонд. Это даёт возможность больше заработать профессиональным атлетам, за счёт чего и возрастает конкуренция. Для нас тоже очень важно, что конкуренция возрастает не только среди «профиков», но и среди продвинутых любителей. У нас есть отдельная программа, которая стимулирует их результаты.

– Вы сказали про рост результатов профессионалов. Верите ли, что когда-то на Московском Марафоне будет побит мировой рекорд? – Пока не верю. Для этого нужны очень большие деньги. Сейчас, например, Валенсийский марафон за побитие рекорда на плоской трассе предложил $ 1 млн или € 1 млн, точно не помню. Эти деньги заплатит меценат, который стал партнёром марафона. Нам в этом направлении ещё нужно много работать. Да и в принципе у нас пока нет сильных российских спортсменов, которые готовы бежать близко к рекорду. Я сейчас говорю условно про 2:05.

Но однажды такие ребята появятся. Я верю, что на это повлияет Студенческая лига лёгкой атлетики. Например, в Японии студенческий экиден создал когорту быстрых спортсменов, которые бегут пачками под два часа. У нас пачек таких людей нет, но это пока. Японскому экидену тоже лет много, и индустрия там уже развита. У нас же всё только в начале, нужно ещё много работы.

Я уверен, что через какое-то время мы придём к каким-то сумасшедшим результатам, но до рекорда мира… Я бы сказал, что пока это невозможно.

– Насколько изменился студенческий спорт после создания Студенческой лиги лёгкой атлетики и Студенческого кубка Бегового сообщества? – Когда мы создавали Студенческий кубок Бегового сообщества, он был тестовой площадкой для организации Студенческой лиги по лёгкой атлетике. СКБС – это соревнование среди московских вузов. Мы создали пять соревновательных этапов, которые включили в себя разные форматы, на которых люди бегают. Это и кросс, и соревнования на беговом треке, на стадионе, и соревнования по шоссе. Мы ввели особые правила, чтобы не было преимущества у вузов, где учатся профессиональные легкоатлеты. Для нас было очень важно, чтобы именно любители втянулись в процесс.

Сейчас наша цель и задача — это объединение сообществ внутри вузов. Это и взаимодействие внутри команды, и с болельщиками. Я всегда в этот момент вспоминаю свою историю. Когда я был студентом, у нас соревнования между факультетами почему-то собирали большое количество болельщиков. А на соревнованиях между университетами на стадионе сидел только один человек, который за нас болел. И то, по-моему, это был тренер, или кто-то, кто не попал в команду, так как травмировался. Это очень плохо.

Поэтому мы рассчитываем, что установится взаимосвязь между студенческими клубами и вообще студенческим сообществом в целом. Мы надеемся, что любители будут приходить на соревнования, болеть и поддерживать студентов своего вуза, а может быть, в дальнейшем и вовлекаться в спорт. Это такая же история, как с болельщиками на дистанции Московского Марафона.

– Какие ещё события по итогам сезона отметите? – Радостно, что не умер рынок спонсорства, потому что это важная часть доходов, ведь количество расходов растёт. Это связано в первую очередь с увеличением стоимости всего, что только можно.

Мне нравится, как развивается Союз любителей бега, инициаторами создания которого мы стали. Это объединение беговых клубов Москвы. Нам очень важно поддержать любителей, беговые клубы, которые уже созданы к этому моменту, а их около 350 в Москве. Это достаточно внушительная аудитория, которую важно поддерживать, направлять, подсказывать, помогать, чем только возможно. Сейчас в рамках Московского Марафона у нас будет отдельная зона по поддержке непосредственно любительских клубов. У нас будет большая карта Москвы, на которой будут обозначены клубы, для того чтобы любители, которые впервые пришли на Московский Марафон, нашли свой клуб, людей, с которыми они могли бы бегать в том районе, где они живут.

Нам удалось достичь увеличения количества новичков. В этом году мы специально ведём отдельную статистику по количеству новичков на каждом из забегов. Например, где-то у нас 20% новичков, где-то – 30%.

А ещё мы в этом году организовали беговой клуб в Лужниках, который показал, что у аудитории есть потребность тренироваться и получать новые знания через форумы, мастер-классы и тому подобное. Мы рады, что за месяц работы бегового центра у нас было большое количество участников, по 500-600 человек в день. Также растёт детская аудитория, и всё больше родителей хотят отдавать своих детей в беговые секции за счёт собственного интереса.

«Сейчас в России стадия появления новых молодых спортсменов»

– В этом году прошла Олимпиада. Следили ли за марафонами в Париже? – Честно скажу, что меня больше волновал Элиуд Кипчоге, чем сам марафон. Было классно, что его сделали доступным для большой аудитории любителей. Я сам хотел бежать, если честно, очень пытался попасть туда, но не срослось.

Но марафон был сложным. Я изначально понимал, что люди, которые побегут, столкнутся с большими проблемами, потому что этот марафон был в горку фактически всю трассу. В общем, я следил за марафоном в Париже, мне понравилось, но не так сильно, наверное, как на Берлинском.

– Кто сейчас лучший марафонец в мире? – Это очень сложный вопрос. В мире очень высокая конкуренция.

На мой взгляд, лучший марафонец, к сожалению, погиб в автокатастрофе. По крайней мере, Келвин Киптум был лучшим на тот период времени, когда выступал, у марафонцев же всё очень быстро меняется.

– А в России? – У нас бы, наверное, я никого не выделял. Мы сейчас в той стадии, когда многие ребята, которые уже давно бегают марафоны, находятся на фазе схода и близки к завершению карьеры. Они профессионально бегают марафоны, но понятно, что им не хватает стимулов для того, чтобы бежать быстрее, или уже не хватает здоровья для этого. Я каждого из них ценю. Я знаю сейчас, кто из них является бойцом, а кто из них является человеком, который больше занимается своим продвижением в социальных сетях.

Но кайфово, что в России появляются молодые звёзды. Я больше на этом сфокусируюсь в своём спиче. Сейчас идёт стадия появления новых молодых спортсменов, ребят, у которых за плечами нет профессионального прошлого на дорожке. Но им нужен стимул, в том числе финансовый.

Наша задача как организаторов – сформировать эти стимулы. Но нам бы, конечно, хотелось, чтобы у ребят была и внутренняя мотивация бежать быстрее. В этом смысле мне нравятся Дима Неделин, Искандер Ядгаров, Ринас Ахмадеев. Эти молодые ребята со своей стороны хотят чего-то добиться. Понятно, что финансовая мотивация должна быть, но, если нет стержня и нет желания быть лучшим, конечно, это делать тяжелее. И вот как раз эти ребята показывают всем остальным, что можно достичь этих результатов.

В последнее время появляются быстрые бегуны из Татарстана, Питера. В Москве ребята берутся из Die Hard и «Бегового монастыря», то есть клубы тоже начинают грамотно работать со спортсменами, подводя их к стартам.

Верю, что это первый шаг к новым высотам: к рекорду России в марафонском беге, который держится уже очень много лет, к классной борьбе российских и иностранных атлетов на наших стартах. Для меня мечта – лидеры из России бегут пачкой по 20-30 человек по минутам, близким к лучшему времени марафона. Если такое случится, я буду очень счастлив, ведь это значит, что мы проделали большую работу.