47-летний ватерполист Максимов о мотивации, гордыне и сравнении с Бьорндаленом
Российскому водному поло необходимо сохранить свою вратарскую школу, заявил в интервью RT голкипер Николай Максимов. По словам 47-летнего ватерполиста, именно в этом заключается его главная цель после возвращения в московское «Динамо» в качестве играющего тренера. Спортсмен также вспомнил свой опыт занятия бодибилдингом, сравнил себя с биатлонистом Уле-Эйнером Бьорндаленом и рассказал, как долго намерен оставаться в водном поло.
«Со мной работали выдающиеся тренеры»
В последних числах октября в российском водном поло произошло незаурядное событие. Обладателем Кубка страны в составе московского «Динамо» стал голкипер Николай Максимов, которому 15 ноября исполнится 48 лет.
Разговор с Максимовым состоялся в начале осени, почти сразу после того, как он ошарашил ватерпольный мир заявлением, что приступил к тренировкам в составе «Динамо».
— Неужели большой спорт, в котором вы завоевали две олимпийские медали, выиграли Кубок мира, Мировую лигу и ещё с десяток самых разнообразных трофеев, не отпускает до такой степени?
— Дмитрий Апанасенко, спортивный директор ватерпольного «Динамо», с которым мы выступали в составе и московской команды, и сборной России и который в своё время справедливо считался одним из лучших игроков мира, попросил меня вернуться в родной клуб. С тем, чтобы заняться подбором и подготовкой молодых вратарей. И мог бы сам встать в ворота, если что-то пойдёт не так.
— Проще говоря, Апанасенко пришёл к вам и сказал: «Коля, у нас в воротах дыра, вставай».
— Не стал бы говорить столь резко, но определённые недоработки, безусловно, есть. Хорошие игроки не появляются ведь из ниоткуда, их нужно растить много лет. Вратари в этом плане не исключение. Мне в своё время очень сильно повезло.
— В том, что место основного голкипера сборной вы получили в 22 года?
— Нет, в том, что со мной в своё время работали такие выдающиеся тренеры, как Борис Абрамович Гойхман, Вадим Владимирович Гуляев (олимпийский чемпион-1972. — RT), Вячеслав Георгиевич Собченко (олимпийский чемпион 1972 и 1980 годов. — RT), Юрий Петрович Пашкин. К Олимпийским играм в Атланте нас готовил Евгений Шаронов (олимпийский чемпион-1980. — RT). К Гуляеву я специально приезжал в ЦСК ВМФ, отрабатывал по специальной вратарской плавательной программе, потом ехал в бассейн «Динамо» и уже там продолжал тренировку со своей командой, работая в воротах с мячом. Мне постоянно подсказывали, обращали внимание на ошибки, объясняли, как и что надо делать, какие моменты запомнить. Это был такой надёжный фундамент, на котором потом строилась вся дальнейшая работа. К сожалению, тренеры вратарей работали с нами только до 96-го года, а после в силу определённых обстоятельств их привлекать перестали. И получилось, что все Олимпиады я прошёл без наставника. Это было очень сложно.
— Похоже, в ваше ватерпольное образование действительно был заложен мощнейший фундамент, раз он позволяет вам в 40 с лишним лет рассуждать о том, что можно продолжать выступать на очень высоком уровне.
— За 30 лет я много где успел поиграть. Естественно, не сидел на месте, а смотрел, изучал разные системы подготовки, прошёл курсы повышения квалификации по своему диплому о высшем образовании, обучался в Академии фитнеса и получил диплом тренера по физической подготовке. Спортивная индустрия непрерывно развивается, методы подготовки меняются. Пробуешь одно, другое, смотришь, что эффективно, что нет, что работает лучше, что хуже. Соответственно, начинаешь понимать, как держать себя в форме в том возрасте, когда все ровесники давно уже закончили играть. Примерно, как это делал Уле-Эйнар Бьорндален, который выиграл своё последнее олимпийское золото в очень тяжёлом виде спорта в 40 лет, а в 42 стал чемпионом мира.
— Тем не менее, очень сомневаюсь, что в ваши планы входило играть почти до 50-ти, когда вы начинали карьеру.
— Тогда я мечтал о том, чтобы после спорта тренировать мальчишек, как это делал Борис Абрамович Гойхман. В принципе, и пришёл к этому, просто обстоятельства складываются так, что снова пришлось играть. Я ведь уже три раза пытался заканчивать со спортом.
— Что заставляло вас говорить себе: «Стоп, хватит»?
— Все крупные соревнования, все Олимпиады давались очень переживательно. Наверное, это не самое полезное качество для спортсмена, надо быть похладнокровнее, посдержаннее в эмоциях, но вот у меня не получалось. А когда реально уходил в первый раз, это было уже продуманным решением. Меня тогда пригласили в «Штурм» и поставили достаточно интересную в перспективе цель — восстанавливать российскую, а точнее, даже советскую вратарскую школу.
— Почему не сложилось?
— В клуб пришёл известный специалист из Черногории Петар Поробич и привёл с собой всю бригаду тренеров. Соответственно мне пришлось уйти. Не сработались.
— В одном из ваших интервью я прочитала, что вы в принципе против тренеров-иностранцев. Эта позиция как-то связана с той историей?
— Отчасти да. Наблюдая за их работой, я понял, что ни один иностранец не заинтересован в том, чтобы растить себе конкурентов. Никто не будет выдавать секреты, делиться какими-то тонкостями профессии. Как показывает практика, так всегда и получается.
— Но ведь работает в других странах Радко Рудич, который играл за Югославию на московской Олимпиаде, а как тренер трижды выигрывал олимпийское золото со сборными трёх разных стран?
— Думаю, это то самое исключение, которое подтверждает общее правило.
«Гола нет, значит, всё хорошо»
— Играя в воротах, вы делили соперников на удобных и неудобных?
— Неудобно было с венграми играть, с сербами. Мне даже говорили, что у меня выработался определённый комплекс в отношении этих команд. Сейчас понимаю, что думать о том, что кто-то удобен, а кто-то нет, вратарю неправильно в принципе. Надо было совершенно иначе смотреть на ситуацию, иначе настраиваться на неё. Очень много зависит от психологической подготовки. Мне, например, никогда не нравилась поговорка, которую тренеры часто повторяли нам в детстве: надо уметь достойно проигрывать. Смысл вроде закладывается такой благородный — не уступи сопернику без борьбы. Но на самом деле это подсознательно даёт установку, что ты можешь проиграть. А такие слова вообще не должны звучать. Особенно в работе с детьми. Их нужно учить тому, как выигрывать, а не как правильно проиграть.
— Я бы сказала, что вратарь — это самое психологически уязвимое амплуа. Когда на Играх в Атланте Кабанов заменил вас после первого же проигранного матча, единогласия, насколько помню, не было даже в тренерском штабе. Приходилось слышать мнение, что со сменой вратаря на столь ответственном турнире у команды невольно появляется неуверенность.
— В следующем матче с Югославией меня поставили в ворота снова. После второго периода мы проигрывали, но смогли сравнять — 7:7. Ещё был запомнившийся момент, когда играли в четвертьфинале с венграми на чемпионате мира в Риме, и у меня, скажем так, не пошла игра. Причём совсем не пошла. При счёте 1:6 меня поменяли на Диму Дугина, который и вытащил тот матч. Благодаря этому мы вышли в финальную часть и заняли в итоге третье место. В матче за бронзу тренеры снова доверили ворота мне.
— Футбольный вратарь Дмитрий Харин однажды сказал, что голкипер должен цепляться за своё место до последнего, даже когда понимает, что кто-то способен сыграть сильнее, чем он. Иначе можно потерять его на очень долгий срок.
— В 2004 году, когда начинался олимпийский сезон, я отказался от Игр в Афинах. Считал, что другие вратари, которые привлечены к работе со сборной, стоят не хуже меня, стабильнее. И просто уступил своё место. Как мне казалось, в интересах команды. Мне было очень некомфортно от мысли, что занимаю чужую позицию, могу подвести, не оправдать доверия. Но потом, уже перед самой Олимпиадой случилось так, что меня позвали обратно и тренеры, и ребята. Это была уже совершенно другая ситуация — почувствовал, что нужен.
— С кем из тренеров вам было тяжелее всего работать?
— Комфортнее, безусловно, работать с человеком, с которым можно вести диалог. Который доверяет, учитывает мнение старших игроков, как это было, например, когда мне довелось работать в казанском «Синтезе» под руководством Владимира Николаевича Захарова. В команде тогда выступали трое сербов, несколько игроков из нашей сборной. Отдельно надо сказать про Андрея Белофастова, опытнейшего центрального нападающего, единственного из игроков, который выиграл Лигу чемпионов в составе «Юга» из Дубровника. Конечно, Владимир Николаевич интересовался нашим мнением. К тому моменту я уже имел большой опыт, играл в Хорватии, в Испании. На уровне сборной всё было непросто. Да и тренерам со мной было тяжело. Характер скверный, как говорится.
— Что, действительно совсем скверный?
— Да. Я слишком резко и эмоционально реагирую на какие-то моменты. Особенно в молодости этим отличался. Сейчас иногда думаю, что некоторые вопросы стоило решать более дипломатично. Мне, например, всегда было непросто разговаривать с тренерами, которые когда-то были полевыми игроками. Когда смотришь игру из ворот, всегда несколько иной взгляд. Порой принципиально иной. В этом плане мне было очень комфортно работать в испанском «Сабаделе», которым руководил бывший вратарь команды Манель Сильвестре. Мы с ним понимали друг друга с полуслова. Иногда он подзывал ребят и говорил: «Действуем так, как предложил Николай».
— В «Сабаделе» вы провели один из лучших периодов своей карьеры.
— Когда собирался в Испанию на второй сезон, восстанавливался после травмы. Было необходимо укрепить спину, и я решил обратился к ребятам, которые занимаются бодибилдингом. Со мной на протяжении четырёх месяцев персонально работали два тренера. За это время я набрал 10 кг. Думал, не смогу играть.
— В смысле?
— Когда пришёл в бассейн, не мог нормально проплыть 100 м — всё болело. Ругал себя: «Зачем всё это делал?». Тренеры меня успокаивали, подробно объясняли, что всё будет хорошо. За месяц привёл себя в порядок: сбросил все набранные килограммы, жир ушёл, осталась только мышечная масса. И это действительно был самый лучший сезон в моей карьере, как в клубе, так и в национальной команде. Сборная России выиграла Кубок мира, Мировую Лигу, меня признали лучшим вратарём в мире. «Сабадель» завоевал Суперкубок Испании, занял второе место в чемпионате страны.
— Бывало ли вам когда-нибудь страшно в воротах?
— Думаю, все боятся ошибиться, подвести команду. Не бывает, чтобы кто-то не боялся.
— Я имею в виду инстинктивный страх, когда мяч летит в лицо, а ты не можешь даже подумать о том, чтобы закрыться от удара.
— Да разве это страшно, мяч в лицо? Разве это страх? Он ведь даже синяков не оставляет. Есть и пострашнее вещи. Главное, чтобы не было гола. Гола нет, значит, всё хорошо. Ну а если при этом мячом в лицо прилетело, то это издержки производства. Хотя бывают достаточно серьёзные сотрясения. Особенно опасно получить в голову перекачанным мячом.
— Степень накачки как-то контролируется?
— Есть определённые стандарты, которые прописаны в правилах Международной федерации плавания (FINA). Но, например, на Играх в Лондоне были очень перекачанные мячи, мы никак не могли к ним приспособиться. Приносили даже в бассейн специальные иголки и спускали снаряды до приемлемого уровня. Та Олимпиада вообще получилась странной. Бассейн для водного поло был сделан в точности по самым минимальным стандартам FINA, глубиной 1,80 м. А у хорватов средний рост игроков составлял два метра. Они все на дне стояли и стали в итоге олимпийскими чемпионами.
«Гордыню всегда можно обуздать»
— Правда, что в 2006 году вы собирались уходить из водного поло в монастырь?
— Нет. Мы с друзьями просто пытались восстановить церковь неподалёку от Дивеевского монастыря, это стало известно журналистам и как-то быстро обросло всякими историями.
— На самом деле я хотела спросить вас, как верующего человека, не об этом. Гордыня по христианским канонам считается одним из самых страшных грехов. А что такое большой спорт, если не проявление гордыни?
— Смотря как на это посмотреть. Не так давно в Facebook была опубликована заметка в память о хоккеисте ярославского «Локомотива» Иване Ткаченко, который занимался благотворительностью и сделал последнее пожертвование за полчаса до своей гибели — перевёл полмиллиона рублей девочке на операцию. Это ли не пример того, как человек на своём месте служит великому делу? Гордыню всегда можно обуздать. У меня никогда не было цели стать самым крутым игроком в мире. Признали — хорошо, приятно.
Но главное всегда заключалось не в этом. А в том, чтобы не подвести тех, кто в тебя верит: ребят, команду. Я всегда помнил, что Россия за спиной. Даже когда выступал в Испании, думал о том, что представляю нашу страну. Что люди смотрят на меня, как на её представителя. И вести себя старался соответственно.
— Сейчас вы работаете в команде, где большинство игроков по возрасту годятся вам в сыновья. Нет ощущения, что они вообще другие? С другими идеалами, другими ценностями?
— Они действительно другие, другое поколение, но мне об этом не надо думать. Моя задача — максимально хорошо выполнить ту работу, на которую поставлен. Отбивать всё, что летит в ворота. Это работа. На этом и стараюсь сосредоточиться.
— А карьерные амбиции у вас есть? Войти в сборную игроком или тренером, победить на Олимпийских играх или хотя бы выиграть в лотерею миллион долларов, уехать на Валаам и построить там церковь?
— Мне бы очень хотелось сохранить нашу вратарскую школу. До сих пор помню, как Гойхман однажды подозвал нас, 14—15-летних мальчишек к бортику и сказал: «Вы имеете отношение к советскому водному поло. Несите этот флаг так же высоко, как мы его подняли». Может быть, когда-нибудь я скажу своим ребятам такие же слова. Хотелось бы, чтобы весь наш вратарский победный опыт продолжал жить, чтобы им пользовались, применяли. Потому что, во-первых, это всё работает. Во-вторых, очень согласуется с тем, что показывают вратари на международном уровне, а кроме того становится понятно, в чём заключаются недоработки. Некоторые перспективные методы подготовки, которые использую я сам, уже начали приносить свои плоды в этом сезоне, поэтому в моих планах отыграть ещё один олимпийский цикл как минимум.
— Вы вспомнили Гойхмана, а мне кажется, что вашему поколению было очень непросто соответствовать предшественникам, которые выиграли в водном поло всё, что только можно. В бытность игроком сборной вы ощущали, что вас постоянно сравнивают и это сравнение не в вашу пользу?
— Могу сказать одно: мы очень старались. Наверное, могли где-то лучше сыграть, но что можно было сделать, когда в тех же Афинах нашего центрального нападающего Реваза Чомахидзе удалили в ходе матча с венграми за три надуманные ошибки? За то, что человек, проплывая за его спиной, вдруг начинал барахтаться, показывая, что его держат. Такое часто случалось — нас всегда плохо судили.
— Хоть о чём-то применительно к своей спортивной жизни вы жалеете?
— Жалею о том, что даже не попытался выйти на Олимпийские игры в Пекин, хотя меня об этом просили. Но на то были чисто личные причины.
— А если вас позовут в сборную сейчас, пойдёте?
— Просился несколько раз, чтобы меня взяли тренером. Пусть даже не в первую сборную, а на какой-нибудь возраст.
— Я не о тренерской работе сейчас речь веду.
— Если честно, мысли такие есть. Просто это работа не одного года. Нужно отрабатывать весь олимпийский цикл с нуля. Мало выйти на определённый уровень и поддерживать себя в этом состоянии. Надо изучить всех игроков, всех потенциальных соперников. Хорошо бы выступать в клубе, который будет представлен в еврокубках. Иначе говоря, это комплексная и очень сложная работа. Мы не во дворе в футбол играем. Здесь нужен результат, надо побеждать, надо выворачиваться наизнанку. Поэтому далеко не забегаю в своих мыслях. Есть сезон, который надо отработать. А дальше будет видно.