Каким был тренер по вольной борьбе Миндиашвили

4 июня заслуженному тренеру СССР по вольной борьбе Дмитрию Миндиашвили исполнилось бы 88 лет. Он основал прославленную красноярскую школу, воспитавшую несколько олимпийских чемпионов. Среди его учеников — титулованные борцы Иван Ярыгин, Бувайсар Сайтиев, Виктор Алексеев, Ахмед Атавов и другие. 24 мая Миндиашвили скончался после продолжительной болезни.

Он был великим тренером и великим педагогом. Делал из подопечных не просто спортсменов, способных выигрывать и подниматься на пьедестал, но развивал каждого как незаурядную личность. «А это — гораздо сложнее», — сказал о легендарном красноярском тренере олимпийский чемпион Сеула Михаил Мамиашвили.

Спортивный послужной список наставника действительно велик. Помимо трёхкратного олимпийского чемпиона Бувайсара Сайтиева, Миндиашвили сделал легендой вольной борьбы Ивана Ярыгина. Подготовил двукратного чемпиона мира, многократного чемпиона СССР, Европы и мира Виктора Алексеева, первого абсолютного чемпиона мира Ахмеда Атавова, бронзового призёра Игр-1988 Сергея Карамчакова, чемпиона Европы Виталия Токчинакова, чемпиона мира Владимира Модосяна. Получил звание Героя Труда, и это стало лишь штрихом к портрету человека, олицетворявшего собой великую эпоху спорта.

Похоронили тренера за неделю до дня рождения — 4 июня ему исполнилось бы 88 лет. Провожал Миндиашвили весь Красноярск, включая первых лиц города — сюда 22-летний грузинский парень приехал в 1955-м на строительство железнодорожной трассы. И остался, встретив свою будущую жену Тамару, прожить с которой ему было суждено 65 лет. Там же начал тренировать своего самого первого ученика — Ивана Ярыгина. По нынешним меркам это случилось непростительно поздно: Ивану шёл 18-й год. А в 28 он уже был двукратным олимпийским чемпионом.

Знаменитая красноярская школа вольной борьбы — это тоже Миндиашвили. Он обладал потрясающим тренерским чутьём. Был очень жёстким и требовательным в тренировках, и человеком, совершенно необъятной души и доброты за пределами зала. В зале у него всегда царила железная дисциплина. Ни у кого даже мысли не было, что можно опоздать к началу занятий или не выйти утром на зарядку. Так было всегда, даже в те годы, когда у Дмитрия Георгиевича только начинал тренироваться Иван.

«Любой тренер, наверное, мечтает о том, чтобы его воспитанник добился олимпийского успеха, но, честно вам скажу, что мы тогда даже не думали об этом. Надо понимать, что в те годы собой представляла Сибирь. До Москвы далеко, чтобы попасть в сборную, нужно быть на голову выше прочих претендентов. Поэтому, когда Ивана впервые вызвали на сбор национальной команды, и для него, и для Миндиашвили, да и для всей тогда ещё небольшой красноярской школы это был грандиозный успех», — вспоминала Наталья Ярыгина.

По её словам, Дмитрий Георгиевич был не просто тренером, он был учителем во всеобъемлющем смысле этого слова, человеком, который досконально знал, как живёт семья его спортсмена, абсолютным авторитетом, к которому парни шли за советом, прежде чем жениться или принять какое-то иное серьёзное решение.

«В Красноярске мы жили на одной лестничной площадке и часто случалось, что какой-то совершенно незначительный разговор Ивана с тренером прямо в квартире перетекал в тренировку. Дмитрий Георгиевич так умел увлечь, что я, помню, уже беременная, ловила себя на мысли, что хочу немедленно надеть костюм и бежать вместе со всеми на горку — тренироваться», — признавалась Ярыгина.

Сама я познакомилась с Миндиашвили в 1996-м на Олимпийских играх в Атланте. По иронии судьбы именно его первый ученик, Ярыгин, уже в качестве зрителя, растолковывал мне на трибуне борцовского зала тонкости вольной борьбы, а на ковре боролся очередной подопечный специалиста — будущий трёхкратный олимпийский чемпион Бувайсар Сайтиев. В руки знаменитого тренера он попал в 16 лет, приехав в Красноярск из Хасавюрта. И уже тогда, по отзывам тренеров школы Миндиашвили, был совершенно взрослым, что было неудивительно: в 13 лет Бувайсар лишился отца и на плечи старших детей, как это всегда бывает в многодетных семьях, легла забота о младших.

Миндиашвили добился того, чтобы талантливому парню дали в Красноярске жильё, пробил стипендию, чтобы Бувайсару было на что жить, а по сути, заменил ученику отца. Как заменял его всем мальчишкам, которые попадали ему в руки. Про Сайтиева же сказал, когда я как-то спросила, что привлекло тренера в подопечном:

«Дело не только в природном таланте, хотя, безусловно, его нельзя не отметить. Бувайсар по-звериному чутко чувствует соперника на ковре. Даже в самые напряжённые моменты умеет расслаблять мышцы, даёт им отдохнуть. При этом всегда чётко контролирует ситуацию. С технической точки зрения у него нет слабых мест. Но главный талант Бусика в другом. В совершенно феноменальном умении терпеть и работать».

Через два года после тех Игр Бувайсар по настоянию Миндиашвили перешёл в более тяжёлую категорию, а его место в прежней занял младший брат Адам.

Если бы не тренер (хотя официально Сайтиева-младшего тренировал бывший ученик Миндиашвили, его правая по тем временам рука Виктор Алексеев), олимпийского золота Сиднея у Адама скорее всего не случилось бы. За пару лет до этого между старшим тренером школы и юным борцом на одном из сборов случился грандиозный и очень некрасивый со стороны спортсмена конфликт. Всё борцовское сообщество тогда пребывало в шоке: оскорбительное поведение в отношении старшего для кавказцев немыслимо в принципе. Поэтому и тренеры сборной, и глава борцовского союза, олимпийский чемпион Сеула Михаил Мамиашвили были едины в своём настрое: гнать парня из сборной и никогда больше не подпускать к национальной команде.

Когда всё это в очередной раз обсуждалось в кабинете руководства, раздался телефонный звонок из Красноярска. На проводе был Миндиашвили: «Не трогайте его, простите. Мы всё выясним с Адамом сами».

«Я бы, наверное, не сумела простить, случись подобное со мной, — рассказывала тогда Ярыгина. — Знаю, что и Дмитрий Георгиевич был очень сильно обижен. Но сумел отодвинуть эту обиду на второй план, потому что понимал: это та самая ситуация, когда парню можно в один момент либо навсегда сломать жизнь, вышвырнув его из спорта, по сути, на улицу, либо дать ему дорогу в будущее, сохранить его для борьбы. Так и получилось, кстати. Адам стал олимпийским чемпионом, дважды выиграл мировое первенство, сейчас работает в Хасавюрте тренером, у него прекрасные ребята».

Когда Миндиашвили не стало, я много думала о том, что совершенно бескрайняя широта его души, возможно, и есть главная причина, почему выдающийся тренер так и не уехал из Красноярска. В начале 70-х он пытался, однажды даже принял предложение перебраться в родную Грузию, в которую уходил корнями весь его род, и открыть там тренерскую школу. Но, проработав пару лет в Тбилиси, снова вернулся в Красноярск. После олимпийской победы Ярыгина категорично отклонил по-бытовому заманчивое предложение переехать в Киев — там для борца, и для его тренера уже были подобраны и подготовлены две шикарнейшие квартиры в престижном доме на Крещатике. Но, видимо, слишком сильно тренер прикипел к бескрайним и энергетически мощным просторам сибирского края. Возможно, сам чувствовал это и уже не захотел отрываться.

Олимпиада в Пекине, где Бувайсар Сайтиев победил в третий раз, запомнилась мне коротеньким разговором с тренером. Увидев меня в микст-зоне, Миндиашвили подошёл, обнял за плечи и то ли в шутку, то ли всерьёз сказал: «Спасибо тебе, что приехала к нам. Я давно загадал: когда ты в зале, у нас всё складывается отлично».

В разговоре с Ярыгиной я вспомнила этот момент — мол, понятное дело, что те слова были скорее всего просто дежурным комплиментом попавшейся на пути журналистке, но Наташа неожиданно возразила.

«Уверена, что это не так. У Миндиашвили была феноменальная память на людей. Знаю точно, что он внимательно следил за вашими успехами в журналистике и очень вами гордился. Точно так же он гордился абсолютно всеми спортсменами, которые сумели реализовать себя после спорта в какой-то другой профессии, не обязательно тренерской. Знал, как это тяжело, поэтому переживал за каждого, как за собственного ребёнка. Наверное, поэтому, все, кому довелось хотя бы раз пересечься с Дмитрием Георгиевичем, так к нему тянулись. На него всегда можно было облокотиться, как на стену. И знать, что даже в самой тяжёлой ситуации эта стена никогда не пошатнётся».

Когда страну накрыла пандемия, тренера берегли в семье так, как только возможно. Закрыли в квартире в отдельной комнате, посчитав, что таким образом отец точно сумеет избежать нежелательных контактов — ведь заражение в таком возрасте могло вполне реально обернуться непоправимыми последствиями.

Близкие не учли другого: полная изоляция ударила по Миндиашвили, не мыслившего себя без работы, обстановки борцовского зала и постоянного общения, гораздо сильнее, чем предполагалась. По словам Ярыгиной, сначала он бодрился, потом стал слабеть, слёг. А ещё позже врачи диагностировали уже неизлечимое заболевание — лейкоз. Последние дни тренер провёл в больнице фактически без сознания. Лишь однажды ненадолго пришёл в себя и спросил у сына Валерия — экс-чемпиона страны по вольной борьбе: «Как там в зале? Как проходит подготовка к турниру?».

Турнир памяти Ивана Ярыгина — один из главных в борцовском календаре — обычно проводился в Красноярске в январе, но в этом году было решено перенести его на май из-за пандемии. Ждали большого праздника, большого скопления гостей, тем более что окончание соревнований получалось почти приуроченным к дню рождения великого тренера. Но вышло так, что 24 мая, в первый день турнира тренера не стало.

В день его похорон начало соревнований пришлось перенести на более позднее время. Об этом единогласно попросили все тренеры, спортсмены, судьи и официальные лица: все они посчитали, что не могут не проводить в последний путь человека, благодаря которому в вольной борьбе родилась и продолжалась несколько десятилетий грандиозная серия великих побед. Человека, усилиями которого красноярская школа борьбы спала греметь на весь мир, и к которому в городе шли даже губернаторы с просьбой занять пост советника.

Собственно, это ещё один штрих к портрету тренера: будучи убеждённым приверженцем коммунистических идей и обладателем крайне жёсткой собственной жизненной позиции в очень многих вещах, Миндиашвили умел абсолютно бесконфликтно, ни разу не повышая голос, находить общий язык абсолютно со всеми, с кем доводилось пересекаться.

И вспоминая о нём сейчас, хочется ещё раз процитировать Ярыгину: «С уходом Миндиашвили мы потеряли огромную эпоху. Насколько огромную, нам только предстоит осознать».