Гимнастка Лидия Иванова вспомнила, как начинался ее путь к вершинам спортивного олимпа

...Обычно Лидия Гавриловна говорит: дай мне первый вопрос, чтобы я старт взяла. А дальше и правда идет монолог, который и не хочется, и не нужно перебивать. И даже важно не останавливать. «В нас жизнь это заложила — победители!» — говорит Иванова. И добавляет: «Каждое поколение должно знать, на каком поле оно растет».

Гимнастка Лидия Иванова вспомнила, как начинался ее путь к вершинам спортивного олимпа
© Московский Комсомолец

Прославленная отечественная гимнастка, двукратная олимпийская чемпионка, двукратная чемпионка мира, воспитавшая как тренер не одно поколение российских спортсменов, Лидия Гавриловна Иванова в интервью «МК» вспомнила, как начинался ее путь к вершинам спортивного олимпа, что для нее и людей ее поколения значило представлять свою страну на ведущих международных турнирах и соревнованиях, а также рассказала, как сумела найти свое счастье в этой жизни.

— Мне не было пяти лет, брату — семь. Эти две боковые полочки для сна в подвале, в котором мы жили... Как их могла не сфотографировать детская память на всю жизнь? Мама уходила на работу, как что-то нам пыталась найти из еды, рвалась во все стороны. Нельзя сказать, что война далеко была, нельзя сказать, что близко. Она оказалась «посреди» меня.

Прямо напротив нас располагался штаб Московского военного округа. И я с малых лет, как только научилась читать, видела: «Враг может подслушать». Мы все росли в этом напряжении, страшное время, когда прямо на наших глазах уходили офицеры на войну. Но, уходя, многие не забывали оставить маме военные пайки, зная, что у нее есть маленькие дети. Русские люди одинаковые, желание помочь где-то внутри нас всегда сидит.

Как пришел и прошел сам День Победы, описать не смогу. Тот, из детства, соединился с документальными большими кадрами, которые по стране без конца показывали. Но то, что это просто неизмеримая радость была, которая границ не знала, помню.

…Забегу немного вперед, но меня и по сей день поражает, как в 1956 году делегировали нашу команду на Олимпийские игры. Честно скажу: что такое Олимпийские игры, конечно, мы тогда и не очень понимали. Такой пропагандистской идеи спорта не было. Да и вообще не было всего этого широкого масштаба известности, откуда? Прошел всего десяток лет после ужасающей войны, такой неизмеримый ущерб стране нанесен, но все-таки правительство принимает решение отправить вторую делегацию по численности после Америки. Подготовить, довезти, одеть, нарядить...

Я была там самая молодая участница, на все смотрела большими глазами. Принять участие в параде на открытии Олимпийских игр — очень большая нагрузка. Выход на стадион — это целый день ожидания, целая история. И, если честно, больше я старалась этого не делать. Но тот, первый, остался со мной на всю жизнь. Мы по алфавиту были в конце. Но как только объявили мою страну, не только я, а, поверьте, все наши как-то расправили плечи. И пошли гордо, высоко подняв голову. Я сейчас тебе рассказываю и хочу заплакать. Но было желание пройти, показав, что мы победители. В нас это жило. Мы держали равнение на параде, хотя никто ведь нас заранее не тренировал. В нас жизнь это заложила — победители!

…Как забралась я на свою спортивную дорогу, так никуда от гимнастики и не отошла. Когда мне сегодня иногда говорят: комментировать турниры — это ведь так сложно, отвечаю: для меня — ерунда, потому что я свой предмет знаю с нуля. С девочки-неумелочки дойти до заслуженного мастера, до хороших званий олимпийских, а потом руководить, побеждать, отвечать… Это правда много.

Вот как я первый раз переступила порог спортивной школы? Куда, не ведая сама, попала прямо нечаянно. У нас была отличная образовательная система, обязательно кружки, какие-то секции, концерты, создаваемые самими школьниками. Кто-то пел, кто-то там стишок читал, кто-то акробатический этюд показывал. И я вот такой этюд увидела в исполнении более старшей девочки. Пришла потом в свою комнату, попробовала что-то как могла. Криво, как дерево. А девочка вела секцию в школе, я — к ней. Она позвала: приходи в детскую спортивную школу. Я пришла и больше из гимнастики не ушла.

А пришла я с подружкой из класса. Меня взяли, а ее нет. И я не стала ходить. Я была чрезвычайно скромной девочкой, как все дети того времени. А как-то на переменке в школе дядя какой-то меня за косичку сзади дернул. И говорит: «Ты чего не ходишь на тренировки?» Я говорю: Нину не взяли, я тоже не буду. Дядя оказался тренером: «Бери Нину и приходи». Я бы без нее не пришла, а она как раз была безумно влюблена в гимнастику. А я так — ленно относилась. Хотя мне и нравилось. И мы с ней вдвоем отшпилили в этой спортивной школе до самого ее окончания, до 18 лет, вместе и 10 классов заканчивали. Она вышла кандидатом в мастера спорта, а я мастером спорта. И как-то так потом пошла дальше, дальше…

Но я до сих пор люблю и любуюсь на первый свой разрядный значок, третий разряд. Он такой большой, а по дизайну сегодняшнему даже глупо выглядит. Но был таким дорогим для меня. Очень почетный значок мастера спорта я потом как-то и не носила даже…

Моя мама ни разу не заплатила ни за мои тренировки, ни за какое-то участие, ни за выезд куда-то. Мама получала 300 рублей. В школу мы шли после стаканчика чая и кусочка сахара, если нашли. На уроках от голода, видно, голова часто кружилась. А когда я вошла уже в сборную команды масштаба детской спортивной школы, тренер как-то сказал: завтра я к вам подъеду, вы дома будете? Знаете, я так испугалась. Мы же всю жизнь жили: мама, я и брат, никого из мужчин. Еще больше за маму испугалась: скромная женщина, без образования, для нее это целое событие. Я встретила тренера у трамвайной остановки: в руках сверток и тортик. Дошли, говорю: «Мама, это Борис Евгеньевич, тренер». И он разворачивает свой сверток на столе, а там пальто. Мне детская спортивная школа, понимая, как мы живем, подарила пальто!

Послевоенные годы — это дети, которых надо было отнимать у улицы. Заразить спортом. Мы любили то, чем мы занимались. И мы познали чувство соревновательности. «Калинина Лида — первое место!» Я это все запомнила. Как забыть энергетический институт, в котором проводили чемпионат Москвы? Мне надо было от метро «Новокузнецкая» доехать до «Бауманской», сделать пересадку, потом на трамвай, потом дойти еще... Мне, наверное, то пальто и вручили, потому что я бы окоченела, пока до соревнований доехала.

* * *

Эти наши тренеры, которые были… Смотрю сегодня на бабушек, не совсем нормально любящих своих внуков. Им, видимо, очень хочется заплатить деньги, чтобы этим, что ли, гордиться, не знаю. Я сейчас живу преимущественно на даче. И там есть секция, которую ведет парень приезжий. Какой там футбол он знает? Мне бабуля встречается: «Ой, вы знаете, моему Мишеньке поставили сегодня 4, а вчера 4 с плюсом». Я спрашиваю: что делают на тренировках, чему тренер учит? «Ой, он такой хороший тренер, всем дал дневники, каждый день ставит оценки». А делают-то что? «Ну, побегали там...»

Я к тому рассказываю, что это счастье для ребенка — попасть к профессиональному тренеру. И мне в этом направлении повезло. У моего тренера была чемпионка Советского Союза, я выросла в хорошую гимнастку, следующая ученица тоже оказалась в сборной. Это значит, что тренер и знание имел, и различия делал в индивидуальном подходе. И смотрел дальше зала, за его пределы.

Мама в этой моей гимнастике не понимала ничего, всегда говорила: ты только учись. Но я больше волновалась, когда несла показывать свои дневники тренерам. Не могу сказать, что была отличницей, но середняком таким твердым — точно. Не знаю, что могли бы сделать те же тренеры за плохие оценки, но в нашем послевоенном поколении просто стыдно было бы учиться плохо. Как это? Я открою дневник, а там дохлые «трешки» какие-то?

Для нас учитель в школе был авторитет. Я сегодня иногда даже не могу представить, слушая какие-то истории, как можно так относиться к учителю: мерзко, противно, неуважительно. Уважение к педагогу должно быть просто неизменным. И от этого будет толк, а совсем не от вседозволенности для того, кто шкодничает за счет какого-то статуса родителей. 

Учась еще в школе, я всем говорила: после седьмого класса иду в техникум. Потому что следующие классы были платными. А мама одна, слово «папа» я ни разу не сказала в жизни, и не только я одна, многие из нашего поколения. И… опять меня приглашают в кабинет директора школы. «Лида, ты будешь учиться дальше в восьмом, девятом, десятом классах, а платить за это будет школа».

Страна разорена, ее поднимать надо, а что такое восстановить промышленность? Это как-то даже измерить невозможно. Но и в этот момент старались зацепиться за все направления общественной жизни. И кто-то ведь думал тогда о том, что и спорт тоже нельзя потерять. Потому и отправилась потом делегация в далекую Австралию, за которую надо было платить золотом… Естественно, это все для страны было просчитано правильно.

Сейчас школы друг у друга, я так бы сказала, подворовывают. Подговаривают спортсменов: а ты переезжай к нам, условия создадим, платить больше будем. Эта подпольная работа существует, мне она очень неприятна. А тогда мы в школе сами ставили снаряды, сами всё двигали. Мы же и по-человечески росли. За команду выступали, друг за друга.

* * *

После выпуска из школы тренер повез меня на «Динамо». Показал тренировку золотых девчонок наших. Я, стоя на балконе, обалдела сначала от бордового ковра, потом от тренировочных костюмов, этих букв «СССР» на груди спортсменок… Это потом уже, как и все, эти буквы сама пришивала к костюму. Выравнивали их, чтобы аккуратненько было, если не получалось — перешивали.

Борис Евгеньевич Данкевич передал меня заслуженному тренеру «Динамо» Алексею Ивановичу Александрову, сам договорился. Нижайший поклон детской спортивной школе, всем тренерам, всем подругам, которые до сих пор подруги. Спорт сплачивает как ничто. И дружба, правильно говорится в сказках, творит чудеса. Это правда.

И до сих пор я дружу с девочками, которых тогда с балкона увидела. Всегда рядом Лариса Латынина (девятикратная олимпийская чемпионка. — Ред.), Тамара Манина (двукратная олимпийская чемпионка. — Ред.). Нас трое-то всего и осталось из того победного поколения женской сборной. И с Юрой Титовым не потерялись, Юрием Евлампиевичем (чемпион и призер Олимпийских игр, 20 лет возглавлял Международную федерацию гимнастики. — Ред.). Это все очень значительные имена в гимнастике. Звоню Титову иногда перед репортажем, предупреждаю: «Юрочка, смотри, сегодня я о тебе расскажу». И мне плевать, что кто-то обязательно заявит: зачем вы, это же было так давно?.. Каждое поколение должно знать, на каком поле оно растет. И что в нашем общем прошлом были такие звезды.

…Я когда на тот балкон «Динамо» вышла, глянула на Софью Муратову (двукратная олимпийская чемпионка. — Ред.) и обомлела, я ее просто обожала. Муратова такая академичная была, такая «облизанная» гимнастка. Соня пленила меня своей техникой подготовки. Вот на этом я училась. Для меня закон движения просто превыше всего. Потому что всякие «коряги», которые могут что-то сделать и потом «нечаянно» все-таки приземлиться на ноги, — это не эстетика гимнастики. И нашей российской команде, которая ох какое наследство получила, подобное не нужно. Мы были законодателями моды мировой гимнастики. Я не нахальничаю, это правда.

Когда меня включили в состав сборной команды, дали стипендию. Профессионального спорта официально в Советском Союзе не было, нам не разрешали говорить, что мы получаем деньги. Но поддержка это была колоссальная. Вот прихожу домой и кладу на стол такие большие купюры, 1200 мне сразу дали. Мама говорит: «Дочка, это что ж такое?» Против ее 300 рублей, на которые она нас поднимала, это были огромные деньги. И она, по-моему, подумала, что я чем-то неприличным занимаюсь, вот честно.

В сборной я начала поправляться, потому что с роду не видела, например, обед из трех блюд, которые нам подавали еще и красиво. И самым смертельным я называла десерт: вдруг подали клубнику со взбитыми сливками. Такое видеть-то — уже поправишься. И самым трудным для меня все 10 лет, которые я находилась в составе сборной страны, было держать вес. Все остальное у меня получалось, хотя я была самая ленивая. Видите, я даже сейчас голос потише сделала, говоря это… Но я все уловки спортсменок знаю. Даже когда потом стала тренером молодежной сборной, меня обмануть нельзя было. Всё проходила, знала, как можно притвориться.

* * * 

Я ушла с помоста, но осталась в гимнастике уже тренером. Нет, готовилась к третьей Олимпиаде, но получила травму, переживала, что без меня команда улетает. После рождения дочки стала тренером молодежной сборной — это было интересно и азартно, основную команду тогда тренировала Лариса Латынина. И ссорились, и спорили, каждая отстаивала своих гимнасток и свое видение, но все это было не зря.

В спорте важно, чтобы была конкуренции. Если она есть, есть и результат. Тренер молодежки должен подготовить смену, которая «выдавит» лидеров, не даст им расслабляться. Помню, как юная Нелли Ким обошла на чемпионате страны Эльвиру Саади… Это всегда взрывной момент, когда сталкиваются характеры. Но главная цель — не ошибиться в выборе тех, кто сможет обеспечить победу.

Лара боролась за своих гимнасток. Но еще помнила и о том, что за каждой стоит личный тренер. А скольких нервов стоили эти великие имена: Кныш, Растороцкий, Маметьев… Уважение к тренерскому труду, который весь спорт и поднимает, и развивает, наше поколение никогда не теряло. Не массу видеть безликую важно, а каждого отдельно.

Мы искали пути победы, не смущались, не боялись, что не получится. Сегодня часто говорят: надо быть на голову выше соперника, тогда никакое предвзятое судейство не сможет «навредить». А сам гимнаст, даже чуть споткнувшись, не оплошает. И у нас это получалось — быть на голову сильнее.

  * * *

Я успела выступить лично на двух Олимпийских играх. Но потом приезжала снова и снова: как судья, затем комментатор… Больше двадцати лет я занималась сложнейшей судейской работой. Да, это в чем-то электрический стул, как я часто говорю. Это не просто сложно — безумно.

Когда на Олимпиаде-80 в Москве многоборье у женщин выиграла наша Лена Давыдова, а не звезда Надя Команечи, которой прочили победу абсолютно все, это было шоком. И не просто так меня, я была судьей от страны, не выпускали из «Лужников» до четырех часов утра, а потом вывезли с автоматчиками через отдельный вход. Боялись, что румыны что-то учинят. Ведь Команечи — это же лицо и любимица страны, ее надежда, гордость, да все, что можно.

Я судила на упражнениях на бревне, это был конец соревнований. Лена выступала на брусьях, Надя — как раз на бревне. Она делала этот коварный снаряд как никто. Все это знали, но судья должен увидеть и то, что зрители не замечают. Надя начала упражнение, одну ошибочку я отметила, вторую, третья случилась на приземлении. Все было зафиксировано в протоколе. Открыли оценки, стало ясно, что Лена Давыдова, удачно исполнившая последний снаряд, выигрывает многоборье.

Но для судей все только начиналось, подошли руководители разного высокого ранга. И мне пришлось им объяснять: все правильно, оценки в порядке. Кто-то слушал, кто-то глазами испепелял. Остановили соревнования, потом повторно открыли оценки. Давыдова — абсолютная чемпионка Олимпийских игр! Но попробуй это Румынии объяснить, чтобы страна могла смириться. А виноватого-то найти всегда хочется, судья — во главе списка. Судейский столик — это своя война, в которой тоже нужно быть большим профессионалом, чтобы не проиграть.

* * *

Мы с Валей (Валентин Козьмич Иванов, футболист, олимпийский чемпион, тренер. — Ред.) о войне, конечно, вспоминали, он на три года постарше был. И жила его семья, как и все наше поколение, тоже в нищете. Четверо детей в семье, одна комната. Валя говорил: все как-то лягут, а мне на полу спать. Старший брат женился, тоже в их комнату 16-метровую привел девушку, ребенок родился. Все кучковались в этом квадрате, это даже представить сложно. И Валя все время продолжал спать на полу. Только когда уже его стали объявлять по радио, что он член сборной, ему… стали уступать кровать.

Познакомились-то мы с мужем не в Мельбурне-1956, где выступали, а еще на сборах перед Олимпийскими играми. Потом на Играх встретились, Валентин даже пригласил меня на танго в интернациональном клубе. За что от тренеров потом получили оба сполна: нашли куда энергию тратить! А уже на известном теплоходе «Грузия» как-то более близко познакомились, начали дружить. Я футбол до встречи с Валентином вообще не знала, в моей жизни была только гимнастика. Хотя футболистов-то самих видела: тренировалась в зале под трибунами стадиона «Динамо».

Сегодня часто говорят: спорт — это социальный лифт. Выражения такого у нас не было. А вот труд в башке был. Ведь, наверное, можно же было загулять, или прогулять, или как-то в режиме отклониться, не знаю куда. Но для нас — «не можно». Понимаю, что сказать так нельзя, но суть точно отражает именно такое слово.

Я любила гимнастику. У меня все получалось. Я любила своих девчонок. Это, посчитай, была моя семья. Потому что мы жили очень долгие времена на сборах. Мы дружили, друг от друга подпитывались, вырастали, понимали конкуренцию. И все были с практически одинаковой стартовой площадки. Никакой, вот так я бы о ней сказала. Но у нас была наша работа. И мы получали за нее стипендию, которая поднималась, если ты достигаешь определенных результатов.

Деньги — это стимул и полезный, и хороший, и сильный. Были времена, мы с Валей находились в одной ведомости по получению этой стипендии. У него фамилия Иванов, у меня была фамилия Калинина, прямо рядом, через строчку. И я всегда видела, что он получает и что я получаю. Вот сейчас смешно, но я скажу: следила. Вижу, например, понизили сумму Эдику Стрельцову и Вальке. Это пара неразлучная была. Ну, хулиганили, им сразу — раз «по мозгам»! А я потом ходила и, кокетничая, говорила: а денежки-то я больше тебя получаю.

Три года мы встречались, перед тем как поженились. Я о замужестве даже как-то и не заикалась, меня это не волновало абсолютно. Говорят, все девчонки мечтают, — наверное, мечтают. Но честно говорю: мне так нравилась, дурочке, гимнастика, так нравилось летать по странам, соревноваться, выигрывать… Да и возраст такой был, когда все получается.

Когда поженились, так счастливо получилось, что через какое-то время мы первыми из наших друзей получили квартиру. Не сразу, конечно, пришлось с мамой сначала пожить. Мама занимала одну комнату, мы вторую. Как правило, мамам мужей мы не особенно-то и нравимся. Я еще думала тогда: а что ей во мне не нравится? А по сути я пришла налегке: здрасьте! Приданого нет, откуда? И ничего я, оказывается, не умею по хозяйству. Ну, мы же на сборах под футляром жили, нас кормили, одевали, возили...

И каким-то чудом, хотя метраж этого и не позволял, Валино руководство выделило для мамы комнату в доме рядом. Это было счастьем, мы стали жить отдельно. Я тут же затеяла ремонт, все сделала по-своему. И, честно скажу, очень уютно получилось. А потом, когда подниматься стали, и до покупки даже гарнитура дошло. У космонавтов он в то время был и у нас был.

Но самое ценное, что в эту отдельную квартиру, когда игра заканчивалась, все ребята и приходили. А я неожиданно оказалась очень хорошим организатором. Вылезла из футляра. Помню, меня даже называли старостой. Девчонок мобилизую — жен или девушек, которые только еще в невестах ходят, и мы красиво накрывали на стол. Нас трое или четверо и человек 20 ребят как минимум. Они никогда не могли сразу выдохнуть после игры. Хотелось, чтобы отдохнули. Да и расчет был, чего уж там, свой: лучше они будут в доме, под нашими взглядами…

* * *

Дом наш с Валей действительно называли всегда домом открытых дверей. А дороже праздника Победы никакого и не было. Нет, конечно, Новый год теплым и очень семейным праздником считается, такой и есть. Да я и не против всех других. Но День Победы — это навсегда. И я сейчас очень рада тому, что страна вот так хорошо развернута к этому празднику. Мы от него не отрывались, мы на нем выросли. Конечно, война — это очень больной вопрос, тяжелый. Но, к сожалению, наша страна вызывает интересы у всего мира, в том числе и не те, что хотелось бы. Потому что мы самые большие, самые талантливые, потому что — да, мы самые богатые во многих смыслах.

Сегодня трудно многим, но я уверена, что развернемся, все будет хорошо. И у себя в гимнастике, и в футболе я видела множество людей, которых называю правильными. Они чем больше делают, чем выше результат показывают, тем голова их, можно сказать, ниже. Никогда нос не вздернут, себя выше других не поставят. Но всегда помнят, благодаря кому сами взлетели. А спорт — это и опыт, и умение не зазнаваться, и постоянное творчество, и путь вперед.

Увы, представителей моего поколения все меньше остается. Я иногда благодарю судьбу: не знаю, за что подарок такой мне от жизни? Лариса Латынина, моя подружка, с которой мы каждый день беседуем, подтвердит, я ей говорю: «Лора, ну мы вообще не обнаглели? Лет-то нам уже сколько? Разве когда-нибудь мы думали о том, что до 80 «доползем»? А ты, говорю, нахалка, вообще уже 90 отметила!». И Тамара Манина, кстати, тоже.

Помотались мы по миру очень много. Всяких там и красивостей, и чего-то презрительного по отношению к нам — всё видели. Приглашений у нас было много, как и желания как-нибудь уговорить нас остаться где-то, не возвращаться на родину. Но мы были «заточены» на страну. Победа в войне определила наш настрой на жизнь. И смешно слушать, когда говорят: ой, вас там так дрессировали, вас так настраивали...

Да, наша страна обязана выигрывать. Мы умеем это делать. Умеем, и всё. И у нас есть для этого все возможности. Потому меня вообще и коробят все эти ограничения и унижения, которые сегодня летят в наш адрес, в том числе и в спорте. И я думаю, такой подарок долголетия нам дан потому, что мы правильно по жизни шли. В детстве поняли, что идем по земле российской. И честное слово, ее ни разу не предали.

промо изображение