Интервью с российской прыгуньей Марией Кочановой, что она думает про Ярославу Магучих, Марию Ласицкене, отстранение России

Честный разговор с прыгуньей в высоту Марией Кочановой.

Женские прыжки в высоту – традиционно одна из самых сильных дисциплин в российской лёгкой атлетике. Тот редкий вид, где звёзды мирового уровня появляются даже в самые тёмные для нашего спорта времена.

Совсем недавно гроссмейстерскую высоту 2,00 м преодолела Мария Кочанова, так что, даже если олимпийская чемпионка Мария Ласицкене так и не вернётся в спорт, нам будет за кем следить в прыжковом секторе.

Кочанова отобралась бы на грядущий чемпионат мира в Японии и наверняка вернулась бы с него с медалью. Однако, в отличие от многих других атлетов, Мария не привыкла сравнивать свои результаты с результатами соперниц на международной арене. Она заверяет, что абстрагировалась от ситуации с отстранением и наблюдает за зарубежными стартами как болельщица.

С ходу поверить в подобный стоицизм было трудно, поэтому «Чемпионат» поговорил с Марией по окончании главного летнего старта сезона – чемпионата России – 2025 в Казани, чтобы обсудить всё подробно.

«На чемпионате России хочется просто победить»

– Мария, какие эмоции у вас остались после чемпионата России? – Позитивные, потому что шёл он тяжело, а определённая реализация всё-таки случилась. Получила опыт в плане поведения, личного ощущения, в плане борьбы с самой собой, переживаниями внутри себя и лишними эмоциями.

– А в чём именно проявлялась тяжесть? – Скорее, в волнении. Очень сильное волнение было, когда увидела заполненные трибуны. Всё-таки мы не привыкли к такому, по крайней мере, в нашем виде спорта. Поэтому очень дух захватывает, когда видишь полный стадион.

– То есть это обратная сторона внимания? А многие говорят, что заполненные трибуны, наоборот, заряжают на личные рекорды. – У всех по-разному, наверное, от психики зависит. Мне пока тяжело, но не всегда, всё зависит от состояния в моменте, от настроя.

– Совсем недавно вы прыгнули по лучшему результату на Кубке сильнейших – это могло сказаться на результате в Казани? – 100%. У нас вид спорта достаточно волнообразный, трудно постоянно держать одинаково высокий уровень. При этом мой средний уровень растёт по сравнению с тем, что было два года назад. Откат – это нормально, главное, что растёт средняя результативность. Я всегда по ней отслеживаю свой прогресс.

– Сразу на ум приходит Ярослава Магучих, которая взяла 2,10 за месяц до Олимпиады, а в Париже прыгнула только на 2 м. – Да, тоже значительная разница, конечно. Редко кому удаётся прыгать по личному рекорду на чемпионатах мира, Олимпиаде, национальном чемпионате.

– И всё-таки пик формы пришёлся не на ЧР. Вы сознательно с тренером выбрали эту стратегию или просто так получилось? – Для личного рекорда должно сложиться всё, а с большими стартами всегда тяжело. Допустим, у того же Феди Иванова есть задел, он чувствует себя максимально уверенно, до него ребятам дотянуться достаточно сложно, там полсекунды. Он в этом уверен и может двигаться по этим результатам. А у нас пока с этим сложно, потому что очень высокий уровень конкуренции, и никогда не знаешь, кто и как выступит.

– То есть для вас первоочередная задача – опередить конкуренток, а не показать какую-то конкретную высоту? – На чемпионате России прежде всего хочется просто победить. Конечно, в идеале хочется подкреплять это и высоким результатом. В принципе, результат очень неплохой, всё, что в районе 1,94-1,96 – это достаточные цифры для призовых мест на любых коммерческих стартах за границей. И неплохой результат на фоне других национальных чемпионатов.

– Сейчас у вас средний результат в районе 1,94-1,95, а если выйти за пределы 2 м, то там, наверное, уже не будет такой конкуренции? – Да, это было бы круто, это то, к чему я стремлюсь. Прыгать стабильно за 2 м, особо не задумываясь об этом.

«Если ты боишься – ломается вся техника»

– В детстве вы говорили про мечту прыгнуть на 2,18. Но если реалистично, какие у вас краткосрочные и долгосрочные цели? – Из реалистичных целей, наверное, рекорд Санкт-Петербурга хотела бы побить. Сейчас это 2,04. Он за ученицей моего тренера Ирой Гордеевой. Это условная первостепенная отметка для меня. Понятно, что мы не знаем, на что способен наш организм, может, я вообще завтра завершу карьеру. Случиться может всё что угодно. Поэтому пока цель – высота 2,05.

– А если глобально мыслить – насколько реально бороться за новый мировой рекорд? – Считаю, что он вполне реален, но для этого нужно хорошо проработать голову, полностью освободиться от всех комплексов, зажатости и ограничений в голове. Высотников же ограничивает голова. Если ты боишься, то у тебя сразу ломается вся техника. А техника ломается – прыжок уже не тот, показываешь совсем разные прыжки, и это очень влияет на результативность. У нас момент преодоления в голове очень важен. У меня было в Бресте такое: 2 м взяла легко, красиво, с огромным запасом, можно было дальше продолжать, но на 2,02 выходишь – и уже тяжеловато становится.

– То есть идеальная тактика – вообще не задумываться, какая высота перед тобой? – Да, это вообще отлично.

– Уверенность в себе вырабатывается в тренировочном процессе? Или это просто приходит с опытом и количеством побед? – У всех разные подходы в этом плане. Мы сосредоточились на тренировочном процессе, мне важно быть на тренировке уверенной в том, что я могу. Средний уровень прыжков на тренировке у меня высокий. Маша Ласицкене когда-то рассказывала в интервью, что она выше 1,85 не прыгает на тренировках, а у меня это с полного разбега в сезон начальная высота. Совсем разные восприятие и отношение. Меня приходится «пробивать» через большие высоты. И те же 2 м первый раз я прыгнула на тренировке.

– Часто слышал, что спортсмены ставят личные рекорды на соревнованиях в моменте, даже не пробуя эти высоты на тренировках… – А мы с Еленой Николаевной Попковой выработали чуть другой подход. Стараемся прорабатывать высоту на тренировках, чтобы у меня не было страха, чтобы не было зажатости и я головой понимала, что могу.

– Насколько высокая конкуренция играет роль в установлении более высоких результатов? Например, если будет понимание, что даже 1,96 м уже не хватает для победы, нужно стабильно за 2 м прыгать… – Если бы я была в этих условиях, то, возможно, всё могло бы быть по-другому. Сказать очень трудно. Конечно, я понимаю, что если бы у меня были другая мотивация и какие-то другие перспективы карьерные, то я бы смотрела на это всё по-другому. Мы бы в других условиях тренировались, искали более серьёзные подходы, за границу на сборы бы ездили, к примеру. Сейчас мы не ищем таких путей, потому что это не будет окупаемо.

«Прыгаешь – и спиной проваливаешься в дыру»

– Чем мешает отсутствие заграничных сборов? – Это лучшие условия для тренировок. Мы ведь ездим на сборы в регионы, наиболее подходящие по климату для своего вида спорта. Допустим, в Сочи в марте ты приезжаешь – там дождь долбит и даже манежа нет. В марте надо начинать закладывать базу, а в Турции, к примеру, дождя нет.

Весь апрель мы прятались в залах, потому что в Сочи нет крытого манежа, и тренироваться, когда там дождь, очень сложно, порой даже невозможно. Единственное место на сочинском стадионе, где можно потренироваться под крышей, – это прямая, мы её называем «кишкой». Там три дорожки, на одной всегда стоят барьеры для разминки ребят, две другие – для остальных, для разминки, ускорения и полноценной работы. В конце – сектор с песком для прыжков в длину.

– Как я понимаю, у вас есть вопросы по тренировочной базе и в Петербурге? Слышал, что условия для легкоатлетов там далеко не лучшие. – Да, в Петербурге достаточно тяжело с лёгкой атлетикой, я давно об этом говорю. Не сидели бы мы по полгода на сборах, если бы всё было замечательно. Конечно, стараются что-то совершенствовать, у нас сейчас «Приморец» отреставрировали. Не была пока ещё на нём, так что отзыв оставить не могу, но до этого там были проблемы конкретно с нашим сектором – была дырка в мате. Приземляешься даже с высоты 1,70 и спиной проваливаешься внутрь в эту дыру.

«Петровский» – даже не знаю, что сказать. Мы пока вообще не понимаем, что с ним будет. Вроде как мы его теряем окончательно. По манежам – на зимний стадион мы не ездим, потому что там другие спортшколы. Очень много народу, проблематично тренироваться. «Крестовский» – два раза в неделю зимой. Так что «обитаем» в манеже Алексеева, в моей спортшколе.

Честно скажу, это не самое подходящее место для тренировок, но что есть, то есть. Мы готовились там к Кубку сильнейших, и я вырвала на своих шиповках шипы – это чтобы понимать, насколько там неподходящие условия для прыжков. Мы попрыгали одну тренировку с коротких разбегов, потому что просто негде было прыгать, и я вырвала себе шипы, пришлось менять шиповки перед чемпионатом страны за полторы недели до старта.

– Кажется, это глобальная история. Анна Чичерова отмечала, что даже в столице нет нормального легкоатлетического стадиона. Казань – редкий город, где сохраняется подобная инфраструктура. – Да, Казань, Саранск, Челябинск, у них маленький учебный манеж. Чаще всего ездим в Новогорск, там работаем на сборах.

«Я бы с ума сошла, если бы думала об отстранении»

– Насколько вам недостаёт ощущения международных стартов и насколько те соревнования, которые проводятся у нас, их замещают? – Очень хочется вернуться. Проблема в абсолютном отсутствии практики. Возвращаться будет тяжело. В прошлом году на Игры БРИКС вышла, казалось бы, уровень не самый высокий. Но коленки трясутся, я как маленькая – а спортом на тот момент занимаюсь уже 12 лет. Вот что сделал со мной международный старт, хотя бы такой.

Я в юниорском возрасте успела объездить основные старты – юношескую Олимпиаду, чемпионаты Европы, мира, казалось, опыта должно хватать, есть взрослое понимание всего. Но опыт – на то и опыт, что приобретается постепенно, и, чем больше практики, тем больше стабильности и уверенности в себе.

– То есть даже Игры БРИКС, достаточно специфический старт, вызвал такие эмоции и переживания? – Да, у нас было достаточно много зарубежных спортсменов, человек пять-шесть в секторе. Незнакомые новые лица, сразу чуть-чуть напрягаешься. Ты не думаешь об их результатах, не смотришь в протокол, на личные рекорды, просто видишь новые лица вокруг. С той же Кристиной Королёвой мы прыгаем из старта в старт, у нас друг к другу эмоции уже не появляются.

А когда встречаешь незнакомых соперниц, это может как проблемой стать, так и положительно сказаться, всё от типа психики зависит. Мне важно, когда всё знакомо, просчитано.

– Вы говорили, что вам удается абстрагироваться от мыслей об отстранении. И всё-таки в это сложно поверить. Вы же видите свои результаты и результаты ваших соперниц на зарубежных турнирах. Нет ощущения, что что-то идёт не так? – Ощущение есть, безусловно. Но я бы с ума сошла, если бы не абстрагировалась и постоянно думала об этом, выгорела бы 10 раз, может быть, уже закончила бы со спортом. Когда люди слышат это мнение, многие начинают смеяться над ним, воспринимать его как неправду. Но когда ты чем-то занимаешься – надо полностью фокусироваться на этом.

Я сконцентрировала все свои силы на деятельности, которой занимаюсь. Если буду расплёскивать себя на то, где меня нет, на то, чего у меня нет, на то, на что я не могу повлиять… Это как плевать в лужу или в воздух: лужу ты пополняешь, а в воздух – просто метаешь слюну, это глупо.

Несколько раз слышала мнение, что это лукаво, но это самозащита. После каждого сезона я откровенно реву. Конечно, мне обидно, мне больно, мне тяжело, однако я проживаю эти эмоции после сезона, когда у меня нет работы, когда нет соревнований и когда мне уже не нужно быть сильной. После сезона плачу, потому что ты сидишь дома, а люди с результатами гораздо ниже твоих – с медалями, они занимают условно «твоё» место на каких-то соревнованиях.

Когда видишь девочек с результатом 1,88 в квалификации на Олимпиаде, а ты со своими 1,97 сидишь дома… Это обидно и грустно. Но знаете, если это проживать и переживать в моменте, когда самой нужно результат показывать, ты его не покажешь. Мысли будут не там.

– Как относитесь к практике, которая применялась у нас во время Игр в Париже, когда приравнивали результаты на внутренних стартах к результатам ОИ в Париже? Например, Евгению Чикунову называли двукратной победительницей олимпийской чемпионки. – Да, меня тоже приравняли к третьему месту Олимпиады. Я считаю, что это, с одной стороны, круто – как-то внутри эго твоё поддевает. Чувствуешь, да, ты крутой. Но головой понимаешь, что ты не там. В любом случае это другие эмоции и ощущения. И никто не знает, что бы было в Париже. Может быть, личный рекорд новый бы поставила, а может, квалификацию бы не прошла. На девчонок у меня никаких обид нет, есть обида на ситуацию.

«Туристом поехать на Олимпиаду желания нет»

– Как вам работа новой команды ВФЛА во главе с Фрадковым? – Они стараются, я безмерно уважаю их за то, что они сейчас делают. У них очень грамотный и системный подход. Они молодцы в этом плане. Посмотрим, как будет дальше.

Говорить о чём-то масштабном, пока мы не видим каких-то ярких результатов, сложно, но самое приятное – появилась прямая коммуникация со спортсменами. Нас слушают, нас слышат, с нами разговаривают, и мы можем в любой момент обратиться к Петру Михайловичу и задать все свои вопросы. Он всегда на связи и всегда поможет. Например, были небольшие проблемы с Кубком России у девчонок, которые живут в Москве, и он эти вопросы решил.

– Читал, что у вас возникла мысль самой поработать внутри федерации. В какой роли себя видите? – Это смешная история. Меня спросили про моё образование, оно в сфере госсектора, «Государственное и муниципальное управление». Я говорила, что, в принципе, пока себя не вижу в госсекторе, однако, наверное, могла бы принести какую-то пользу нашей федерации лёгкой атлетики. Не сейчас, в перспективе, очень далёкой. У нас очень много умных ребят, мечтающих, желающих, с большим объёмом мыслей, но с отсутствием понимания реализации процесса, ограничений, проблем, которые можно понять только изнутри. В этом плане я могла бы быть полезной.

– Много писали, что спортсмены продали свою мечту, когда вместо участия в Олимпиаде стали получать премии за результат. Как вы им ответите? – Главная проблема – у людей нет понимания, что у нас нет выбора. Я говорю про нас, легкоатлетов. Мы не можем пойти, стукнуть в дверь международной федерации и сказать: «А я вот чистая, меня с 15 лет берут на допинг-контроль». Ты попробуй в 15 лет пойти пописать, когда на тебя смотрят.

– При этом была большая дилемма перед Парижем по поводу нейтрального статуса – и были те, кто сделал выбор в пользу того, чтобы сознательно остаться дома. Вы их понимаете? – Наверное, их можно понять, но, честно скажу, для меня это всё было очень странно. Я считаю, что, если у тебя есть возможность выступить на Олимпиаде, получить нейтральный статус, это надо делать. У нас, например, вообще такой возможности не было. Я бы за неё душу продала. Но дело в том, что нам даже не дали эту возможность.

– Вам тяжело думать о том, что в вашей жизни не будет Олимпиады? – Я бы хотела попрыгать столько, сколько даст мне организм, условно ещё один олимпийский цикл как минимум. Точно хотелось бы до Лос-Анджелеса пройти, это будет мой третий олимпийский цикл. Я сначала дошла до Токио, и с Токио были проблемы, но считаю, что выбор был правильный в пользу тех 10 человек, которые в итоге поехали. С Парижем уже было что-то откровенно непонятное…

Хочу посмотреть, что будет с Лос-Анджелесом. А после 2028 я уже буду взрослой совсем, надо по-хорошему семью заводить, заниматься какими-то другими делами. У меня лично есть желание не опуститься на низкий уровень результатов, не дать себе возможность упасть слишком сильно перед тем, как завершить карьеру. Не надо мёртвое тело душить (смеётся). Как пойму, что не получается – закончу.

– Неужели не хотели бы поехать на Олимпиаду хотя бы туристом? Без претензий на медали, но хотя бы за олимпийским опытом. – Туристом – нет желания, я могу сама себе оплатить поездку, денег поднакопить и съездить. У меня друг съездил, привёз мне панамку из Парижа, дома висит.

Нас всё-таки растят по-другому, такой менталитет в стране: если претендуешь – соответствуй. Нет такого, что ты едешь на Олимпиаду за опытом. Никто не скажет, что ты едешь на Олимпиаду за опытом никогда, никто не отправит никого просто за опытом. Даже когда десятку легкоатлетов в Токио отбирали, смотрели, чтобы каждый претендовал на медаль.

«Господи, и этот человек – лицо нашего спорта?»

– К разговору о максималистском подходе. Когда Владимир Никитин установил новый рекорд России, он не захотел его сравнивать с рекордами Европы и мира, обозначив себя как «Жигули», а Мо Фара как «Мерседес». Вам понятен такой подход? – Это очень интересная тема, мы её обсуждали с комиссией спортсменов как раз по поводу критериев для ставки ЦСП. Как вообще отделить технические виды, которые у нас на очень высоком уровне, от тех же длинных дистанций, где мировой уровень – это совсем другое.

Мы очень долго думали, и я в этом плане придерживаюсь такой позиции: технические виды мы рассматривали с позиции международного рейтинга и уровня – так дальше и рассматривать. Что касается бега, я хоть и очень далека от него, но у людей из Европы и правда совсем другой уровень, даже если взглянуть на чемпионат Европы. Если мы уберём всех мулатов и метисов, будут совсем другие результаты. А в технических видах это не влияет так сильно.

– Фёдор Иванов ещё намекнул, что мировая элита бега пользуется активной фармакологической поддержкой. – Я считаю, что это был абсолютно бестактный комментарий – там тоже тычут в нас пальцем, мол, непонятно, какие мы. Это из мема про Человеков-пауков, где они друг на друга показывают пальцами. Мы сидим здесь говорим, а свечку никто не держал.

Я могу в этом вопросе отвечать только за себя и за свою чистоту. Могу прямо сейчас ADAMS открыть и показать, сколько тестов сдано. Иногда три раза за месяц берут – ну берут и берут, это никакой роли не играет в моей жизни. А за них я отвечать не могу, но считаю, что бестактно говорить вот такие провокационные вещи по отношению к другим людям, о которых я ничего на знаю.

Против той же Ярославы Магучих, например, вообще ничего не имею – я ничего про неё не знаю, так же, как и она про меня ничего не знает. Мы незнакомые люди в этом вопросе, тыкать друг в друга пальцами – это детский сад.

– При этом со стороны Магучих постоянно слышны уколы, косвенно и в ваш адрес. Тяжёлая ситуация в её стране не оправдывает Ярославу? – В моём понимании это некрасиво и глупо. Некрасиво, когда человек, который продвигает вид, всю лёгкую атлетику, порой даёт комментарии, не очень фильтруемые. Допустим, был комментарий в сторону Лены Куличенко в стиле: «Патлы все повырываю». Я читаю, сижу и думаю: «Господи, и этот человек является лицом нашего вида спорта?»

Это ужасно. Нельзя такие вещи говорить, когда на тебя все ориентируются, дети на тебя смотрят. Как можно до этого дойти? Мы все просто люди. И вопрос не в текущей ситуации, она всегда была такой, кажется. Мы в юношеском возрасте с ней выступали в одной категории, а она со мной не разговаривала. Это был 2018 год, Ярослава с подружками делали вид, что не знают русский, принципиально.

– С Марией Ласицкене при этом она вроде бы мило общалась в Токио. – Маше повезло (улыбается). Со мной украинки не разговаривали, делали вид, что русский не понимают. Это было обидно. На юношеской Олимпиаде был странный момент, я просто не поняла, что сказал судья, он быстро пробормотал с акцентом на английском. Я подошла у неё спросить, потому что больше русскоговорящих у нас в секторе не было, она не то чтобы проигнорировала, а сказала что-то на украинском.

Я стою и думаю: «Ну я же нормально попросила, я ничего не понимаю…» Были такие вещи принципиальные, эстонцы тоже делали вид намеренно, что русский не знают, много кто так делал. Но это выбор каждого человека.

«Я безумно фанатела от Баршима»

– Помимо Ярославы, на международном уровне за кем-то следите персонально? – Мне очень импонируют австралийки. У нас сейчас классный сектор, есть Олислагерс и Паттерсон. Мне, наверное, поближе Паттерсон, она достаточно быстрая, всё-таки Олислагерс и Магучих более широкие, они больше захватывают пространства перед собой. Я так не могу, начинаю теряться.

В этом плане Паттерсон мне очень близка, она хватает опору столько, сколько ей нужно, определённые небольшие участочки. Мне нравится, как она прыгает. За Леной Куличенко слежу, мы в одном секторе с детства вместе, очень приятно за ней наблюдать. Она одна из немногих, с кем мы в юношеском секторе нормально общались, здоровались всегда, смеялись.

– Много читал про токсичную остановку у вас в секторе по юниорам. – Было непросто, но она одна из немногих, с кем было нормальное общение, мы болтали с ней, не было какой-то враждебности.

– Можно сказать, сейчас персонально болеете за неё? – Да, когда смотрю соревнования, всегда её поздравляю. Она меня очень замотивировала, когда прыгнула 1,97. Думаю: «Ленка, блин, круто!» У меня это вызвало положительные эмоции – мы маленькими были, вместе прыгали, так хочется тоже показать этот результат!

– А кто был вашим кумиром в юношеском возрасте? – Бланка Влашич в женском секторе, но тогда мне больше был интересен мужской сектор. Я безумно фанатела от Мутаза Баршима, если говорить по-молодёжному, это был мой краш (улыбается). Есть видео в YouTube на пять минут с подборкой всех его прыжков за 2,40, и я перед каждым стартом в юношеском возрасте пересматривала это видео.

У меня даже какое-то время предпоследний шаг перед отталкиванием был как у него – с такой напрыжечкой. Сейчас такого уже нет, а вот в детском возрасте перед каждым соревнованием на его прыжки смотрела.

– Женская техника прыжков в высоту всё-таки немного другая – насколько полезно учиться у мужчин? – Не знаю, сложно сказать, потому что мужской прыжок, конечно, более грубый, агрессивный, силовой. Женщинам надо брать техникой, всё-таки у нас нет столько сил и тестостерона, чтобы реализовать силу, нет гормонов в таких объёмах.

Считаю, что женский сектор более техничный, но чему-то интересному можно и там, и там поучиться. Я всегда училась у мужчин взрывчатости, агрессивности в прыжках, экспрессии. У нас девчонки далеко не все позволяют себе эмоции, много сдержанных. Меня впечатляло как тот же Баршим номер сдирает, кайфует, ему круто, он реализует весь эмоциональный и физический потенциал.

– Главный момент в карьере Баршима – разделённое с итальянцем Джанмарко Тамбери золото Токио. Как вы отнеслись к этому моменту? – Очень сложно сказать. С одной стороны, две золотые медали – это безумно круто в плане каких-то плюшек по жизни и тебе, и другому человеку, наверное, они того стоят. Но, с другой стороны, всю жизнь нас учат, что олимпийский чемпион только один, не бывает двух. И мы так и не узнали, кто был в моменте из них лучше, сильнее.

– На Играх в Париже была практически аналогичная ситуация, но американец Шелби Макивен и новозеландец Хамиш Керр решили прыгать до победного. Вам их позиция ближе? – Это было круто, я смотрела. Не обидно стать вторым, когда попытался побороться за золото. Это борьба, правила спорта, когда победитель – он один.

Но и Мутаза я поняла, потому что они с Джанмарко друзья. Мне кажется, это первоочерёдное. Ты не будешь с кем попало делить олимпийское золото. Не думаю, что он бы стал его делить с условным Ваней Уховым, потому что они друг другу никто, не знакомы, впервые друг друга видят. А когда вы близкие друзья, поддерживаете друг друга везде, у вас сложная история, когда здесь присутствуют сильные человеческие чувства, всё это приобретает совершенно другой окрас.

– Вы бы поделили олимпийское золото с Еленой Куличенко? – Наверное, это было бы красиво. Сложный вопрос, ты не понимаешь до конца, что будет, это же не только от тебя зависит. Всё становится понятно в моменте.