Анна Дмитриева. Борьба за теннис

«Играй в свою игру». «Это название придумал Юрий Зерчанинов, и на раннем этапе мы с ним страшно ругались по этому поводу. Но чем дольше я живу, тем точнее понимаю, что он взял очень правильное выражение не только для тенниса, но и для жизни», — так в прошлом году Анна Владимировна Дмитриева вспоминала о книге, которая вышла под её авторством в 1972 году. 10 декабря у известной советской теннисистки и спортивного телекомментатора очередной день рождения. Редакция «Чемпионата» решила заглянуть через призму воспоминаний Анны Дмитриевой в теннисную историю, по-новому открыть для себя уже знакомые имена, а заодно узнать, как складывалась её спортивная карьера. Мы взяли 35 цитат из книги «Играй в свою игру» о любви к теннису Анны Владимировны, о необычных историях на корте и вне его и о людях-легендах, которые её окружали. 1 — Введение «Я не хочу никого убеждать: играйте в теннис и только в теннис. Когда кто-то всерьёз доказывает, что нет ничего прекраснее, чем его любимый вид спорта, мне становится просто скучно. Я могу лишь рассказать всё, что знаю про теннис, и как я сама играла в него». 2 — Взгляд в прошлое «Мне представляется, что старый теннис походил на рыцарские турниры. Распорядитель, он же маркер, торжественно целовал сетку перед началом игры; в закрытых галереях, взирая на своих избранников, трепетали прекрасные дамы… Да, это была истинно мужская игра». 3 — Первые шаги в теннисе «Первый корт, который я помню, — заросший травой, неухоженный корт в подмосковном доме отдыха «Пестово». Мой отец, Владимир Владимирович Дмитриев, был главным художником МХАТа, а в послевоенные годы мхатовцы проводили лето в Пестово. Так вот, едва (Всеволод Алексеевич, двоюродный дед Дмитриевой. — Прим. «Чемпионата».) Вербицкий показал мне в Пестово, как держать теннисную ракетку, я уже с ней не расставалась. Я очень хотела, чтобы дядя Сева увидел, как здорово я научилась играть, но ему было трудно дойти до корта. И наконец однажды утром дядя Сева сказал мне: «Сегодня приду смотреть тебя», — но этому не суждено было свершиться: в то же утро дядя Сева внезапно умер...». 4 — Встреча с тренером «Моя теннисная судьба окончательно определилась за обеденным столом у ближайшего папиного друга — театрального художника Бориса Робертовича Эрдмана. После неожиданной смерти папы Борис Робертович держался со мной как заботливый старший друг, не отпугивая ни жалостью, ни излишним сочувствием. В присутствии Бориса Робертовича я совсем не испытывала той неловкости, которую до сих пор испытываю, находясь в центре внимания. Это всегда мешало мне и на корте. Я должна была ощущать, что нахожусь в прекрасной форме, что могу всё, что хочу, — и тогда внутри вставал какой-то порядок, и, выходя на корт, я знала, что сегодня по праву пребываю в центре внимания. А в ином случае я не столько играла, сколько болезненно следила за реакцией зрителей на каждый свой удар и тем более — на каждый проигранный мяч. Борис Робертович пригласил на обед свою старую знакомую Нину Сергеевну Теплякову — знаменитую теннисную чемпионку 20-30-х годов. Теплякова была для меня как Любовь Орлова. Рассказывали, что она тоже снималась в «Цирке» и даже танцевала в Мюзик-холле». 5 — О Ларисе Дмитриевне Преображенской «А в углу зала, зябко кутаясь в шубу, сидела новая чемпионка страны — Ляля Преображенская. Я стремилась тогда во всём походить на Лялю: быть столь же женственной на корте, да и не только на корте. Я вырезала её инициалы на своей школьной парте и мечтала однажды встретить её в метро, и чтоб мы были вдвоём, а кругом незнакомые люди». 6 — «Рву струну, потом вторую, третью» «В последний миг меня включают в соревнования десяти сильнейших женщин, которые предшествовали теннисному турниру, намеченному в дни Московского фестиваля молодежи и студентов. Ликуя, лечу в Тбилиси, где уже все собрались. Оставив вещи в аэропорту, разыскиваю по всему городу теннисисток, и, когда, наконец, нахожу их, мне говорят: «Тебе через час играть с Тамм». Моя ракетка в аэропорту, но выручает Ляля — даёт свой «Максплей». Я сразу же рву струну, потом вторую, третью, но продолжаю играть, хотя мяч уже застревает в этом «Максплее». Тогда [Сергей] Андреев даёт мне свою (весом в 16 унций!) ракетку, и я всё же выигрываю один сет у Тамм, которая в том сезоне уверенно входила в десятку». 7 — «Принц клоунов» на турнире в Москве «… но никто из них не снискал такой популярности у москвичей, как маленький рыжий австриец Альфред Хубер. Дело даже не в том, что он всех победил на турнире. Никто у нас ещё не видел такого тенниса, который продемонстрировал пятикратный чемпион Австрии. Он убивал свечу, стоя спиной к сетке, слева играл двумя руками, далёкий мяч брал непременно в падении, а мог сделать и сальто… Хубер был известен в Европе как хоккейный вратарь, а в серьёзных теннисных кругах, которые он шокировал своими чрезмерными цирковыми выходками, его называли не иначе, как «принц клоунов». Хубер был ярким игроком (за год до фестиваля он выиграл, например, чемпионат Англии на закрытых кортах), но готов был рискнуть победой ради того, чтобы повеселить зрителей. То он вдруг начинал отдирать клеевую краску, которой был нарисован корт, то вдруг «терял» одну туфлю, продолжая играть, как ни в чём не бывало. А однажды, пытаясь достать мяч, он убежал далеко за пределы корта, споткнулся… и упал на колени к какой-то солидной даме, сидевшей в первом ряду… Свою теннисную биографию Хубер завершит довольно своеобразно, но совершенно в своём стиле. Отправившись на турнир в Монте-Карло, он мгновенно проиграет в рулетку все деньги, которыми снабдит его Австрийская федерация тенниса, и будет пожизненно дисквалифицирован». 8 – Фред Перри с верой в советский теннис «Фред Перри прилетел в Москву вскоре после того, как мы вступили в Международную теннисную федерацию. Он сразу поверил в наш теннис. Сухощавый, элегантный, Фред Перри величественно шествовал по Лужникам в лучах своей неувядаемой славы, когда меня подвели к нему и представили, как подающую большие надежды… Перри галантно склонился, взял меня под руку и повёл на ближайший асфальтовый корт, где щедро дал мне урок высокого тенниса. А затем подарил мне эффектную заколку для волос. Я как раз мечтала расстаться с косами и перейти на модный «лошадиный хвост»: мне надоело выглядеть маленькой девочкой». 9 — Аня — Авоська «… [Михаил Михайлович] Яншин называет меня Авоськой. Это прозвище он мне дал ещё в Пестово, когда я связывала свои косички, чтобы они не болтались, а Яншин ловил меня за эти связанные косички и говорил, что меня можно держать за них, как авоську». 10 — Мечта «Моя самая большая тогдашняя мечта — залезть на пьедестал почёта. Стоит однажды постоять, представлялось мне, на этом победном пьедестале, как жизнь твоя сразу преобразится. В день закрытия турнира, когда я должна была подниматься на третью ступеньку пьедестала почёта, я лежала дома с температурой 38° — заболела ангиной. Кирилл, мой отчим, дежурил на стадионе, чтобы в последний момент позвонить: «Приезжай...». Меня знобило, когда я переодевалась в спортивную форму, чтобы встать наконец на этот пьедестал почёта». 11 — Первая русская нога на английской траве «Но утром, едва ступив на слегка пружинящую траву Бекнемского клуба, я сразу забыла свои ночные страхи. Этот момент: первая русская нога ступает на английскую траву — караулили десятки фотокорреспондентов. Я не сразу поняла, зачем они снимают мои ноги, зато Семён Павлович [Белиц-Гейман] быстро оценил обстановку. После короткой пробежки он сделал стойку и, как я ни сопротивлялась, заставил и меня встать на руки! И мы пошли на руках по корту, а Пот (Андрей Потанин. — Прим. «Чемпионата») сделал кувырок через сетку. Давая интервью, Семён Павлович восклицал: «Чему вы удивляетесь, господа? Мы всегда делаем такую разминку». 12 – «Как цапли» «Первое ощущение, которое испытываешь на траве, — тебе всё время надо бежать. На земле можно к мячу «подъехать», а тут споткнёшься. Теннисисты ступают по траве, как цапли». 13 — Дуэт с Елизаветой Чувыриной «Наше совместное появление на площадке первое время вызывало улыбки. Очень уж велика была разница в возрасте — 25 лет. Но Чувырина продолжала играть со мной, давая мне каждый раз урок стабильности, класса. Я же давала ей прилив неожиданных сил, заражая своею верой, что всё возможно». 14 — Абсолютная чемпионка страны в 18 лет «Сразу после награждения я побежала в гостиницу «Спорт» на Большую арену, чтобы взять свои вещи и поехать с родителями домой. Я вбежала в лифт, закрыла за собой дверцу и наконец, оставшись одна, замерла на минуту в каком-то тихом блаженстве, а затем нажала лбом кнопку лифта». 15 — О Нине Сергеевне Тепляковой «Высшим достоинством Тепляковой как тренера я считаю её умение сохранить индивидуальность ученика. Она всегда держала меня в рамках правильной игры, своих основных принципов, но никогда ничего не навязывала, позволяя делать всё, что я хочу. Я, например, увлекаюсь закруткой, и она поощряет меня, лишь корректируя. Но не просто корректируя, а передавая при этом всё своё тонкое знание игры. У меня иногда возникало ощущение, что, стоя сзади, она мысленно за меня играет и говорит вслух то, что сама в этот момент бы делала. И при этом постоянно поощряет мои индивидуальные особенности. Безликих учеников у неё вообще не бывает — у Нины Сергеевны особый нюх на индивидуальность». 16 — Смена тренера «[Сергей Сергеевич] Андреев, который впервые (на Уимблдоне. — Прим. «Чемпионата».) так близко и долго мог наблюдать всех лучших игроков мира, целыми днями носился с кинокамерой, обсуждал со мной все свои открытия, и мы имитировали движения даже вечерами в отеле. Я окончательно поняла, как интересна для меня тренировка, цель которой — найти правильное движение. А такие тренировки мне мог дать только Андреев. Я не знала, как сказать об этом Нине Сергеевне, и оттягивала окончательное решение. Я имела такую привычку: в конце соревнований перед решающими играми немного отдохнуть. Так поступают многие теннисистки. Андреев считал, что подобное расслабление недопустимо, что нельзя во время соревнований терять нервный тонус. Чрезмерных тренировок он мне не навязывал, но предлагал так отдохнуть, как он сам привык отдыхать. Мой тренер нежданно являлся за мною на мотоцикле, и мы носились по Москве с бешеной скоростью, озадачивая милицию. Я с удивлением наблюдала, как рациональный Андреев совершенно преображался, садясь за руль своей «Явы». 17 — «… то, что он не успел, как игрок, Андреев решил узнать, как тренер» «Андреев постоянно предлагал мне искать правильные движения. От него я впервые услышала, что работа ног — это не просто подход к мячу, а основа техники выполнения ударов. Помню, Андреев показал мне рисунок новой современной подачи. Я должна была мышечно прочувствовать каждое движение, и мы долго и разными путями искали эти движения. И вот вечером, когда я, наконец, собираюсь отвлечься от тенниса, звонит Андреев и говорит, что всё это время, придя с тренировки, он имитировал перед зеркалом и, кажется, нашёл одно интересное движение. Подобный фанатизм мне не свойствен. А может быть, просто не хватает целеустремленности? Но, так или иначе, слушая по телефону Андреева, я, конечно, улыбалась: как он не понимает, что ограничивает себя, сводя жизнь только к поискам подачи? Вот завтра будет тренировка… Я бы решилась сказать нечто подобное Нине Сергеевне, но тут я знала, что Андреев, лишь увидя эту мою улыбку, перестанет на несколько дней со мной разговаривать. И я отвечала своему тренеру, что, да, конечно, я очень хочу сейчас же попробовать это движение. Через полчаса его мотоцикл останавливался у нашего дома, и до позднего вечера мы махали ракетками перед старинным павловским зеркалом в раме из красного дерева, которое мой отец ещё до войны привёз из Ленинграда и которое затем кочевало по всем нашим московским квартирам. Лишь изредка в комнату, где мы с Андреевым разучивали подачу, осторожно заглядывала бабушка, и мне казалось, что она думает: «Вот перед этим зеркалом Булгаков читал моему отцу свою последнюю пьесу, а теперь...». 18 — Первое впечатление об Александре Метревели «Там же, в Северодонецке, я впервые увидела, на что способен Метревели. Все давно уже говорили, что он хорошо играет. Мне так не казалось, и я ещё думала: «Чего его тянут?». В Северодонецке 16-летний Метревели набрал мастера, но дело не в этом. Меня поразило, как он играл с опытным Фридляндом. Как легко, красиво, будто на цыпочках, он играл! И так воздушно, так тонко, что было видно: вот-вот заиграет так, как у нас никто и никогда ещё не играл». 19 — Футбол? Не опять, а снова... «Мы приехали в Бичем как раз к ланчу, на музыкальной галерее играл джаз, потом музыканты перешли на лужайку, а теннисисты разбрелись по парку. Можно было стрелять из лука, кататься на каноэ по Темзе, лишь возбранялось играть в теннис — в этот воскресный день участникам Уимблдона предлагалось забыть о теннисе. Можно было играть во что угодно, хоть в футбол, но только не в теннис. Алик [Метревели], который всегда готов оправдать свою футбольную фамилию, конечно, вызвался играть за Европу против Америки. Я уж не помню, как завершился этот матч, но для Алика, во всяком случае, он завершился плачевно — сильным растяжением ноги. Пройдёт несколько лет, и он вновь повредит ногу, играя на этот раз в футбол за сборную участников теннисного турнира в Каире против местных футболистов. Его будут уносить с поля на руках, но он успеет крикнуть мне, что это он забил последний гол в ворота египтян. И, наконец, играя в футбол уже с какими-то мальчишками под Тбилиси, Алик так разобьёт колено, что вынужден будет его оперировать — удалять мениск. И теперь более всего на свете руководство нашей теннисной федерации опасается футбольного мяча. На футбольном поле Алик давал выход своему южному темпераменту, который он научился смирять на корте. Разве скажешь, глядя, как рационально и экономно Метревели сейчас играет в теннис, что он грузин?» 20 — Сюзанна Ленглен — теннисная Анна Павлова «Что говорить, характер Сюзанны сложен: её темперамент был безудержен, и вообще ей было свойственно трагическое мироощущение, что и окрасило в соответствующие тона её главные матчи. Её величают и «Королевой тенниса» и «Ленглен-легендой». Сюзанна Ленглен признана самым великим игроком за всю историю женского тенниса. А в 20-е годы, когда уже складывалась современная мужская игра, Сюзанна Ленглен убедительно доказала, что этой игрой, настоящими подачами, «мёртвыми» смешами и завершающими ударами с лёта у сетки может в совершенстве владеть и женщина. И она оставалась на корте предельно женственной. Её теннис был не только мощнее, но и артистичнее, тоньше, чем у предшественниц. А прыгала Сюзанна совсем как балерина, и её называли ещё «Анной Павловой тенниса». 21 — Мария Буэно ¿es bueno? «Я считаю, что и по сей день никто не играет так вдохновенно и артистично, как играла [Мария] Буэно. Казалось, Буэно играет только за счёт таланта. Другие «накачиваются», работают со штангой, а у Буэно — никаких мышц и руки тоненькие. Но Буэно — это абсолютное чувство мяча, скрытый темперамент и никаких лишних движений. Вот почему так мало усилий преображалось в огромной силы удар. Естественная грация движений и придавала ускорение её ракетке. Как писалось в английской прессе: «Балет и теннис, в который играет Буэно, недалеки друг от друга». Подобных сравнений удостаивалась только Сюзанна Ленглен». 22 — Пацанка Билли-Джин Кинг «Моффит-Кинг (девичья фамилия Билли-Джин Кинг. — Прим. «Чемпионата».) никогда не казалась мне игроком, равным Буэно или Смит. Она достаточно одарена и достаточно атлетична, но не более. Чем же она берёт? Пожалуй, необычным азартом. И нервы, конечно, у неё покрепче, чем у [Мария] Буэно и [Маргарет] Смит. Журналисты любят писать, что Моффит-Кинг набожна и верит, что бог даст ей победу. Но я не думаю, что она особенно уповает на бога, хотя часто поминает его во время игры. Моффит-Кинг ведёт себя на корте скорее как дерзкий мальчишка». 23 — Кинг за «Освобождение женщин» «Ещё более непримиримый финал с их участием ожидался в Уимблдоне в 1971 году. Дело в том, что и Корт и Кинг, перейдя в профессиональный теннис, потребовали, чтобы им платили за победы не меньше, чем мужчинам. Ими была даже создана профессиональная теннисная группа «Освобождение женщин»! И вдруг Корт заявила в Уимблдоне, что это всё же справедливо, когда мужчина зарабатывает больше женщины. Кинг возмутилась и пообещала расправиться с Маргарет Корт в финале. Но встретиться в финале Уимблдона им на этот раз не пришлось. 19-летняя Ивонн Гулагонг, новая чудо-девушка Австралии, победила поочередно и Кинг (в полуфинале) и Корт (в финале)». 24 — о Роде Лэйвере «… в 20 лет [Род] Лэйвер не походил на будущего чемпиона. Но два следующие года он уже играл в финале Уимблдона, а в 1962 году выиграл не только Уимблдон, но и «Большой шлем», — так заиграл, что казалось, словно до него вообще никто не умел играть. И [Дон] Бадж производил в своё время такое же впечатление. Сказал же побежденный им [Готфрид] фон Крамм: «Что я мог поделать с подобным теннисом?». Но при этом Бадж относился к теннису как к прекрасной забаве; и когда игра в теннис его утомляла, он играл на рояле. А для Лэйвера ничего, кроме тенниса, не существует. И если бы его лишили тенниса, мне кажется, он не захотел бы жить. Про Лэйвера говорят, что у него долгий и счастливый роман с теннисом». 25 — Теннис открывал мир «Зато я не могу забыть ощущение полной свободы и какого-то растворения в природе, которое испытываешь на пляже под Джакартой: белый песок, пальмы; вдруг океан уходит на несколько километров от берега, и ты идёшь за отливом, собирая кораллы, и неожиданно наступаешь на морского ежа… Помню и ощущение настоящей жары, и как в эту тропическую жару выходишь на корт и с первого раза не можешь выдержать больше трёх-четырёх минут… Помню, как мы летали на десантных самолетах по всей Индонезии и приземлялись на каких-то совсем маленьких островах, где нас встречали радостно, танцевали и пели для нас… Я побывала в тот год и в африканской стране Уганде, которая только что получила тогда независимость. В первом круге чемпионата Уганды я играла с женой индийского посла, в финале — с весьма почтенного возраста дамой из Нигерии, которая очень хотела выиграть у меня хотя бы один гейм, но я ей этого удовольствия не доставила. И Уганда мне запомнилась совсем не теннисом. Нас (в Уганду ездил также Рудольф Сивохин, а руководил нашей делегацией Эвальд Янович Крее) возили на экватор, и мы немного постояли посреди земного шара. Крее неутомимо собирал всевозможные растения — лазал в болото за папирусом, в джунглях отламывал кусок лианы. Мне представлялось, что лианы походят на мягкие канаты, но они оказались тонкими жесткими палками. Мы побывали и в знаменитом Гейм-парке, где лениво и совершенно свободно прогуливаются слоны и тигры, жирафы и леопарды. Мы жили на вилле в окрестностях Кампалы — столицы Уганды. И в последний вечер наша любезная хозяйка радостно мне сообщила, что её ближайшая подруга назвала в мою честь — Анной! — маленького прекрасного ослика...». 26 — Психология тенниса «[Кен] Розуолл утверждает, что концентрацию внимания надо тренировать, как и руку. Это действительно так. Я же, потеряв игровое внимание, часто уже не могла заставить себя собраться до конца встречи. А тогда меня вдруг стало раздражать стрекотание кинокамеры. Я готовлюсь к подаче, а этот кинооператор, почти вылезая на корт, включает камеру, и я уже лишь за камерой и слежу. Я бы проиграла, наверное, этот матч, поддавшись своей истерии, но в какой-то момент, едва замахнувшись на подаче ракеткой, я вдруг заметила, что кинооператор забыл на этот раз снять крышку объектива, и злорадно крикнула ему: «Крышку!» — и успокоилась». 27 — Женские разборки «В Уимблдоне три женские раздевалки. Верхняя, вход в которую рядом с королевской ложей, предназначена для самых именитых теннисисток. И, кто однажды поднялся наверх, вниз уже не спускается. Другой вход, который охраняют две женщины в военной форме, ведёт в среднюю и нижнюю раздевалки. В нижней тот же комфорт и тот же «оранж», что и в средней, но только нет окон — здесь, в подвале, раздеваются или совсем молоденькие теннисистки, или уж совсем «безнадёжные» (если говорить, конечно, по самому высокому счёту, ибо право участия в Уимблдоне надо тоже завоевать). Самая пёстрая по составу — средняя раздевалка. Здесь и теннисистки невероятно старательные, которые тренируются, как лошади, и ни одной игры без борьбы не отдают, надеясь подняться наверх, но это им не дано — нет настоящего таланта. Здесь же и более одарённые, но менее старательные — эти постоянно ищут, как бы развлечься, а то и выйти замуж… Когда кто-нибудь из «средних» играл с «верхней», вся наша раздевалка, невзирая на различия по группам и интересам, мгновенно объединялась — тебя провожали, настраивали, убеждали побить эту «верхнюю»»! 28 — «… если оставлю теннис, я лишь обедню свою жизнь» «Когда у меня родилась девочка, я, казалось, ушла целиком в материнские заботы, но уже не могла и вновь не думать о теннисе. Я убеждала себя, что помимо материнских забот теперь мне надо найти такое каждодневное дело, чтобы оно не оставляло времени даже вспоминать о теннисе, вспоминать о чистом звуке мяча, и как ты под этот чистый, нестёртый звук подлаживаешься и наконец кидаешь кручёную свечку, и слышишь, что свечка дотянута. Но как только врач разрешил мне играть, я в тот же день была на площадке. Я говорила себе, что просто хочу потренироваться немного, хочу немного восстановить форму, а выступать никогда больше не буду — тренируюсь так, для себя. Физически я себя чувствовала, быть может, неважно, но игра шла, словно и не было перерыва. В июне я наконец защитила свой университетский диплом, который был посвящён сравнению переводов «Пиковой дамы», сделанных Проспером Мериме и Андре Жидом, и уже всерьёз «заболела» теннисом. Я поняла, что играть для себя, бесцельно не умею. Значит, надо играть по такому счёту, как привыкла. И поняла, что, если оставлю теннис, я лишь обедню свою жизнь». 29 – «На «Ролан Гарросе» корты идеальные» «А на «Ролан Гарросе» корты идеальные — лучшие земляные корты в мире. Ровные, равномерно мягкие, скорее песчаные, чем кирпичные. И отскок мяча равномерный, и ветра никогда не бывает. Мне казалось, что если долгое время поиграть на «Ролан Гаррос», то найдешь самую лучшую свою игру». 30 — Когда нужно проиграть «Мы играли здорово этот полуфинал. Азартно и хорошо ругались и уже довели матч фактически до победы. Нам оставались два мяча до победы. Но наша федерация не учла, что мы с Аликом можем хорошо сыграть микст (в одиночном разряде Метревели в тот год играл в Париже неудачно) и вечером того дня, когда мы играли полуфинал с Джонс и Цириаком, Метревели должен был лететь в Москву, где его ждал матч на Кубок Дэвиса с командой Чили. И если бы мы победили в полуфинале, то от финала нам всё равно пришлось бы отказываться, а это не принято — особенно на таком высоком турнире, как чемпионат Франции. Одним словом, мы должны были проиграть [Энн Хэйдон-]Джонс и [Иону] Цириаку, чтобы все было пристойно. И вот нам остаются два мяча до победы, и нам очень хочется эти два мяча выиграть. Мы прошвыриваем эти два мяча, но проигрывать так обидно, когда игра идёт, и зрители нас поддерживают — на трибунах, кажется, собралась вся русская колония в Париже, — что мы опять начинаем бороться и опять ведём в счёте. Долго боролись, пока, наконец, смогли проиграть...». 31 – Теннисная тактика «В Англию я всегда приезжала с таким ощущением, что если в этот год ничего не добьюсь, то следующего года может уже и не быть. Но на этот раз я была совершенно убеждена, что Уимблдон 1967 года — мой решающий Уимблдон. Я взяла второй сет и уже чисто повела в третьем. Но, когда окончательно «вылезла из гроба», я вдруг испугалась, что переспешу сейчас и не выиграю. У меня матчбол, а меня всю трясёт и нет сил заставить себя понести вверх руки, чтобы подать мяч. Пробую поднять руки, но будто с землей расстаешься… Я и прежде не была уверена в своей подаче, а после рождения дочери подача стала пропадать у меня регулярно. В острых напряжённых ситуациях, конечно. И вот, имея против [Розмари] Казале матчбол на своей подаче, я чувствую, что надо попасть с первого раза — второй мяч я уже наверняка не подам. И совершенно инстинктивно я вдруг подаю снизу. Казале не ожидала, конечно, такого подарка — она стремительно бежит на мяч, чтобы наверняка убить его, — и попадает в сетку. Она бы наверняка приняла, я уверена, самую сильную мою подачу, а эту не приняла. Журналисты атакуют меня: «Вы заранее обдумали этот тактический ход?». «Да, да», — говорю я многозначительно». 32 — Теннис & Пинг-понг «Чудаковатый американский миллионер [Джеймс] Ван-Аллен, уже многие годы живущий исключительно теннисными интересами, придумал новые правила, которые, с его точки зрения, позволяют женщине играть на равных с мужчиной. По этим правилам мужчина должен подавать чуть ли не от фона, а счёт ведётся, как и в пинг-понге, до двадцати одного и так далее. Старый Ван-Аллен уговорил руководство Бекнемского клуба провести небольшой турнир по его правилам. Я хотела побольше наиграться перед Уимблдоном и согласилась участвовать в этом турнире вместе с австралийкой Гурлей, американками Хуган, Мартинес и несколькими игроками с Ямайки. Это была скорее забава, чем теннис, но Ван-Аллен, вручая мне медаль за победу, многозначительно приговаривал: «Вот видите, видите, моя система позволяет женщине наконец победить мужчину...». 33 — «А судьи кто?» «И судил нас мой самый счастливый судья — рижанин Антшмит. Грузный, невозмутимый Антшмит ещё в 57-м году, когда я играла в Риге спартакиаду школьников и встретилась в финале с одной латышской девочкой, за которую все болели, конечно, очень помог мне своей доброжелательной беспристрастностью. Я почти никогда не разговаривала с Антшмитом, достаточно мне было увидеть на вышке его невозмутимое лицо, и я сразу же успокаивалась, как бы ни трудна была предстоящая встреча. Говоря о судьях, я не могу не вспомнить одну забавную историю, которая началась в Бекнеме ещё в 1958 году, когда я впервые приехала в Англию. Мне очень нравилось, что в первые дни Бекнемского турнира меня объявляли: «Мисс Дмитриева». И вдруг президент Бекнемского клуба милейший мистер Маккалам, руководимый самыми наилучшими побуждениями, нашёл некую даму, которая знала несколько русских слов и которая решила объявлять меня на русский манер: «Энна Дмитриева». Вокруг сплошные «мисс», и лишь я «Энна». Нет, этого я ей простить не могла. А эта дама, старательно переводила мне счёт с английского на русский и беспрестанно ободряюще улыбалась, не скрывая своей убеждённости, что без неё я бы погибла, но теперь я могу играть спокойно — она свято исполнит свой долг. Она судила меня и в Бекнеме, и в Уимблдоне. И в этот год, и в последующие. Я уже свободно объяснялась по-английски, но она по-прежнему с великим старанием — её крупное лицо при этом дёргалось от напряжения — переводила мне счёт. Я уже вздрагивала, едва услышав её голос. Так она опекала меня лет пять, пока курьёзный случай не вынудил её отказаться от теннисного судейства и возвратиться к частной жизни. Она судила мужчин на задней линии третьего корта в одной шестнадцатой финала Уимблдона. Встреча закончилась. Ушли и судьи и игроки, а она продолжала сидеть у задней линии — заснула. Фоторепортёры отсняли её во всех ракурсах, и моя опекунша была скомпрометирована. Она тщётно доказывала, что уснула от усталости, что судьи на этот раз были, как никогда, перегружены, а я, сочувствуя ей, в то же время тихо благодарила судьбу...». 34 – «Как кадры в кино» «Для типичного профессионала корты меняются, как кадры в кино. Он даже не задумывается, где играет сегодня: во Франции или в Испании? Для него нет живых стран, а есть только корты: в одном случае — земляные, в другом — травяные. На одном турнире призы выше, на другом — ниже...». 35 — «… у меня двое детей. Они играют в игрушки, а я — в теннис...» «Эти три года я ходила на все турниры, которые игрались в Москве, хотя не могла себе объяснить вразумительно, зачем я прихожу на эти турниры. Игры я не смотрела. С кем-то о чём-то возбужденно разговаривала, делая вид, что мне совершенно неинтересно всё, что происходит на кортах, а пришла просто так — повидать друзей. Но все они были, естественно, заняты теннисом и только теннисом. Я же делала вид, что мне теннис больше неинтересен, но почему-то не уходила — всё это было ужасно глупо. И почему-то, придя на турнир, я сразу устремлялась в раздевалку, где девочки готовились к игре, а мне готовиться было не к чему, и я никому там была не нужна и всё-таки каждый раз зачем-то лезла в раздевалку. До сих пор не могу понять, как это я решилась поехать в Тбилиси. Но какое удивительное ощущение я испытала, когда, как и все, вошла в раздевалку тбилисского стадиона «Динамо», чтобы переодеться перед игрой! Я думала, женщине проще расстаться со спортом, чем мужчине. Я дважды пыталась это сделать. И вот у меня уже двое детей. Они играют в игрушки, а я по-прежнему — в теннис...». Редакция «Чемпионата» поздравляет Анну Владимировну Дмитриеву с днём рождения, желает ей крепкого здоровья, семейного счастья и благополучия, а также вдохновлять своим отношением к теннису ещё не одно поколение.