Спецпроект «Прости, советский спорт»: как теннисистки Лариса Савченко и Наталья Зверева в 1991 году выиграли Уимблдон

Эту победу советские теннисисты ждали долгие годы. И в 1991 году Лариса Савченко и Наташа Зверева всё-таки завоевали уимблдонский трофей!

Уимблдон всегда был самым непростым турниром «Большого шлема» для отечественных теннисистов. Неудивительно, что в одиночном разряде представители России выиграли на кортах Всеанглийского клуба лаун-тенниса и крокета лишь однажды, когда в 2004 году юная Мария Шарапова взяла верх над Сереной Уильямс. Но первыми нашими игроками, поднявшими над головой трофей знаменитого Уимблдона, были Лариса Савченко и Наталья Зверева, в 1991-м – в последний год СССР – одолевшие в финале самого престижного теннисного турнира первых номеров посева Джиджи Фернандес и Яну Новотну – 6:4, 3:6, 8:6.

В рамках спецпроекта «Прости, советский спорт» «Чемпионат» попросил Ларису Савченко вспомнить, что значила для неё та победа, что она помнит о событиях 30-летней давности, которые произошли на кортах знаменитого Уимблдона.

— Честно вам сказать, вспоминается то время уже с трудом. Может быть, потому что всё-таки мы были из Советского Союза. Скорее всего, нам даже не говорили ничего такого особенного, чтобы это запомнилось. Всё проходило, как проходило. Ощущения были сумасшедшие, скорее, даже от самого участия в Уимблдоне. Это же просто магическое место, сама атмосфера особая и возникает, как только туда попадаешь. Вы знаете, у меня были впечатления просто от бабушек, от людей, которые там работали в раздевалках. Ты как будто попадаешь в другой мир. Вот честно. Это даже не классика, а какое-то вознесение всего этого места. Вроде бы и обычная ситуация, но она тебя заставляет вести себя и общаться по-другому. Вот это ощущение у меня осталось от этих раздевалок, от этого всего, от этой истории, которая там написана. Для меня это было особенно ценно. — И это отношение у вас осталось на все эти годы? — Не совсем. Конечно, потом, когда я уже стала тренером и ездила с игроками, это всё ощущалось по-другому. Потому что ты по-другому им всё преподносишь. То есть тогда, в то время нам со Зверевой не рассказывали, что мы достали с небес какую-то звезду или ещё что-то там сверхъестественное совершили. Ну просто – вы молодцы, отлично выступили, всё хорошо! И всё же был момент, когда Ольга Васильевна (Морозова – в то время тренер Савченко и сборной СССР. – Прим. «Чемпионата») нас приучила иметь уважение к старшим. Мы их не так хорошо знали, но именно там мне почему-то хотелось всем говорить: «Hi!» Знаете, какое-то странное там ощущение, когда ты там находишься как игрок.

— Помните, как складывался тот финал? — Подробности, конечно, я уже не помню. Но поскольку я сама через это всё прошла, то потом всё время объясняла игрокам, что на «Больших шлемах» турнир начинается с полуфинала и финала. Всё что до этого было – это отдельный турнир. А полуфиналы и финалы – это отдельный. Не знаю почему, но как-то в Париже и Австралии было намного легче. Я там тоже играла пару, миксты. Но атмосфера на Уимблдоне другая. Здесь над тобой висит какая-то невероятная ответственность. На тебя смотрит весь теннисный мир, который тебе даёт какую-то историческую меточку. Ты как-то проносишь это через себя. И когда ты в финале, ты понимаешь, что это и есть история… И потом, когда я ещё пошла посмотрела на стендах на все эти фамилии, отметившиеся в истории Уимблдона … Это, конечно, тогда меня сильно впечатлило. — Кто тогда был с вами в команде? Как распределялись обязанности? Кто вас вёл? — Не было никакого распределения. Ну, кто нас вёл? Ольга Васильевна была старшим тренером. Сначала был Евгений Поздняков, ещё папа Наташи подключался иногда. Но так, чтобы вести, как сейчас ведут игроков, у нас такого не было. То есть мы готовились все вместе, кто попадал на турнир – тоже ехали все вместе, с нами был тренер. А так, чтобы нас кто-то готовил, не было такого. Но Ольга Васильевна – это единственный человек, которая с нами была.

— Какие-то необычные поздравления, допустим от соперниц, которых вы победили, или ещё от кого-то, вам запомнились? Всё-таки это награждение так величественно обставлено. — Я не знаю, это наше поколение такое, или просто нас не приучили к этому, но мы без каких-то либо восторгов воспринимали победу. Ну, мы выиграли, да. Мы стояли, нас поздравляли. Конечно, вся эта атмосфера чувствовалась. Единственное, когда мы стояли с Наташей, когда уже было награждение, у меня появился мандраж. И я ей говорю: «Вот это да!» Она отвечает: «Что «да»? Так мы же уже отыграли». А я именно тогда первый раз ощутила, что значит то, что мы сделали. Если сравнить те моменты, когда я работала с игроками, и они выигрывали – то у нас всё-таки как-то по-другому всё было. То есть когда ты тренер и ты прошла это всё, естественно, я хотела, чтобы игроки это запомнили, чтобы у них осталась память об этом событии. А вот тогда – не было у нас такого. Понятно, что мы как-то поулыбались. Но вообще ситуация на Уимблдоне очень серьёзная. Там нереально быть на награждении какой-то развязанной истории. Там же королевские особы выходят. Потом – да. Близкие, люди, которые возле тебя, друзья. Они, конечно, все постарше меня были, тебе объясняют: «Ну ты понимаешь, чего ты добилась?» — «Ну, конечно, понимаю». Но «понимаю» — это приходит только со временем. Не было у нас обозначено это событие – что мы что-то особенное сделали. То же самое было и с «Ролан Гаррос» (В 1989 году. – Прим. «Чемпионата»). Мы когда выиграли, мы прилетели в Москву, и я даже не поняла, что мы что-то там выиграли. — Когда-то потом, попозже, вы прочувствовали, что выиграли для Советского Союза первый титул на Уимблдоне во всех разрядах? — Ну когда-то со временем. Может даже не очень много времени прошло. Моё окружение и мои друзья – они как-то мне это всё обозначали. Но не было такого, чтобы я чувствовала всё время, что я чемпион Уимблдона. Нет. Это только в конце карьеры, когда ты заканчиваешь, тебе ещё раз об этом напоминают, тебя благодарят, и вот только тогда ты начинаешь понимать, что так и есть. У меня больше отложилась сама атмосфера, просто понимание того, что именно это история. Все имена чемпионов, которые там висят на стендах… Все самые известные теннисные люди пытаются с тобой как-то говорить… Они говорят перед финалом, что надо делать – как надо выйти, как надо правильно всё сделать. Они говорят и после финала об этом. И всё это тихо, всё так спокойно. Какая-то такая особая аура.

— Может помните, какая погода была? Как прошло утро перед финалом? — Нет, это я, конечно, уже не вспомню. Какая там погода? Там всё время дожди! Я помню, что когда мы играли микст, это было вообще в понедельник. Две недели турнира уже прошли, и мы ничего не сыграли. И мы финал проводили только на третьей неделе в понедельник. Такое было. — А на уимблдонский Бал чемпионов вы тогда попали? — Нет, мы не попали. Я не знаю, почему – то ли мы уже улетали, то ли тогда представителей парного разряда не приглашали, а туда шли только одиночки – юношеские и взрослые. Я бы такое событие уж точно запомнила, если бы была на балу.

— В том 1991 году вы получили звание Заслуженного мастера спорта. Помните, после какого это было момента? Именно после Уимблдона? — Нет, я такой момент не помню. Тогда в Советском Союзе это приходило по очереди, и, наверное, моё время пришло. Понятно, что надо было что-то выиграть. Но я не помню, когда это было. — То есть одной победы на «Ролан Гаррос»-1989 было недостаточно? — Да, надо было заслужить. — В то время СССР доживал последние месяцы. Андрей Чесноков очень активно боролся за то, чтобы получать заработанные призовые, Наташа Зверева подключилась к этой борьбе. В том 1991 году вам выдали призовые за победу на Уимблдоне? Или их и тогда отбирали? — Отбирали. Конечно. Это было несправедливо. Там ещё подключался и папа Зверевой, и мы просили оставить хоть 30% призовых. Мы долго боролись. Эта вся история была очень долгая. Но с Уимблдона мы ничего не получили! — Но вы успели себе что-то купить на суточные? Что-то на память? — (Смеётся.) Да-да. Суточные были «хорошие». Тогда ещё все виды спорта шутили: «Вот, большой теннис! У них по 25 долларов суточные, а у нас всего по 5». Это мне баскетболисты рассказали. На самом деле, я старалась с каждого выигранного турнира что-то покупать и привозить. В Советском Союзе это было понятно как – откладываешь эти суточные и что-то в итоге покупаешь. На Уимблдоне, конечно, много сувенирных магазинчиков, но в деревне есть магазинчики, где всё это продаётся подешевле. И вот оттуда я купила себе ракеточку. Она, конечно, не золотая. Просто милая такая ракеточка. Там знак Уимблдона и с цепочкой. Оставила себе такой сувенир. И так с каждого турнира старалась что-то себе привезти на память. — Когда вручают этот переходящий приз, вам же должны были дать копию. Осталась она у вас? — Да, конечно. Они же потом производят гравировку. Ты отдаёшь им этот большой приз, и они в течение часа наносят фамилию и отдают тебе копию. — А ваши собственные дети занимаются теннисом? — Мои дети – нет. Они научились играть. Но я отошла от этого. Я сказала им: «Если нравится, то вперёд». Дочка остановилась, потому что у неё заболели колени. И потом сказала: «Мама, ты знаешь, это как-то не то…». Я не возражала. Сын тоже научился, но чисто для себя.

— Чем они сейчас увлекаются? — Дочка рисует, поёт. Сейчас такое состояние, которое называется «Боремся со школой в онлайне». Ну и сын, понятно, любит компьютеры, разбирается, сидит там что-то копается. К сожалению, эта жизнь, которая выпала сейчас детям, и моим тоже, когда всё закрыто. Нечем толком заняться. Сидят что-то делают. — Где вы сейчас живете, работаете? Чем занимаетесь? — Я уже 4 года работаю в Киеве в большой академии MTA, где теннис – основное направление. Много детей, профессиональный уровень, с бассейнами и тренажёрами. Там я работаю. — Какого возраста дети? — В Pro Team у меня возраст начинается от 13 лет. Все кто с 13 лет и выше – они все у меня. Бывает по 12 – 15 человек. В 2019 году Даша Снигур выиграла юношеский Уимблдон. Это как раз моя ученица!