Новый лидер сборной России по бобслею Ростислав Гайтюкевич: чемпионат мира, любовь к скорости, отношение к Губерниеву
Ростислав Гайтюкевич ещё пять лет назад не имел к бобслею никакого отношения. Сейчас он – первый номер сборной России. Как так?
Ростислав Гайтюкевич ворвался в российский бобслей настолько внезапно, что его победа на чемпионате России в двойках стала, пожалуй, самым удивительным отечественным событием последних лет в этом виде спорта. Бывший легкоатлет стремительно стал скелетонистом, потом – разгоняющим в бобслее, а затем – пилотом. И не просто пилотом, а главным российским кандидатом на олимпийскую медаль Пекина-2022.
Как такое возможно, почему бобы стоят сотни тысяч евро и должен ли Губерниев комментировать бобслей – обо всём этом Ростислав и рассказал.
«Не могу себе позволить просто покататься»
— Ростислав, что вы делаете в Сочи? — 2 апреля здесь, на олимпийской трассе «Санки», стартовал чемпионат России по бобслею и скелетону. Мы приехали за неделю до официальных стартов, чтобы настроить технику и привыкнуть к трассе. Это заключительный старт в сезоне, у нас так всегда и бывает – открываем и закрываем сезон в России. Для тех, кто не выезжает за рубеж на соревнования, это главный старт года. Что касается меня, то чемпионат России – отличная возможность отточить и попробовать то, что не могу себе позволить на международных стартах.
— Неужели нет задачи добиться результата? — Конечно, есть. Она всего одна — выиграть и подтвердить свой класс. Я не могу себе позволить приехать на чемпионат России, чтобы просто покататься. Тем более следующий сезон – олимпийский, он начнётся раньше обычного, поэтому не будет времени, чтобы вкатываться. Я не люблю больших перерывов в соревновательной практике.
— Уже есть календарь олимпийского сезона? — Да, он только появился. Самое главное — уже в октябре мы едем в Китай, на олимпийскую трассу. Это очень рано. Сначала мы просто покатаемся, а потом там будет Кубок мира, они обязаны его провести. Ну а так ничего необычного – Кубок мира, в рамках одного этапа в Швейцарии пройдёт и чемпионат Европы.
— Когда пройдёт олимпийский отбор и каковы его критерии? — Конкретики нет, пока всё только на словах. 7 апреля состоится тренерский совет, на котором будут обсуждаться в том числе и задачи на следующий сезон, и варианты формирования сборной.
«Было страшно, но классно»
— Сейчас вы – первый номер сборной России, хотя всего пять лет назад и не думали ни о каком бобслее. Как так получилось? — Я с детства занимался спортом, перепробовал разные виды, хотя речь не шла о каких-то серьёзных занятиях – просто хотелось попробовать как можно больше всего. Потом переехал из Беларуси в Королёв, и так получилось, что у меня появились лыжи – обычные беговые. Вот тут я пропал. Катался каждый день, мог без остановки гонять по пять-шесть часов и получал огромное удовольствие. Я приехал из небольшого города Ганцевичи, там не было возможности взять и купить пластиковые лыжи, а в Королёве с этим не было никаких проблем. Потом мне предложили поучаствовать в школьных соревнованиях, и я, конечно же, согласился. И выиграл с большим отрывом, чего, понятное дело, не ожидал. Возможно, для других ребят такие тренировки были в тягость, для меня – точно нет. У меня не было компьютера, зимой были лыжи, а летом – мяч.
— Но в бобслей-то вы перешли из лёгкой атлетики… — В нашу школу пришли тренеры, они набирали группу. Им кто-то сказал, что есть тут один перспективный парень, который ни в каких спортивных школах не занимается. Ну и взяли меня в лёгкую атлетику. Сначала я ничем не выделялся. Честно говоря, от природы у меня не было ярких качеств, кроме, пожалуй, упорства. Потом начал ездить в Москву на соревнования, втянулся постепенно.
Но потом мой тренер передал меня в группу к другому тренеру, у которого были ребята, бегающие средние дистанции. Он сказал, что мне тоже нужно бегать средние дистанции. В принципе мне это подходило, даже результаты неплохие появились, на сборы ездил, правда, за свои деньги. Тогда ни о каких зарплатах речи не шло, в основном помогала мама. Я уже тогда был в училище олимпийского резерва, но начал замечать странную вещь: всегда находились ребята, которые зимой мне проигрывали, а потом летом бах – и обгоняют меня. Причём серьёзно обгоняют, прямо в одну калитку уделывают. Сначала я переживал, что работы делаю много, а толку от нее – мало, а потом я понял, что честно залезть выше сложно. Нужен либо более грамотный тренер, либо надо перейти на тёмную сторону. Я этого не хотел. Знал, что мне это точно не подходит и ушёл.
— В бобслей? — Нет, в скелетон (улыбается). Один тренер сказал, что ищут народ в скелетон. Я подумал, а почему бы и нет. Сразу понравилось! Было страшно, но классно, хотя мной никто особо не занимался. Наверное, поэтому я и решил попробовать в бобслее – разгоняющим. Вроде бы логично для легкоатлета, но я уже тогда хотел стать пилотом. И удача, что мой тренер Семён Макаров видел во мне пилота и всячески помогал идти в этом направлении. А идти было, мягко говоря, непросто.
— Расскажите об этом. — Я – молодой, никому не известный спортсмен, разгоняющий. Кто мне вот просто так даст пилотировать? Хорошо, что удалось пробиться, получить свой шанс. И в 2018 году на сборах на контрольных прокатах я на двойке вдруг занял четвёртое место, проиграв лишь трём на тот момент лучшим пилотам сборной России. А я ещё в статусе юниора. Думаю, ну вот и показал себя, все видят мой потенциал, теперь-то дорога в сборную открыта. Но не тут-то было…
— Что случилось? — Внезапно оказалось, что для отбора мне нужно ещё и на четвёрке проехать, хотя изначально не было такого требования. А я на ней никогда не ездил, вообще. Это же, по сути, вообще другое пилотирование, другая машина. Тренеры мне сочувствуют, но ничего сделать не могут. Говорят, ну если бы ты хотя бы доехал до финиша в трёх заездах, всё равно на каком месте, то прошёл бы отбор. Ну а мне отступать некуда, да я и не собирался. Начинаю искать боб, договариваюсь с ребятами – вечером мне перезванивают и отказываются. С другими договариваюсь – та же ерунда. С грехом пополам сумели взять боб в аренду, так тут другая беда – разгоняющих нет. Двух парней смогли уговорить, и уже перед заездами один из тренеров согласился меня разгонять. Хотя в тренерском штабе говорили, мол, ну куда он, только ребят травмирует. Но ничего – проехали все нужные заезды, я совершенно честно заработал свою квоту и поехал на Кубок Европы самым счастливым человеком на планете. Никто уже и слова не сказал против.
«В Альтенберге по-настоящему мужская трасса»
— Расскажите, как пилот рулит бобом? Что там у вас за устройство. — Да оно достаточно простое. Есть ось, на которой крепятся два держателя конька. У них стоят два таких рога, к ним привязаны тросы. За эти тросы мы тянем вправо и влево, в зависимости от поворотов и необходимости. Так что никаких сложных механизмов и кнопок нет.
— Если всё так просто, почему такая разница в пилотировании двойки и четвёрки? — Четвёрка намного тяжелее, два человека плюсом — это уже в среднем 200 кг, плюс сам боб тяжелее на 40 кг. Если ошибиться с траекторией, двойку ещё можно как-то выправить, но если ты ошибся в четвёрке, то уже сложно что-то сделать. Четвёрка не прощает ошибок, там гораздо выше скорости. Буквально пара сантиметров влево или вправо могут отделить пилота от успешного прохождения виража до полного переворота.
— Ваш тренер говорит, что вы готовы стать лидером сборной. Готовы? — Раз тренер говорит, значит, готов (улыбается).
— В феврале в Германии прошёл чемпионат мира. Судя по результатам, ваше выступление вряд ли можно назвать успешным. Так ли это? — Я занял 13-е место в двойке и 6-е место в четвёрке. Конечно, в двойке хотелось бы добиться большего, но элементарно не хватило наката на этой трассе. Все сборные в этом сезоне там много катались, а у нас там не было ни одного сбора. Я больше надеялся на двойку, но лучше получилось именно в четвёрке. И тут всё просто: те несколько тренировочных и соревновательных заездов в двойках и дали мне необходимую информацию о трассе. И вот с этим опытом в четвёрках мне было уже намного легче. Я понял, какие должны быть траектории, какие сложности в виражах. Могу смело сказать, что шестое место – это большее, на что я рассчитывал в четвёрках.
– Но при этом вы ставили конкретную задачу показать себя на разгоне, чтобы как минимум быть не хуже лидеров мирового бобслея… – Да, была такая задача, но ее мы не выполнили ни в двойке, ни в четвёрке. Не получилось показать то, что хотели. Тренеры сборной согласны с тем, что были допущены ошибки и с подведением к старту, и с выбором экипажа, и с каким-то общим настроем. Вроде были силы, всё делали правильно, но стартом я недоволен.
– Может быть, дело в конкретной трассе? – Мы на всех трассах до этого бежали быстро. Обычно был второй-третий старт, порой даже к первому вплотную приближались. А здесь – пятый-шестой. Это совсем не то. Думаю, надо разбираться в летней подготовке.
— Какие трассы вам больше нравятся? — Мне очень импонирует трасса в Альтенберге, это по-настоящему мужская трасса, где выбрасывается огромное количество адреналина. В Швейцарии замечательная трасса. Это единственная трасса в мире, которая сделана не из искусственных материалов, а реально из снега. Плюс там всегда отличное настроение и классные скорости. И люблю нашу трассу в Сочи — она очень скоростная, большие длинные виражи, плавные входы.
«Гонка технологий, прямо как в Формуле-1»
— Хороший боб стоит сотни тысяч долларов. Почему он такой дорогой? — Новые бобы сделаны из плюс-минус одних и тех же материалов. Разница в технологиях, кто-то что-то придумывает всё время. Цена складывается из-за того, что идёт соревнование в скорости боба. Тот, у кого она больше, старается продать подороже, и цены в результате растут. Конечно, и материалы стоят недёшево. Бобслей – это своего рода закрытый клуб, технологии есть только у отдельных фирм и специалистов. Это не как конвейер на автомобильный фабрике, это штучный товар, такая зимняя Формула-1.
— Шпионская война с коньками закончилась? — Международная федерация бобслея и скелетона несколько раз меняла правила. В своё время наш вид спорта стал менее зрелищным как раз из-за того, что в Германии использовали нелегальный материал для напыления коньков. В итоге выигрывали одни немцы. Кому это интересно? После 2005 года начали регламентировать коньки. Я общаюсь с ребятами из сборной Германии, которые рассказывают, что у них накоплены колоссальные знания по конькам. Это всё делается, пробуется, тестируется. Когда мы видим, что кто-то из немцев вдруг очень быстро проехал, то это не случайность. Это всё тысячу раз отработано у них. Плюс очень строго сейчас регламентированы сами бобы. Так что это гонка технологий, прямо как в Формуле-1. Там у всех одинаковые объёмы двигателя, но почему-то «Мерседес» едет немного быстрее. Так и у нас.
– Но немцы опять в одну калитку выиграли чемпионат мира… – Да, сказалась и домашняя трасса, и правильная настройка. У немцев, так скажем, диапазон настроек гораздо шире. У нас, к сожалению, механик – это человек, который чинит то, что сломалось. А у них механик – это человек, который полностью отвечает на настройку боба. Я за весь сезон менял только коньки и всё. А у них настраивается всё: жёсткость конька, боба, рулевого. Когда я предлагаю что-то поправить, мне говорят, мол, да мелочь это. А там нет мелочей. Одна мелочь даёт чуть-чуть, друга, третья, да ещё и Фридрих старт выигрывает – и всё это складывается в большой отрыв. Лучшие технологии, самый быстрый старт, отличная езда – а что ещё нужно?
«За плечами стоят люди, на которых можно положиться»
– Сравните подготовку легкоатлета и пилота. – Схожесть в том, что и тому, и другому нужно пахать. Я считаю, что пилот должен работать как минимум так же, как и разгоняющие, а лучше — больше. А что касается разницы, то у легкоатлета должна быть лёгкость. Он должен быть заряженным и быстрым, но ему не нужно передвигать по дистанции ничего, кроме своего тела. Нам же её нужно толкать боб. Так что у нас более силовой бег, при подготовке мы больше работаем с «железом». Кроме того, легкоатлеты не гонятся за весом: весит спринтер 70-80 килограмм – и хорошо. 85 – это уже тяжёлый спортсмен. А у нас 93-95 килограмм – это ещё лёгкий. Поэтому у нас и работа с собственным весом немного другая.
– Сколько должен весить экипаж? Лучше, когда он легче или тяжелее? – Вообще, есть строгие рамки. «Четвёрка» вместе с экипажем должна весить 630 кг. Естественно, «четвёрка», которая весит 630, покатится с горки быстрее, чем, например, 590. Поэтому можно утяжелить боб. Но тут есть такой момент: если сами спортсмены тяжелее, то им, во-первых, легче что-то сдвигать с места, а во-вторых, и сама техника у них легче. Когда мы были полегче, то на Кубках Европы загружали боб до 248 кг, а сейчас толкаем только 215 кг. И эта разница чувствуется.
Отсюда и размышления: лучше пробежать побыстрее или загрузить побольше? На длинных трассах вес, конечно, нужен, чтобы и воздух продавливать, и трассу, так скажем, раскатывать. Но, конечно, лучше всегда по весу быть под максимальным пределом: 625-628 кг – вообще идеально.
– Как вы стали атлетом Red Bull? Что это значит для вас? – Я шёл к этому больше года. Это многое даёт: чувствуется, что ты являешься частью большой, знаковой команды. Я люблю экстремальные виды спорта, поэтому всегда смотрю всякие X-Games, фристайлы, лыжи, сноуборды, и обращал внимание на ребят в экипировке Red Bull, думал, как же это круто. Но тогда не было мыслей о том, что я могу частью этой команды. А вообще это здорово, потому что ты понимаешь: за плечами стоят люди, на которых ты можешь положиться, которые тебе помогают. Я вот в этом году столкнулся с определёнными трудностями, и мне очень быстро помогли. У меня друг – скелетонист Никита Трегубов – намного раньше попал в эту систему и говорил мне: «Это очень крутые ребята, они никогда не бросят, всегда поддержат». Так что это большая возможность для развития и меня, и моего вида спорта в целом.
– У вас высшее образование – магистратура РГУФК. Зачем? И что планируете с ним делать? – Это для себя. Я столкнулся с тем, что сейчас очень мало тренеров, которые идут в ногу со временем. У нас достаточно хороших тренеров старой школы, но спорт всё-таки развивается, появляются новые технологии, новые методики. Моё направление – «Спорт высших достижений». И я уже много лет сам себе составляю тренировочные планы, сам себя развиваю. В этом году подготовку до начала сезона я проходил не в сборной, а отдельно. Мы с моим личным тренером посчитали, что такой подход принесёт лучшие результаты.
– Ну это сейчас, а после завершения карьеры? Тренерство? Может быть, президенство? – Президентство – не знаю. А вот тренерство – возможно. Я же тренирую себя и свою девушку, и мы показываем неплохие результаты. Может быть, потому что неплохо тренирую. А может быть, потому что не отдыхаю, а занимаюсь любимым делом всегда. Есть же такое, что когда люди с обычной работы уезжают в отпуск, то говорят, мол, всё, буду лежать, отдыхать, ничего не буду делать. У меня такого нет. Я даже если отдыхаю, мне хочется какой-то физической активности.
А если вернуться к вопросу о будущем, то о тренерской деятельности я пока не думаю вообще. Вся моя работа, все навыки и знания я использую для себя, чтобы стать быстрее, выше и сильнее.
«Бобслею не помешают эмоции Губерниева»
– Что думаете о конфликте соцсетей и спортсменов? Сейчас доходит уже до запретов на пользование телефонами во время сборов и соревнований. Есть ли такая проблема? – Лично я очень мало времени уделяю соцсетям. Если я ушёл на тренировку, даже звонить мне бесполезно, на два часа я пропал – телефон даже не достаю. Но в то же время я понимаю, что нашему виду спорта нужна огласка, медийность. В соцсетях нужно показывать нашу работу. В нашем виде спорта есть множество моментов, которые люди просто не видят – это интересно освещать. Те же тренировки: многие люди, наверное, думают: а чего тут сложного – толкнул да сел. Может, они вообще всю неделю пиво пьют, а в выходные выступают на соревнованиях. Так что нужно показывать, как мы работаем. Но я, к своему стыду, во всём этом отстаю. Если я тренируюсь, то не могу думать ни о чём другом. Может быть, это, конечно, и хорошо. Я бы сказал, что всё должно быть в меру: и тренировки, и медийность, без перегибов. Есть и в бобслее люди, которые всегда сидят в телефоне. Но конкретно в нашем виде спорта запрещать соцсети нельзя.
– Хотели бы вы, чтобы на Олимпиаде бобслей комментировал Дмитрий Губерниев? – Наверное, да (смеётся). Это очень эмоциональный человек, который, кстати, ко мне хорошо относится. Нашему виду спорта не помешают эмоции Дмитрия.
– А как же мнение о том, что Губерниев не комментирует сам спорт, а исключительно хайпует на спортсменах и их «грязном белье»? – Трудно сказать. Но раз комментатор знает про тебя что-то такое, что тебе не нравится, и рассказывает об этом, значит, ты сам что-то сделал неправильно. Наверное, если ты знаешь, что вчера человек, допустим, в бане отдыхал, а сегодня проиграл гонку, то тяжело сдержаться и не сказать этого. Надеюсь, я сам не буду давать поводов говорить о чём-то таком, что мне не нравится, вне спорта.
– Есть ли у вас друзья в других видах спорта? – Про Никиту Трегубова я вспоминал уже…
– А если совсем другие виды спорта? – Тогда, наверное, нет. Слежу за Лёшей Ловчевым – нашим тяжелоатлетом. Футбол, хоккей – нет. Мне интересно смотреть за людьми, как личностями.
– Футбол и хоккей даже не смотрите? – Хоккей ещё могу посмотреть, результаты какие-то узнать, но речь только о сборной. О том, что смотрят все, даже тяжело будет разговор поддержать. Зато смотрю русский бильярд и экстремальные виды спорта, включая Формулу-1, – вот это очень интересно. Раньше мне очень нравилось смотреть НБА – знал все команды. Сейчас слежу уже не так пристально. Может, быть времени не хватает.
«На мотоцикле я заряжен в кожу как полуброневик»
– В жизни скорость любите? – Да. Мне, наверное, и десяти лет не было, а я у себя на родине в Беларуси уже на мотоцикле гонял. Даже и не знаю, как мы выжили: тогда же ни шлемов не было, ничего. Слава богу, что всё хорошо. Сейчас у меня тоже есть мотоцикл, простой, классический. Но скорость очень люблю.
– 150 км/ч на мотоцикле и в бобе – где страшнее? – В бобе. На мотоцикле ты, как правило, едешь по широкой дороге. Даже если это одна полоса, то это всё равно широко. В бобе – стенки, и скорость от этого кажется только выше. Плюс на мотоцикле я в кожу «заряжен», как полуброневик. А в бобе в простом комбинезоне ты ощущаешь весь ветер, вибрации. В мотоцикле от твёрдого покрытия меня отделяет резина с воздухом, а тут лупишь на коньках прямо по льду. В мотоцикле нет давления в 5-6G.
– То есть, хорошо, что бобы не едут больше 150 километров в час? – Да, однозначно хорошо. Хотя рекорд точно больше. В Ванкувере Пьер Людерс, кажется, 156 ехал. Хотя, может быть, его официально и не засчитали.
– Есть ли спортсмены, вдохновляющие вас? Или, может быть, пересматриваете видео великих спортивных событий? – Есть, конечно. Тройной прыжок Джонатана Эдвардса, например. Сколько смотрю – так и не могу понять, как у него получается. Это человек-машина просто! Прыжок в длину Карла Льюиса: 8,94 в прямые ноги – что это?! Феноменальный прыгун Иван Педросо — как это можно не смотреть? А в волейболе мне нравится легендарный кубинец Леонель Маршалл, который над сеткой по пояс выпрыгивает. Помню забег Юрия Борзаковского, который с последнего места на Олимпийских играх прорвался на первое – очень много раз смотрел. Прыжки Мутаза Баршима. Бои Майка Тайсона. Я люблю смотреть на людей, которые в своём виде спорта были лучшими и что-то находить для себя, подмечать.
– На что тратите свободное от спорта время? – Раньше я много времени тратил на свои машины в гараже. У меня была БМВ E34 в очень хорошем состоянии. Я вообще люблю доводить технику до идеала, чтобы всё работало как часы. У меня были машины, которым по 30 лет, но я мог в них уверенно сесть и проехать тысячу километров. Мотоциклы тоже очень люблю. Всё обслуживание – сам. По книжке, аккуратно, до совершенства. На это мне не жалко времени, которого, правда, становится всё меньше.
– Олимпийские игры – это для вас мечта, цель или просто очередная ступень в вашей карьере? – Это цель. Цель, к которой я иду. И нет ничего важнее этой цели. Мечтать можно о чём угодно, но лучше не мечтать, а делать. Наша команда делает – идёт к этой цели.
– Что лучше – одно золото Пекина или два серебра? – Однозначно одно золото. Главное – победа.
